Мальчик закричал от испуга и от боли в сломанных ребрах, к горлу его вновь подступила тошнота, и он почти потерял сознание. «Диего! Слава богу!» — произнес голос падре Мендосы. Почувствовав знакомый запах старой сутаны и прижавшись к колкой небритой щеке, Диего окончательно потерял самообладание и разрыдался, как малое дитя. Потом его стошнило.
Падре Мендоса перевез оставшихся в живых в миссию Сан-Габриэль. Рехину и мальчика, скорее всего, забрали пираты, хотя ничего подобного в Калифорнии раньше не случалось. Все знали, что в других морях флибустьеры берут заложников, чтобы получить за них выкуп или продать в рабство, но на калифорнийском побережье о таких ужасах даже не слыхивали. Падре не знал, что скажет Алехандро де ла Веге. С помощью двух других францисканцев, живущих в миссии, он постарался облегчить участь раненых и утешить тех, кто пережил нападение. На следующий день ему предстояло отправиться в Лос-Анхелес, чтобы похоронить мертвых и составить представление о разрушениях. Однако предчувствие заставило измученного священника остаться, чтобы еще раз осмотреть дом. В сотый раз проходя по выгоревшим коридорам, он наткнулся на Диего.
Рехина выжила. Падре Мендоса завернул ее в одеяла, положил в свой разбитый фургон и отвез в миссию. Не было времени звать Белую Сову, потому что Рехина слабела на глазах, а из глубокой раны продолжала сочиться кровь. При свете нескольких свечей миссионеры залили рану ромом, затем промыли ее и щипцами, сделанными из согнутой проволоки, извлекли острие пиратского кинжала, застрявшее в кости ключицы.
Потом рану прижгли раскаленным железом. Рехина кусала кусок дерева, как во время родов. Диего затыкал уши, чтобы не слышать глухих стонов матери, придавленный стыдом и чувством вины за то, что так бездарно истратил сонный напиток, который мог бы избавить Рехину от страданий. Боль матери была для мальчика самым страшным наказанием за то, что он украл магическое снадобье.
Когда с Диего сняли рубашку, оказалось, что все его тело от шеи до паха превратилось в сплошной лиловый синяк. Убедившись, что у мальчика сломано несколько ребер, падре Мендоса изготовил ему корсет из бычьей кожи, и поврежденные кости вскоре срослись. Бернардо никак не мог исцелиться, он пострадал намного сильнее, чем Диего. Несколько дней мальчик был словно окаменевший, с остановившимся взглядом и насмерть сжатыми зубами, так что пришлось прибегнуть к помощи воронки, чтобы накормить его маисовой кашей. Бернардо помогал хоронить убитых пиратами людей и не пролил ни единой слезинки, когда опускали в могилу гроб с телом его матери. Он не говорил уже несколько недель, и Диего, ни на мгновение не оставлявший друга, не мог растормошить его, как ни пытался. Вскоре стало очевидно, что мальчик навсегда потерял голос. Индейцы сказали, что он проглотил язык. Падре Мендоса заставлял Бернардо полоскать горло причастным вином с пчелиным медом, мазал ему гортань борной кислотой, накладывал на шею согревающие пластыри, кормил больного молотыми жуками. Поскольку ни одно из подобных средств не дало результата, священник решил прибегнуть к экзорцизму. Раньше падре никогда не приходилось изгонять бесов, он не чувствовал в себе призвания к столь опасному делу, но ждать помощи было неоткуда. Чтобы найти экзорциста, уполномоченного инквизицией, надо было отправляться в Мехико, и миссионер решил, что это не стоит труда. Он внимательно изучил надлежащие тексты, попостился два дня и закрылся вместе с Бернардо в церкви, чтобы схватиться лицом к лицу с сатаной. Все было напрасно. Потерпев поражение, священник заключил, что от горя бедный малыш лишился рассудка, и вынужден был умыть руки. Препоручив Бернардо заботам одной неофитки, он вернулся к своим делам. Помимо управления миссией, падре Мендоса помогал жителям поселка оправиться от постигшего их несчастья и по требованию своего начальства в Мехико занимался неприятными бюрократическими процедурами, которые, несомненно, были самой тяжкой обязанностью его служения. На Бернардо махнули рукой, объявив его безнадежным идиотом, но тут в миссию вновь явилась Белая Сова и забрала мальчика к индейцам. Миссионер не возражал, потому что не знал, как помочь Бернардо, и втайне надеялся, что индейская магия окажется сильнее христианского экзорцизма. Диего страстно желал отправиться в индейскую деревню вместе с Бернардо, но не решился бросить мать; кроме того, он все еще носил корсет, и падре Мендоса не разрешал ему ездить верхом. Впервые со дня своего рождения братьям пришлось расстаться.
Убедившись, что язык Бернардо в целости и сохранности, Белая Сова объявила, что его немота не что иное, как проявление скорби. Мальчик не говорил, потому что не хотел. Знахарка понимала, что немая ярость, пожиравшая Бернардо, скрывает бездонный океан печали. Она не собиралась утешать его или лечить, потому что, по ее мнению, Бернардо имел полное право остаться немым, но научила его общаться с духом матери, различая ее голос в шуме ветра и пении птиц, и разговаривать с людьми при помощи знаков, которые индейцы использовали, когда вели торговлю. Кроме того, Бернардо освоил тростниковую флейту. Со временем он научился извлекать из этого простого инструмента звуки, удивительно похожие на человеческий голос. Едва Бернардо оставили в покое, он пробудился к жизни. Первым признаком выздоровления был неудержимый аппетит. Кормить ребенка насильно уже не было никакой нужды. Вторым признаком стала дружба с девочкой по имени Ночная Молния. Она была старше Бернардо на два года и носила такое имя, потому что появилась на свет во время ночной бури. Девочка была невысокой для своего возраста и необыкновенно подвижной. Она не придала немоте Бернардо никакого значения, превратилась в его верную спутницу и, сама того не желая, заменила ему Диего. Друзья расставались только на ночь, когда он отправлялся спать в хижину Белой Совы, а она возвращалась к своей семье. Придя на реку, Ночная Молния раздевалась донага и вниз головой бросалась в воду, а Бернардо старался отвернуться, чтобы не рассматривать голую подругу. Несмотря на юный возраст, он отлично помнил слова падре Мендосы о пагубных искушениях плоти. Бернардо прямо в одежде прыгал вслед за девочкой и удивлялся тому, что она плавает в холодной воде, как рыба, не уступая ему в выносливости.
Ночная Молния знала наизусть все легенды своего племени и не уставала рассказывать их, а Бернардо не уставал слушать. Голос девочки лился на душу Бернардо, как целебный бальзам, он внимал ей, очарованный, не давая себе отчета в том, что любовь начинает растапливать ледник его сердца. Он снова начал вести себя, как все мальчишки его возраста, хотя не говорил и не плакал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Падре Мендоса перевез оставшихся в живых в миссию Сан-Габриэль. Рехину и мальчика, скорее всего, забрали пираты, хотя ничего подобного в Калифорнии раньше не случалось. Все знали, что в других морях флибустьеры берут заложников, чтобы получить за них выкуп или продать в рабство, но на калифорнийском побережье о таких ужасах даже не слыхивали. Падре не знал, что скажет Алехандро де ла Веге. С помощью двух других францисканцев, живущих в миссии, он постарался облегчить участь раненых и утешить тех, кто пережил нападение. На следующий день ему предстояло отправиться в Лос-Анхелес, чтобы похоронить мертвых и составить представление о разрушениях. Однако предчувствие заставило измученного священника остаться, чтобы еще раз осмотреть дом. В сотый раз проходя по выгоревшим коридорам, он наткнулся на Диего.
Рехина выжила. Падре Мендоса завернул ее в одеяла, положил в свой разбитый фургон и отвез в миссию. Не было времени звать Белую Сову, потому что Рехина слабела на глазах, а из глубокой раны продолжала сочиться кровь. При свете нескольких свечей миссионеры залили рану ромом, затем промыли ее и щипцами, сделанными из согнутой проволоки, извлекли острие пиратского кинжала, застрявшее в кости ключицы.
Потом рану прижгли раскаленным железом. Рехина кусала кусок дерева, как во время родов. Диего затыкал уши, чтобы не слышать глухих стонов матери, придавленный стыдом и чувством вины за то, что так бездарно истратил сонный напиток, который мог бы избавить Рехину от страданий. Боль матери была для мальчика самым страшным наказанием за то, что он украл магическое снадобье.
Когда с Диего сняли рубашку, оказалось, что все его тело от шеи до паха превратилось в сплошной лиловый синяк. Убедившись, что у мальчика сломано несколько ребер, падре Мендоса изготовил ему корсет из бычьей кожи, и поврежденные кости вскоре срослись. Бернардо никак не мог исцелиться, он пострадал намного сильнее, чем Диего. Несколько дней мальчик был словно окаменевший, с остановившимся взглядом и насмерть сжатыми зубами, так что пришлось прибегнуть к помощи воронки, чтобы накормить его маисовой кашей. Бернардо помогал хоронить убитых пиратами людей и не пролил ни единой слезинки, когда опускали в могилу гроб с телом его матери. Он не говорил уже несколько недель, и Диего, ни на мгновение не оставлявший друга, не мог растормошить его, как ни пытался. Вскоре стало очевидно, что мальчик навсегда потерял голос. Индейцы сказали, что он проглотил язык. Падре Мендоса заставлял Бернардо полоскать горло причастным вином с пчелиным медом, мазал ему гортань борной кислотой, накладывал на шею согревающие пластыри, кормил больного молотыми жуками. Поскольку ни одно из подобных средств не дало результата, священник решил прибегнуть к экзорцизму. Раньше падре никогда не приходилось изгонять бесов, он не чувствовал в себе призвания к столь опасному делу, но ждать помощи было неоткуда. Чтобы найти экзорциста, уполномоченного инквизицией, надо было отправляться в Мехико, и миссионер решил, что это не стоит труда. Он внимательно изучил надлежащие тексты, попостился два дня и закрылся вместе с Бернардо в церкви, чтобы схватиться лицом к лицу с сатаной. Все было напрасно. Потерпев поражение, священник заключил, что от горя бедный малыш лишился рассудка, и вынужден был умыть руки. Препоручив Бернардо заботам одной неофитки, он вернулся к своим делам. Помимо управления миссией, падре Мендоса помогал жителям поселка оправиться от постигшего их несчастья и по требованию своего начальства в Мехико занимался неприятными бюрократическими процедурами, которые, несомненно, были самой тяжкой обязанностью его служения. На Бернардо махнули рукой, объявив его безнадежным идиотом, но тут в миссию вновь явилась Белая Сова и забрала мальчика к индейцам. Миссионер не возражал, потому что не знал, как помочь Бернардо, и втайне надеялся, что индейская магия окажется сильнее христианского экзорцизма. Диего страстно желал отправиться в индейскую деревню вместе с Бернардо, но не решился бросить мать; кроме того, он все еще носил корсет, и падре Мендоса не разрешал ему ездить верхом. Впервые со дня своего рождения братьям пришлось расстаться.
Убедившись, что язык Бернардо в целости и сохранности, Белая Сова объявила, что его немота не что иное, как проявление скорби. Мальчик не говорил, потому что не хотел. Знахарка понимала, что немая ярость, пожиравшая Бернардо, скрывает бездонный океан печали. Она не собиралась утешать его или лечить, потому что, по ее мнению, Бернардо имел полное право остаться немым, но научила его общаться с духом матери, различая ее голос в шуме ветра и пении птиц, и разговаривать с людьми при помощи знаков, которые индейцы использовали, когда вели торговлю. Кроме того, Бернардо освоил тростниковую флейту. Со временем он научился извлекать из этого простого инструмента звуки, удивительно похожие на человеческий голос. Едва Бернардо оставили в покое, он пробудился к жизни. Первым признаком выздоровления был неудержимый аппетит. Кормить ребенка насильно уже не было никакой нужды. Вторым признаком стала дружба с девочкой по имени Ночная Молния. Она была старше Бернардо на два года и носила такое имя, потому что появилась на свет во время ночной бури. Девочка была невысокой для своего возраста и необыкновенно подвижной. Она не придала немоте Бернардо никакого значения, превратилась в его верную спутницу и, сама того не желая, заменила ему Диего. Друзья расставались только на ночь, когда он отправлялся спать в хижину Белой Совы, а она возвращалась к своей семье. Придя на реку, Ночная Молния раздевалась донага и вниз головой бросалась в воду, а Бернардо старался отвернуться, чтобы не рассматривать голую подругу. Несмотря на юный возраст, он отлично помнил слова падре Мендосы о пагубных искушениях плоти. Бернардо прямо в одежде прыгал вслед за девочкой и удивлялся тому, что она плавает в холодной воде, как рыба, не уступая ему в выносливости.
Ночная Молния знала наизусть все легенды своего племени и не уставала рассказывать их, а Бернардо не уставал слушать. Голос девочки лился на душу Бернардо, как целебный бальзам, он внимал ей, очарованный, не давая себе отчета в том, что любовь начинает растапливать ледник его сердца. Он снова начал вести себя, как все мальчишки его возраста, хотя не говорил и не плакал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106