Вглядываясь в темноту, он не мог различить своего противника, но интуитивно чувствовал опасность. Кабальеро поспешно схватил изящную шпагу с серебряной рукоятью, украшенной шелковыми кистями.
— Кто здесь? — спросил он.
— Зорро. Если не ошибаюсь, у нас остались кое-какие незаконченные дела… — произнес Диего, выходя из темноты.
Монкада не дал ему закончить фразу. Он бросился вперед со страшным, полным ненависти криком, готовый разорвать врага на куски. Зорро уклонился от удара с ловкостью тореро, развернув плащ, словно мулету, в два грациозных прыжка отскочил в сторону и застыл в живописной позе: одна рука на эфесе шпаги, другая на бедре, прямая спина, отважный взгляд и белозубая улыбка над тонкой линией усиков. Он вытащил шпагу неторопливо, давая понять, что перспектива убить человека совершенно его не радует.
— Гнев — плохой помощник в поединке, — заметил Зорро.
Отразив три прямых удара и один боковой выпад, юноша отступил назад, и противник недолго думая вновь бросился на него. Зорро вскочил на стол и, почти танцуя, принялся уклоняться от клинка Монкады. Он подпрыгивал, делал умопомрачительные пируэты, но неизменно отражал удары противника с такой силой, что от скрестившихся лезвий летели искры. Наконец он соскочил со стола и принялся перепрыгивать со стула на стул, а Монкада преследовал его, все сильнее пылая яростью. «Берегите себя, такие упражнения вредны для сердца», — глумился Зорро. Время от времени юноша исчезал во тьме, но, вместо того чтобы использовать преимущество для подлого удара, неизменно выныривал за спиной у противника, свистом предупреждая о своем появлении. Монкада прекрасно владел шпагой, но гнев застилал ему глаза. Он готов был задушить этого негодяя, презревшего закон и посмевшего смеяться в лицо власть имущим, своими руками. Монкада должен был убить подлого щенка до того, как тот отнимет у него самое дорогое: права и привилегии, принадлежавшие ему от рождения. Поединок продолжался в том же духе: один нападал, ведомый слепой яростью, другой отражал удары с издевательской легкостью. Всякий раз, когда Монкада уже готов был пригвоздить Зорро к стене, тот делал изящный пируэт и уворачивался. Осознав, что проигрывает, Монкада громко позвал на помощь, и Зорро понял, что игру пора заканчивать. В три прыжка он подскочил к двери и запер ее на два оборота ключа, не прерывая схватки. Потом он внезапно перехватил шпагу левой рукой, на несколько мгновений повергнув соперника в замешательство. Зорро снова прыгнул на стол, ухватился за огромную железную люстру, так и оставшуюся в гостиной после грандиозной перестройки дома, раскачался и обрушился на Монкаду вместе с железным монстром и градом из ста пятидесяти свечей. Прежде чем Монкада понял, что произошло, он оказался на полу, а в горло ему упирался клинок противника. В этот момент дверь рухнула под яростными ударами, и в комнату ворвались полдюжины вооруженных мушкетами солдат. (По крайней мере, в устах Диего эта история звучала именно так. Проверить правдивость этого нет никакой возможности, так что придется поверить ему на слово, хотя одним из немногих недостатков Зорро числится привычка приукрашивать рассказы о собственных подвигах. Однако вернемся в гостиную.) Среди солдат был и сержант Гарсия, которого бесцеремонно вырвали из объятий сна. Сержант прибежал в одних подштанниках, но успел нахлобучить на растрепанную голову форменное кепи. Кое-кто поскользнулся на разлетевшихся по полу свечах и потерял равновесие. Один солдат случайно выстрелил. Пуля просвистела в нескольких дюймах от головы Рафаэля Монкады и угодила в висевший над камином портрет королевы Изабеллы, пробив великой правительнице глаз.
— Осторожней, недоумки! — завопил Монкада.
— Смотрите не убейте своего командира, ребята! — учтиво заметил Зорро.
Сержант Гарсия не верил своим глазам. Он готов был поставить собственную бессмертную душу, что разбойник в маске нашел свой конец на острых камнях под обрывом, однако Зорро воскрес, словно Лазарь, вернулся в гасиенду и поверг на землю самого Монкаду. Положение было просто чудовищным, но в животе у сержанта отчего-то разливалось приятное тепло, будто он пил горячий шоколад. Опомнившись, Гарсия приказал солдатам отступить, что оказалось не так-то просто, поскольку им мешали разбросанные повсюду свечи, а как только все до единого покинули комнату, запер дверь на ключ.
— Ваш мушкет и саблю, сержант, — попросил Зорро самым любезным тоном.
Гарсия повиновался с подозрительной поспешностью, а потом отошел к дверям и застыл, сложив руки на груди; если бы не подштанники, его можно было бы счесть воплощением идеальной военной выправки. Невозможно было понять, то ли он с тревогой наблюдает за происходящим, готовый в любую минуту прийти на помощь командиру, то ли просто наслаждается забавным зрелищем.
Зорро велел Рафаэлю Монкаде подойти к столу и прочесть вслух бумагу, которую он пытался заставить подписать Диего. Это было признание в государственной измене и преступном намерении добиться независимости Калифорнии. Такое преступление каралось смертью и конфискацией всего имущества. Признание было составлено безупречно, не хватало только подписи. Судя по всему, Монкада не добился ее от дона Алехандро и решил попытать счастье с младшим де ла Вегой.
— Неплохо придумано, Монкада. Но смотрите, здесь еще остается пустое место. Возьмите-ка перо и приготовьтесь написать небольшой диктант, — приказал Зорро.
Рафаэль Монкада нехотя написал под диктовку признание в присвоении сокровищ короны и использовании рабского труда индейцев.
— А теперь подпишите.
— Я не стану это подписывать!
— Это еще почему? Признание написано вашей рукой, и все это чистая правда. Подписывайте! — велел человек в маске.
Рафаэль Монкада бросил перо и попытался встать на ноги. Один взмах шпаги Диего, и на шее у негодяя, прямо под левым ухом, появилась маленькая буква Z. Из груди Монкады вырвался ужасный стон боли и гнева. Он поднес руку к ране, и пальцы его немедленно окрасились кровью. Острие шпаги уперлось в яремную вену Рафаэля, и твердый, безжалостный голос его врага произнес, что, если кабальеро не удосужится поставить свою подпись на счет три, его придется убить. Раз… два… и… Монкада подписал документ, накапал на лист бумаги свечного воска и прижал к нему перстень с фамильной печатью. Дождавшись, пока высохнут чернила и остынет воск, Зорро попросил Гарсию засвидетельствовать подпись Монкады. Толстяк неторопливо, словно растягивая удовольствие, расписался, сложил документ и протянул его человеку в маске, даже не пытаясь скрыть счастливую улыбку. Зорро спрятал бумагу у себя на груди.
— Отлично, Монкада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106