Ожидание зимы на этом забытом острове заставляло Пьера без передышки ловить рыбу, собирать дрова и охотиться, чтобы запастись на долгие бесплодные дни. Теперь все чаще небеса темнели и словно опускались под тяжестью дождевых туч. Огромные волны колотились в южный берег, угрожая прорвать барьер, защищающий озеро. Вой ветра и рокот волн раздражал, действовал на нервы и убавлял мужества поселенцам. Но хуже дождей были смерчи, которые поднимали в воздух тучи песка и кружили их, швыряя в лицо и ослепляя. В такие дни Пьер был вынужден оставаться в хижине и сидеть без дела. Он лежал с Маргерит, которой было тепло и спокойно в его объятиях, слушая завывания демонов, выживших колонистов де Лери, и думал о том, как защитить этих двух женщин и ребенка, которого Маргерит носила в своем теле.
До сих пор жизнь предлагала ему только приключения и определенную цель, к которой надо было стремиться, и он верил, что страх — это удел трусов. Но оказавшись лицом к лицу со стихией в этой титанической битве, он уже не знал, не был ли он сам трусом.
Каждый день по нескольку раз он взбирался на самую высокую дюну и искал среди океана паруса. Он сосредоточился на обещании Бомона и пытался верить, что вице-короля удастся убедить вернуться за ними. Если им придется ждать, пока Роберваль встретится с Картье!.. На вершине дюны он установил знамя, сшитое из тряпок Маргерит. Каждую ночь его в клочья раздирало ветром, и Пьер заменял его новым, пока даже Маргерит не сказала ему, что это было пустой тратой материи.
Бастин с одобрением наблюдала за его тревогой. Она одобряла его усиленные приготовления к зиме, новое выражение лица, сжатые губы и цель во взгляде.
— Он становится мужчиной, — говорила она Маргерит, — и перестает быть мальчишкой, приносящим одни неприятности.
Но Маргерит не слушала ее и делала все возможное, чтобы ослабить напряжение Пьера и развеять его страхи.
Однажды утром она вернулась в хижину с охапкой сена и застала Пьера за починкой их последнего знамени. Она бросила сено и подошла к нему. Он лишь взглянул на нее и продолжал работу. Тогда Маргерит взяла материю из его рук.
— Дорогой, — с упреком сказала она. — Ты разрываешь мое сердце.
— Я знаю. Но они должны приплыть… Когда Бомон расскажет.
— Давай не будем встречать их флагами, — твердо сказала Маргарет. — Не надо бояться зимы. Не надо бояться за меня. Я сильная, и я счастлива. Оставайся самим собой, любовь моя. У нас есть дом и еда, а Бог даст нам то, чего нам недостает. О, Пьеро, если они приплывут, то смогут снова разлучить нас.
Она скомкала кусок материи и швырнула его в угол.
— Как ты можешь так держаться? — удивленно спросил он.
— Я такая потому, что у меня есть ты. Отсюда и мое мужество, мой дорогой. Только благодаря тебе я имею так много.
Стены хижины были завешены холстами, сдерживавшими песок и ветер, сочившиеся в щели. Ковры из тюленьих шкур были толстыми и мягкими, но они часто промокали, так что их приходилось то и дело вытряхивать, очищая от песка, к немалому отвращению Бастин. Их постели, тоже из тюленьих шкур, казались теплы и удобны. Каждое утро на постели Пьера и Маргерит оставалось углубление — в том месте, где они лежали, слившись воедино. Пьер придумал заслонку для дымового отверстия, которую можно было открывать во время приготовления пищи — впрочем дымоход едва ли служил по назначению, потому что сильный ветер задувал дым обратно, заставляя всех троих кашлять. В морских раковинах они жгли тюлений жир, который тоже чадил и наполнял комнату сильной вонью. И все же в доме было тепло и уютно. Сучья можжевельника весело горели в костре, а стряпня Бастин распространяла по комнате великолепный аромат. Няня экспериментировала с растворами соленой воды для сохранения мяса и кипятила отвары из ягод, которые поглощали рыбный привкус, пропитавший все мясо, за исключением гусиного и, к удивлению, тюленьего. Тюленье мясо было особенно нежным и вкусным.
Пьер разделил амбар, сделав отдельные загоны для Первухи и ее сына Абеляри, названного так Пьером. Когда трава начала вять и желтеть, другие коровы, соблазненные запахами пищи и теплом обжитого дома, собирались вокруг хижины, но Бастин прутом прогоняла их. Они жалобно мычали, прося сена, но Бастин была неумолима.
— Раз они выжили до сих пор, то смогут пережить и эту зиму. Нашего сена хватит только на двоих, — холодно сказала она, обращаясь к огромному быку, следящему за ее прутом. — Было бы неплохо, если бы Пьер пристрелил тебя, пока ты не похудел. Стаду будет лучше без быка, а нам пригодится мясо.
Коптильня располагалась в конце амбара. Пьер приволок с разбитого корабля старый котел и наполовину закопал его в песок под дымовым отверстием. На его дне они разводили огонь, а мясо насаживали на палки и укладывали их на краях котла. Таким способом они коптили мясо тюленей и моржей, рыбу, угрей и птицу. Бастин была довольна их запасами. Судя по усиленной миграции животных, на острове должны были остаться только песцы.
Больше всего их беспокоили запасы топлива. Ветки можжевельника были тонкими и быстро сгорали, а коровий помет горел не лучшим образом. Как бы то ни было, после первого шторма Пьер обнаружил, что даже сильные ветра могут приносить пользу. Среди различных обломков, выброшенных на берег, погибших рыб и диковинной флоры, поднятой из глубин, ветвей неизвестных деревьев и обломков безымянной лодки он нашел огромный дуб с корнями и ветвями. Этот гигантский путешественник с далекой земли поднял их дух и обеспечил Пьера работой на несколько дней, пока он не разрубил весь дуб топором и не сложил дрова в амбаре за загоном Абеляра.
Приход осени был одновременно прекрасным и пугающим. Знакомый небосвод над дюнами изменился за одну ночь. Свирепые ветра подхватывали песок и швыряли его по острову так, что одни дюны вдруг уменьшались в размерах, а другие вырастали совершенно в другом месте. Их удивляло постоянство тех дюн, которые окружали хижины, но они были защищены с севера и запада более высокими дюнами, принимавшими на себя удары ветров. Было очевидно, что изменялись размеры только тех холмов, склоны которых не поросли травой и лозой. Дюны нависали над их головами, казались угнетающими, но теперь они защищали их.
Но самым запоминающимся было видение, представшее перед ними одной из сентябрьских ночей. Пьер ушел в амбар за дровами. Внезапно Бастин и Маргерит услышали его удивленный крик и поспешили на улицу. В дверях они остановились, пораженные увиденным. Озеро блистало, как зеркало, а берег и дюны светились ярким и чистым светом. Пьер показал рукой на небо над северными холмами. Столбы света струились в небо, разрывая мрак ночи, словно дороги в небеса. Пьер и Маргерит вскарабкались на дюны, чтобы отыскать место, откуда струился свет, но он терялся за изгибами земли далеко в северном море.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
До сих пор жизнь предлагала ему только приключения и определенную цель, к которой надо было стремиться, и он верил, что страх — это удел трусов. Но оказавшись лицом к лицу со стихией в этой титанической битве, он уже не знал, не был ли он сам трусом.
Каждый день по нескольку раз он взбирался на самую высокую дюну и искал среди океана паруса. Он сосредоточился на обещании Бомона и пытался верить, что вице-короля удастся убедить вернуться за ними. Если им придется ждать, пока Роберваль встретится с Картье!.. На вершине дюны он установил знамя, сшитое из тряпок Маргерит. Каждую ночь его в клочья раздирало ветром, и Пьер заменял его новым, пока даже Маргерит не сказала ему, что это было пустой тратой материи.
Бастин с одобрением наблюдала за его тревогой. Она одобряла его усиленные приготовления к зиме, новое выражение лица, сжатые губы и цель во взгляде.
— Он становится мужчиной, — говорила она Маргерит, — и перестает быть мальчишкой, приносящим одни неприятности.
Но Маргерит не слушала ее и делала все возможное, чтобы ослабить напряжение Пьера и развеять его страхи.
Однажды утром она вернулась в хижину с охапкой сена и застала Пьера за починкой их последнего знамени. Она бросила сено и подошла к нему. Он лишь взглянул на нее и продолжал работу. Тогда Маргерит взяла материю из его рук.
— Дорогой, — с упреком сказала она. — Ты разрываешь мое сердце.
— Я знаю. Но они должны приплыть… Когда Бомон расскажет.
— Давай не будем встречать их флагами, — твердо сказала Маргарет. — Не надо бояться зимы. Не надо бояться за меня. Я сильная, и я счастлива. Оставайся самим собой, любовь моя. У нас есть дом и еда, а Бог даст нам то, чего нам недостает. О, Пьеро, если они приплывут, то смогут снова разлучить нас.
Она скомкала кусок материи и швырнула его в угол.
— Как ты можешь так держаться? — удивленно спросил он.
— Я такая потому, что у меня есть ты. Отсюда и мое мужество, мой дорогой. Только благодаря тебе я имею так много.
Стены хижины были завешены холстами, сдерживавшими песок и ветер, сочившиеся в щели. Ковры из тюленьих шкур были толстыми и мягкими, но они часто промокали, так что их приходилось то и дело вытряхивать, очищая от песка, к немалому отвращению Бастин. Их постели, тоже из тюленьих шкур, казались теплы и удобны. Каждое утро на постели Пьера и Маргерит оставалось углубление — в том месте, где они лежали, слившись воедино. Пьер придумал заслонку для дымового отверстия, которую можно было открывать во время приготовления пищи — впрочем дымоход едва ли служил по назначению, потому что сильный ветер задувал дым обратно, заставляя всех троих кашлять. В морских раковинах они жгли тюлений жир, который тоже чадил и наполнял комнату сильной вонью. И все же в доме было тепло и уютно. Сучья можжевельника весело горели в костре, а стряпня Бастин распространяла по комнате великолепный аромат. Няня экспериментировала с растворами соленой воды для сохранения мяса и кипятила отвары из ягод, которые поглощали рыбный привкус, пропитавший все мясо, за исключением гусиного и, к удивлению, тюленьего. Тюленье мясо было особенно нежным и вкусным.
Пьер разделил амбар, сделав отдельные загоны для Первухи и ее сына Абеляри, названного так Пьером. Когда трава начала вять и желтеть, другие коровы, соблазненные запахами пищи и теплом обжитого дома, собирались вокруг хижины, но Бастин прутом прогоняла их. Они жалобно мычали, прося сена, но Бастин была неумолима.
— Раз они выжили до сих пор, то смогут пережить и эту зиму. Нашего сена хватит только на двоих, — холодно сказала она, обращаясь к огромному быку, следящему за ее прутом. — Было бы неплохо, если бы Пьер пристрелил тебя, пока ты не похудел. Стаду будет лучше без быка, а нам пригодится мясо.
Коптильня располагалась в конце амбара. Пьер приволок с разбитого корабля старый котел и наполовину закопал его в песок под дымовым отверстием. На его дне они разводили огонь, а мясо насаживали на палки и укладывали их на краях котла. Таким способом они коптили мясо тюленей и моржей, рыбу, угрей и птицу. Бастин была довольна их запасами. Судя по усиленной миграции животных, на острове должны были остаться только песцы.
Больше всего их беспокоили запасы топлива. Ветки можжевельника были тонкими и быстро сгорали, а коровий помет горел не лучшим образом. Как бы то ни было, после первого шторма Пьер обнаружил, что даже сильные ветра могут приносить пользу. Среди различных обломков, выброшенных на берег, погибших рыб и диковинной флоры, поднятой из глубин, ветвей неизвестных деревьев и обломков безымянной лодки он нашел огромный дуб с корнями и ветвями. Этот гигантский путешественник с далекой земли поднял их дух и обеспечил Пьера работой на несколько дней, пока он не разрубил весь дуб топором и не сложил дрова в амбаре за загоном Абеляра.
Приход осени был одновременно прекрасным и пугающим. Знакомый небосвод над дюнами изменился за одну ночь. Свирепые ветра подхватывали песок и швыряли его по острову так, что одни дюны вдруг уменьшались в размерах, а другие вырастали совершенно в другом месте. Их удивляло постоянство тех дюн, которые окружали хижины, но они были защищены с севера и запада более высокими дюнами, принимавшими на себя удары ветров. Было очевидно, что изменялись размеры только тех холмов, склоны которых не поросли травой и лозой. Дюны нависали над их головами, казались угнетающими, но теперь они защищали их.
Но самым запоминающимся было видение, представшее перед ними одной из сентябрьских ночей. Пьер ушел в амбар за дровами. Внезапно Бастин и Маргерит услышали его удивленный крик и поспешили на улицу. В дверях они остановились, пораженные увиденным. Озеро блистало, как зеркало, а берег и дюны светились ярким и чистым светом. Пьер показал рукой на небо над северными холмами. Столбы света струились в небо, разрывая мрак ночи, словно дороги в небеса. Пьер и Маргерит вскарабкались на дюны, чтобы отыскать место, откуда струился свет, но он терялся за изгибами земли далеко в северном море.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78