— Я знал… — он оборвал фразу. — Я хотел знать, что она здорова и в безопасности!
— Она мертва. Они оба мертвы. От чумы.
Воцарилось долгое молчание. Б глазах Турнона было понимание собственной вины, никаких слез, но он стал выглядеть намного старше.
Наконец Картье заговорил.
— Ты ответил маркизу. Может быть, теперь ответишь мне… об амуниции!
Турнон поднял голову.
— Да, давайте поговорим о Новом Свете.
Оказалось, что этот Новый Свет был довольно мрачным местом. Вождь Агона, приветствовавший Картье, вежливо спросил об отсутствующем Доннаконе, которого Картье не привез из Франции, но остальные туземцы проявили большую надменность и негодование. Их сдерживал только страх перед ружьями, а у колонистов не хватало снаряжения. Они построили форт и стены, они вырыли ров и несли постоянную караульную службу. Они стали заключенными в своей собственной крепости. Картье послал два корабля домой — рассказать об их бедственном положении и доложить, что великий вице-король не приплыл. И каждый день, зимой и летом, он ждал паруса, который восстановил бы его как губернатора Канады и избавил от положения безвластного заключенного, которого можно было легко уничтожить. Зима принесла все ту же губительную чуму, с черной рвотой, как и прежде. Только теперь Картье знал о корнях дерева, служившего лекарством, и он спас двести шестьдесят два человека из трехсот двадцати и прожил с ними суровую зиму под постоянной угрозой резни со стороны индейцев. С первой оттепелью Картье тайно собрал колонистов и ночью спустился с ними по реке, оставляя форт краснокожим.
Картье насмешливо слушал о превратностях судьбы Роберваля и Альфонса. Да, он привез золото. Он привез алмазы. Картье высыпал содержимое своего кожаного мешочка на стол, и вице-король призвал на помощь Всевышнего. Руда содержала золото, но его было трудно отделить. Дикари рассказывали Картье, что в устье великой реки были целые города из золота. Алмазы были сомнительной чистоты, но все же они куда-то годились и должны были быть оценены.
— Я повезу это королю, — коротко сказал Картье. — Он может решить, стоит ли нам снова пытаться или нет.
Лицо Роберваля было твердым.
— Это уже решено.
— И..?
— Как только мы пополним запасы провизии и воды, мы поплывем…
— В Шарлеруа? — Картье был полон презрения. — Ты думаешь, что сможешь добиться успеха там, где потерпели неудачу ветераны? Это ты-то со своими каторжниками сможешь подчинить дикарей и превратить лес в парк Фонтенбло? Кто покажет тебе чудесное дерево, когда твои колонисты будут умирать от чумы?
— Ты!
— О, нет!
— Ты вернешься с нами.
— Ты опоздал.
— Если бы я был здесь год назад, я бы не испугался кучки голозадых язычников и не сбежал бы ночью из построенного форта.
— Сбежал! — Картье повысил голос. — А чем бы ты защищал себя без пищи и снаряжения? Если бы ты приплыл в прошлом году, здесь еще до зимы не осталось бы ни одного колониста. Что касается моих людей, то они скорее предпочтут расстрел возвращению.
— Но они поплывут, если ты им прикажешь.
— Если я попрошу их, то поплывут, — гордо сказал Картье. Из малинового бархатного кармана Роберваль достал бумаги с печатью короля и Шабо. Он бросил их на стол перед Картье. Генерал не спеша поднял их и вскрыл печати своим кинжалом. Роберваль наблюдал за ним, пока он читал. Сам он видел эти бумаги, когда они были написаны. Они приветствовали Картье и желали ему здоровья и успеха. Они просили его следовать указаниям «нашего доброго друга»и «сделать все возможное для безопасности колонии и процветания Франции».
Турнон прочел письма вслед за Картье.
— Значит, вы хотите вернуться в колонию, которую мы оставили, чтобы построить там Новую Францию и заселить ее французами…
— Мы будем выполнять поручение короля, — сонно пробормотал Роберваль, потягивая вино.
По лицу Картье ничего нельзя было прочитать.
— Слушаюсь! — сказал он, кладя бумаги в карман.
— Теперь вы знаете, что делать…
Картье поклонился.
— Монсеньер… мэтр Альфонс… — он направился к двери и Турнон последовал за ним.
Когда они вышли на палубу, Турнон поймал Картье за руку.
— У нас есть амуниция, припасы, свежие колонисты. Теперь все будет по-другому.
Картье посмотрел на свои три корабля, на которых явно ощущался недостаток команды.
— Ты можешь просить их остаться еще не одну зиму… с ним во главе? — Турнон покачал головой. — А ты сам хочешь остаться? — спросил Картье.
— Я привязался ко всему этому, — просто сказал Турнон.
— Ты веришь ему… о его племяннице?
Турнон невидящим взглядом посмотрел на берег, потом снова на Картье.
— Он причастен к ее смерти. Я не знаю, как именно. Может быть, поэтому я и останусь с ним.
Они молча стояли некоторое время, глядя друг на друга. Картье привлек Турнона к себе и поцеловал в щеку.
— Друг мой, я сочувствую тебе.
— Я тоже буду сочувствовать себе, если все удастся, а тебя с нами не будет.
— Господь с тобою!
— Господь с тобою!
…Роберваля разбудил Альфонс.
— Монсеньер, выйдите на палубу и посмотрите.
Роберваль встал и вышел на палубу. В бледном свете раннего утра земля была черной, как мокрый бархат. Рыбачьи лодки уже поднимали паруса и направлялись к выходу из пролива, на который и показывал Альфонс. Роберваль не сразу сообразил, в чем дело. В заливе не было трех кораблей генерала.
— Его нет! — хрипло сказал Роберваль.
— Он уплыл, предоставив сцену героям, разве не так?
Роберваль схватился за перила.
— Это правда — то, что он сказал. Что мы будем делать без него?
Какой-то шум заставил обоих обернуться. За их спинами стоял Турнон, завернутый в одеяло, и сухо кашлял.
— Ты должен сделать все как надо. Это твое единственное спасение… когда король услышит рассказ Картье…
Роберваля затрясло от страха и ярости.
— Мерзавец! — заорал он. — Дезертир!
— Я с тобой, дядя, — сказал Турнон.
ГЛАВА 56
Маргерит встала на колени среди голубых лилий и посмотрела в пруд. Волнистая поверхность искажала ее отражение. Потом, когда вода успокоилась, она удивленно прикоснулась к потрескавшейся, огрубевшей коже в уголках глаз, где она морщилась, когда Маргерит, щурясь, смотрела на ослепительный снег и сверкающие море и песок. Она не нашла больше изменений в своей внешности, хотя в действительности никогда не обращала особого внимания на свою красоту. Это Бастин скорбно объявила, что зима украла у Маргерит самый драгоценный дар, которым только могла обладать женщина. Маргерит же много раз убеждалась, что не красота была самым драгоценным даром. А теперь, когда ее сокровищем стал Пьер, эта потеря ее вообще не волновала. Маменька права. Без зеркала невозможно заметить перемены, а глаза Пьера не давали верного отражения.
Она улыбнулась, и отражение обрело знакомые черты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Она мертва. Они оба мертвы. От чумы.
Воцарилось долгое молчание. Б глазах Турнона было понимание собственной вины, никаких слез, но он стал выглядеть намного старше.
Наконец Картье заговорил.
— Ты ответил маркизу. Может быть, теперь ответишь мне… об амуниции!
Турнон поднял голову.
— Да, давайте поговорим о Новом Свете.
Оказалось, что этот Новый Свет был довольно мрачным местом. Вождь Агона, приветствовавший Картье, вежливо спросил об отсутствующем Доннаконе, которого Картье не привез из Франции, но остальные туземцы проявили большую надменность и негодование. Их сдерживал только страх перед ружьями, а у колонистов не хватало снаряжения. Они построили форт и стены, они вырыли ров и несли постоянную караульную службу. Они стали заключенными в своей собственной крепости. Картье послал два корабля домой — рассказать об их бедственном положении и доложить, что великий вице-король не приплыл. И каждый день, зимой и летом, он ждал паруса, который восстановил бы его как губернатора Канады и избавил от положения безвластного заключенного, которого можно было легко уничтожить. Зима принесла все ту же губительную чуму, с черной рвотой, как и прежде. Только теперь Картье знал о корнях дерева, служившего лекарством, и он спас двести шестьдесят два человека из трехсот двадцати и прожил с ними суровую зиму под постоянной угрозой резни со стороны индейцев. С первой оттепелью Картье тайно собрал колонистов и ночью спустился с ними по реке, оставляя форт краснокожим.
Картье насмешливо слушал о превратностях судьбы Роберваля и Альфонса. Да, он привез золото. Он привез алмазы. Картье высыпал содержимое своего кожаного мешочка на стол, и вице-король призвал на помощь Всевышнего. Руда содержала золото, но его было трудно отделить. Дикари рассказывали Картье, что в устье великой реки были целые города из золота. Алмазы были сомнительной чистоты, но все же они куда-то годились и должны были быть оценены.
— Я повезу это королю, — коротко сказал Картье. — Он может решить, стоит ли нам снова пытаться или нет.
Лицо Роберваля было твердым.
— Это уже решено.
— И..?
— Как только мы пополним запасы провизии и воды, мы поплывем…
— В Шарлеруа? — Картье был полон презрения. — Ты думаешь, что сможешь добиться успеха там, где потерпели неудачу ветераны? Это ты-то со своими каторжниками сможешь подчинить дикарей и превратить лес в парк Фонтенбло? Кто покажет тебе чудесное дерево, когда твои колонисты будут умирать от чумы?
— Ты!
— О, нет!
— Ты вернешься с нами.
— Ты опоздал.
— Если бы я был здесь год назад, я бы не испугался кучки голозадых язычников и не сбежал бы ночью из построенного форта.
— Сбежал! — Картье повысил голос. — А чем бы ты защищал себя без пищи и снаряжения? Если бы ты приплыл в прошлом году, здесь еще до зимы не осталось бы ни одного колониста. Что касается моих людей, то они скорее предпочтут расстрел возвращению.
— Но они поплывут, если ты им прикажешь.
— Если я попрошу их, то поплывут, — гордо сказал Картье. Из малинового бархатного кармана Роберваль достал бумаги с печатью короля и Шабо. Он бросил их на стол перед Картье. Генерал не спеша поднял их и вскрыл печати своим кинжалом. Роберваль наблюдал за ним, пока он читал. Сам он видел эти бумаги, когда они были написаны. Они приветствовали Картье и желали ему здоровья и успеха. Они просили его следовать указаниям «нашего доброго друга»и «сделать все возможное для безопасности колонии и процветания Франции».
Турнон прочел письма вслед за Картье.
— Значит, вы хотите вернуться в колонию, которую мы оставили, чтобы построить там Новую Францию и заселить ее французами…
— Мы будем выполнять поручение короля, — сонно пробормотал Роберваль, потягивая вино.
По лицу Картье ничего нельзя было прочитать.
— Слушаюсь! — сказал он, кладя бумаги в карман.
— Теперь вы знаете, что делать…
Картье поклонился.
— Монсеньер… мэтр Альфонс… — он направился к двери и Турнон последовал за ним.
Когда они вышли на палубу, Турнон поймал Картье за руку.
— У нас есть амуниция, припасы, свежие колонисты. Теперь все будет по-другому.
Картье посмотрел на свои три корабля, на которых явно ощущался недостаток команды.
— Ты можешь просить их остаться еще не одну зиму… с ним во главе? — Турнон покачал головой. — А ты сам хочешь остаться? — спросил Картье.
— Я привязался ко всему этому, — просто сказал Турнон.
— Ты веришь ему… о его племяннице?
Турнон невидящим взглядом посмотрел на берег, потом снова на Картье.
— Он причастен к ее смерти. Я не знаю, как именно. Может быть, поэтому я и останусь с ним.
Они молча стояли некоторое время, глядя друг на друга. Картье привлек Турнона к себе и поцеловал в щеку.
— Друг мой, я сочувствую тебе.
— Я тоже буду сочувствовать себе, если все удастся, а тебя с нами не будет.
— Господь с тобою!
— Господь с тобою!
…Роберваля разбудил Альфонс.
— Монсеньер, выйдите на палубу и посмотрите.
Роберваль встал и вышел на палубу. В бледном свете раннего утра земля была черной, как мокрый бархат. Рыбачьи лодки уже поднимали паруса и направлялись к выходу из пролива, на который и показывал Альфонс. Роберваль не сразу сообразил, в чем дело. В заливе не было трех кораблей генерала.
— Его нет! — хрипло сказал Роберваль.
— Он уплыл, предоставив сцену героям, разве не так?
Роберваль схватился за перила.
— Это правда — то, что он сказал. Что мы будем делать без него?
Какой-то шум заставил обоих обернуться. За их спинами стоял Турнон, завернутый в одеяло, и сухо кашлял.
— Ты должен сделать все как надо. Это твое единственное спасение… когда король услышит рассказ Картье…
Роберваля затрясло от страха и ярости.
— Мерзавец! — заорал он. — Дезертир!
— Я с тобой, дядя, — сказал Турнон.
ГЛАВА 56
Маргерит встала на колени среди голубых лилий и посмотрела в пруд. Волнистая поверхность искажала ее отражение. Потом, когда вода успокоилась, она удивленно прикоснулась к потрескавшейся, огрубевшей коже в уголках глаз, где она морщилась, когда Маргерит, щурясь, смотрела на ослепительный снег и сверкающие море и песок. Она не нашла больше изменений в своей внешности, хотя в действительности никогда не обращала особого внимания на свою красоту. Это Бастин скорбно объявила, что зима украла у Маргерит самый драгоценный дар, которым только могла обладать женщина. Маргерит же много раз убеждалась, что не красота была самым драгоценным даром. А теперь, когда ее сокровищем стал Пьер, эта потеря ее вообще не волновала. Маменька права. Без зеркала невозможно заметить перемены, а глаза Пьера не давали верного отражения.
Она улыбнулась, и отражение обрело знакомые черты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78