Никогда.
— Замечательно! — неохотно отозвался Криспин.
— И это еще не все, — продолжала Софи, словно не замечая недовольного тона Криспина. — Дон Альфонсо всегда получает за свои деньги то, что хочет.
Криспин не ответил ей, только тихо улыбнулся своим мыслям, перебирая в кармане золотые. Он тоже получил за свои деньги то, что хотел. И даже более того.
Теплый ветерок залетал в комнату через открытое окно и слегка шелестел страницами книги, которую изучала Софи. Она боялась зажечь свечу и обнаружить свое присутствие в кабинете лорда Гросгрейна на верхнем этаже его дома, поэтому села поближе к окну, чтобы можно было разобрать написанное при скудном лунном свете.
Когда они вернулись в Сандал-Холл, Криспин сказал, что должен уйти по важному делу и дон Альфонсо сопровождать его не сможет. Он приготовился услышать протест Софи, но против ожидания она не стала с ним спорить.
Софи ждали собственные дела. Как только Криспин ушел, она покинула Сандал-Холл, перешла через улицу, перелезла через боковую стену Гросгрейн-Плейс, примыкавшую к «Курятнику», и через окно забралась в кабинет лорда Гросгрейна. Софи хотела отыскать то, что могло стать поводом для шантажа крестного. В кабинете он хранил важнейшие бумаги, и, пожалуй, только эту комнату во всем доме он воспринимал как свою собственную. Здесь они с крестным сначала раз в неделю, потом реже встречались, чтобы обсудить проблемы управления компанией «Ливеридж холдингз». Здесь они виделись в последний раз, когда он попросил у нее этот злосчастный чек. Здесь он упомянул про Феникса.
Перед их последней встречей они не виделись с лордом Гросгрейном шесть недель. За несколько месяцев до смерти он стал молчаливым и замкнутым. И расточительным. Листая его бухгалтерские книги, Софи поняла, что он попросил у нее чек на двенадцать сотен фунтов не только потому, что не хотел ставить на нем свое имя, но и потому, что у него попросту не было таких денег. Каким-то образом ему удалось потратить целое состояние за очень короткий срок.
Софи догадывалась об этом и раньше, когда просматривала его бухгалтерские записи. Они с Эмми и Октавией не раз ломали голову над тем, какие новшества и улучшения в хозяйстве Гросгрейн-Плейс могут стоить тысячу фунтов, если на управление королевскими дворцами требуется сумма в десять раз меньшая. Софи вернулась сюда, чтобы, еще раз просмотрев записи, понять, куца уходили деньги крестного, и, может быть, найти ключ к разгадке его убийства.
Впрочем, была и еще одна причина ее тайного визита в этот дом: Софи искала у крестного защиты и совета. Она пришла в это безопасное, укромное место, чтобы подумать о Криспине и привести в порядок свои мысли, веря в то, что мудрость и уравновешенность крестного, которыми была пропитана атмосфера его кабинета, помогут ей в этом. Вот почему Софи так легко согласилась отпустить Криспина одного. Ей нужно было время, чтобы побыть наедине с собой и поразмыслить над теми странными, захватывающими чувствами, которые он заставлял ее испытывать.
Софи прикусила губу, вспомнив, что произошло утром — она шепотом призналась Криспину в любви. Раньше она не могла себе представить, что способна сказать кому-то такие слова. Это случилось само собой, помимо ее воли и разума. Но она не жалела об этом. Напротив, это радовало ее, но вместе с тем и пугало.
Она понимала, что и речи быть не может о том, чтобы Криспин испытывал к ней такие же чувства. Граф Сандал был самым известным холостяком не только в Англии, но и в Европе. И если он вернулся сюда с целью жениться наконец на какой-нибудь знатной даме, то ее он, конечно, в расчет не принимал. Да и сама она не была уверена, что хотела бы выйти за него замуж. Она давно дала себе слово никогда не выходить замуж, потому что считала, что люди вступают в брак только по материальным соображениям. Сама же она относилась к браку иначе. Она уж скорее согласилась бы быть любовницей графа Сандала, чем потерять свою независимость и стать его женой.
И вдруг Софи поняла, что обманывает себя. Нет, она не хотела за него замуж. То, чего она хотела, было несравнимо больше и в то же время меньше, чем брак. В глубине души она мечтала о том, чтобы Криспин полюбил ее. Те мгновения, когда он говорил, что счастлив с ней рядом, были для нее едва ли не дороже мгновений физической близости с ним. В эти минуты для нее открывался новый мир, мир наслаждения без стыда, страстного желания без страха, близости без порока.
Она больше не понимала, кто такая Софи Чампьон, чего она хочет. Все, во что она верила раньше, после встречи с Криспином стало сомнительным. Аксиомы, которыми она привыкла руководствоваться в жизни, оказались ложными. Чувство к Криспину сделало ее в чем-то слабее, а в чем-то она ощущала себя более сильной; вместо опустошенности пришло ощущение полноты жизни. Она хотела стать его частью, поделиться с ним своими мечтами, рассказать ему всю правду о себе. Но что-то останавливало ее всякий раз, когда она готова была открыться ему. И сейчас, в спокойной тишине кабинета крестного, она поняла, что это было. Она не была уверена, что может ему доверять.
Вернее, что ему следует доверять. Софи посмотрела вокруг, словно надеясь увидеть какой-нибудь знак, намек, указание, которое помогло бы ей разрешить сомнения.
Но ничего похожего в кабинете не оказалось. Она была предоставлена самой себе, как и десять лет назад, перед тем как поселилась в доме лорда Гросгрейна. Долгие годы он потратил на то, чтобы сделать ее сильнее, научить доверять себе, своим чувствам. Софи знала, что никто не может принять решение вместо нее. Она сама должна сделать это.
Растревоженная воспоминаниями, навеянными кабинетом крестного, Софи поднялась, чтобы уйти. Она провела здесь несколько часов, было уже за полночь, и Криспин мог вернуться в любую минуту. Софи расставила книги по местам, любовно погладив кожаные переплеты, и вылезла в окно. Стараясь не шуметь, она соскользнула с подоконника и взялась рукой за шпалеру, по которой забралась в кабинет. Решетка густо поросла жасмином, плети которого заглушали звуки и позволяли удобнее схватиться за переплет. Софи начала осторожно спускаться, стараясь делать это как можно быстрее, чтобы ее темный силуэт не заметили на серой гранитной стене дома. Одно окно было освещено, и Софи, пробираясь мимо, не удержалась и заглянула внутрь.
Констанция, полностью обнаженная, с распущенными волосами, сидела в кресле, обращенном к окну. Перед ней на коленях стоял мужчина. Его голова была на уровне лица Констанции, потом опустилась ниже, к груди, и, наконец, по настоянию самой Констанции, оказалась у нее между ног. Она изогнулась навстречу губам любовника, и Софи представила себе, что она сейчас чувствует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— Замечательно! — неохотно отозвался Криспин.
— И это еще не все, — продолжала Софи, словно не замечая недовольного тона Криспина. — Дон Альфонсо всегда получает за свои деньги то, что хочет.
Криспин не ответил ей, только тихо улыбнулся своим мыслям, перебирая в кармане золотые. Он тоже получил за свои деньги то, что хотел. И даже более того.
Теплый ветерок залетал в комнату через открытое окно и слегка шелестел страницами книги, которую изучала Софи. Она боялась зажечь свечу и обнаружить свое присутствие в кабинете лорда Гросгрейна на верхнем этаже его дома, поэтому села поближе к окну, чтобы можно было разобрать написанное при скудном лунном свете.
Когда они вернулись в Сандал-Холл, Криспин сказал, что должен уйти по важному делу и дон Альфонсо сопровождать его не сможет. Он приготовился услышать протест Софи, но против ожидания она не стала с ним спорить.
Софи ждали собственные дела. Как только Криспин ушел, она покинула Сандал-Холл, перешла через улицу, перелезла через боковую стену Гросгрейн-Плейс, примыкавшую к «Курятнику», и через окно забралась в кабинет лорда Гросгрейна. Софи хотела отыскать то, что могло стать поводом для шантажа крестного. В кабинете он хранил важнейшие бумаги, и, пожалуй, только эту комнату во всем доме он воспринимал как свою собственную. Здесь они с крестным сначала раз в неделю, потом реже встречались, чтобы обсудить проблемы управления компанией «Ливеридж холдингз». Здесь они виделись в последний раз, когда он попросил у нее этот злосчастный чек. Здесь он упомянул про Феникса.
Перед их последней встречей они не виделись с лордом Гросгрейном шесть недель. За несколько месяцев до смерти он стал молчаливым и замкнутым. И расточительным. Листая его бухгалтерские книги, Софи поняла, что он попросил у нее чек на двенадцать сотен фунтов не только потому, что не хотел ставить на нем свое имя, но и потому, что у него попросту не было таких денег. Каким-то образом ему удалось потратить целое состояние за очень короткий срок.
Софи догадывалась об этом и раньше, когда просматривала его бухгалтерские записи. Они с Эмми и Октавией не раз ломали голову над тем, какие новшества и улучшения в хозяйстве Гросгрейн-Плейс могут стоить тысячу фунтов, если на управление королевскими дворцами требуется сумма в десять раз меньшая. Софи вернулась сюда, чтобы, еще раз просмотрев записи, понять, куца уходили деньги крестного, и, может быть, найти ключ к разгадке его убийства.
Впрочем, была и еще одна причина ее тайного визита в этот дом: Софи искала у крестного защиты и совета. Она пришла в это безопасное, укромное место, чтобы подумать о Криспине и привести в порядок свои мысли, веря в то, что мудрость и уравновешенность крестного, которыми была пропитана атмосфера его кабинета, помогут ей в этом. Вот почему Софи так легко согласилась отпустить Криспина одного. Ей нужно было время, чтобы побыть наедине с собой и поразмыслить над теми странными, захватывающими чувствами, которые он заставлял ее испытывать.
Софи прикусила губу, вспомнив, что произошло утром — она шепотом призналась Криспину в любви. Раньше она не могла себе представить, что способна сказать кому-то такие слова. Это случилось само собой, помимо ее воли и разума. Но она не жалела об этом. Напротив, это радовало ее, но вместе с тем и пугало.
Она понимала, что и речи быть не может о том, чтобы Криспин испытывал к ней такие же чувства. Граф Сандал был самым известным холостяком не только в Англии, но и в Европе. И если он вернулся сюда с целью жениться наконец на какой-нибудь знатной даме, то ее он, конечно, в расчет не принимал. Да и сама она не была уверена, что хотела бы выйти за него замуж. Она давно дала себе слово никогда не выходить замуж, потому что считала, что люди вступают в брак только по материальным соображениям. Сама же она относилась к браку иначе. Она уж скорее согласилась бы быть любовницей графа Сандала, чем потерять свою независимость и стать его женой.
И вдруг Софи поняла, что обманывает себя. Нет, она не хотела за него замуж. То, чего она хотела, было несравнимо больше и в то же время меньше, чем брак. В глубине души она мечтала о том, чтобы Криспин полюбил ее. Те мгновения, когда он говорил, что счастлив с ней рядом, были для нее едва ли не дороже мгновений физической близости с ним. В эти минуты для нее открывался новый мир, мир наслаждения без стыда, страстного желания без страха, близости без порока.
Она больше не понимала, кто такая Софи Чампьон, чего она хочет. Все, во что она верила раньше, после встречи с Криспином стало сомнительным. Аксиомы, которыми она привыкла руководствоваться в жизни, оказались ложными. Чувство к Криспину сделало ее в чем-то слабее, а в чем-то она ощущала себя более сильной; вместо опустошенности пришло ощущение полноты жизни. Она хотела стать его частью, поделиться с ним своими мечтами, рассказать ему всю правду о себе. Но что-то останавливало ее всякий раз, когда она готова была открыться ему. И сейчас, в спокойной тишине кабинета крестного, она поняла, что это было. Она не была уверена, что может ему доверять.
Вернее, что ему следует доверять. Софи посмотрела вокруг, словно надеясь увидеть какой-нибудь знак, намек, указание, которое помогло бы ей разрешить сомнения.
Но ничего похожего в кабинете не оказалось. Она была предоставлена самой себе, как и десять лет назад, перед тем как поселилась в доме лорда Гросгрейна. Долгие годы он потратил на то, чтобы сделать ее сильнее, научить доверять себе, своим чувствам. Софи знала, что никто не может принять решение вместо нее. Она сама должна сделать это.
Растревоженная воспоминаниями, навеянными кабинетом крестного, Софи поднялась, чтобы уйти. Она провела здесь несколько часов, было уже за полночь, и Криспин мог вернуться в любую минуту. Софи расставила книги по местам, любовно погладив кожаные переплеты, и вылезла в окно. Стараясь не шуметь, она соскользнула с подоконника и взялась рукой за шпалеру, по которой забралась в кабинет. Решетка густо поросла жасмином, плети которого заглушали звуки и позволяли удобнее схватиться за переплет. Софи начала осторожно спускаться, стараясь делать это как можно быстрее, чтобы ее темный силуэт не заметили на серой гранитной стене дома. Одно окно было освещено, и Софи, пробираясь мимо, не удержалась и заглянула внутрь.
Констанция, полностью обнаженная, с распущенными волосами, сидела в кресле, обращенном к окну. Перед ней на коленях стоял мужчина. Его голова была на уровне лица Констанции, потом опустилась ниже, к груди, и, наконец, по настоянию самой Констанции, оказалась у нее между ног. Она изогнулась навстречу губам любовника, и Софи представила себе, что она сейчас чувствует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86