Напротив, женщина пригласила его войти и позвала своего мужа — чернокожего посыльного, за которым следовал Сандоваль.
— Хинес, пришел тот самый сеньор! — крикнула женщина, словно Сандоваль уже не в первый раз был в этом доме. Это озадачило капитана, но он, подавив раздражение, не спешил положить конец явному недоразумению. Негр осторожно высунул голову из спальни и, увидев Сандоваля, переменился в лице. Он, впрочем, сразу же попытался сделать вид, что ничего не произошло, но ему не удалось провести испанца.
— Без сомнения, я не тот, кого вы ждали, — произнес Сандоваль.
— Я никого не ждал, сеньор, — почтительно отвечал ему негр, которого называли Хинесом.
— Может, и так, но здесь меня явно приняли за кого-то другого.
— Не понимаю, — пробормотал раб.
— Твоя жена обращалась со мной как со знакомым сеньором, и ясно, что она спутала меня с кем-то другим, — разъяснил Сандоваль.
— Ваша милость ошибается, я просто-напросто жалкий раб, и никакой знатный сеньор, такой как вы, никогда не ступал за порог моего дома, — поспешил уверить его раб, но его униженный тон показался Сандовалю неискренним.
— Ну ладно, — нетерпеливо произнес он, решительно направляясь к негру, — хватит играть в прятки. Ты только что передал письма некоему человеку в гавани. Говори, кто их тебе дал.
— Это был кабальеро, которого я никогда прежде не видел, — сказал раб, лицо которого от страха сделалось пепельным. Поистине, казалось невероятным, что негр может побледнеть от страха, но тем не менее именно так и было, и это еще одна из тех диковин, которыми изобилуют здешние земли.
Его испуг, бледность, дрожь в голосе и обильный пот, заструившийся по лицу, возбудили подозрения Сандоваля, который решил, что за всем этим что-то кроется — ведь если бы дело действительно обстояло так, как негр пытался это представить, то ему нечего было так пугаться; напротив, он мог бы с легкостью отвечать на вопросы, которые ему задавал знатный сеньор. Сандоваль приставил свою шпагу к горлу негра и произнес:
— Послушай-ка, если ты сейчас же не скажешь мне то, что я желаю услышать, то, боюсь, эта негритянка в два счета окажется вдовой.
Хинес, новообращенный христианин, который совсем недавно был привезен на Кубу с берегов Африки, был так напуган, что, задрожав, бросился на колени перед Сандовалем и стал умолять о пощаде:
— Ради Пресвятой Девы, ради ее Сына Иисуса, Господа нашего, ради всех святых, пожалейте меня, сеньор, я, право же, ни в чем не провинился! — И с испугу он с такой силой обхватил испанца за ноги, что тот чуть не упал.
Сандоваль, которого отнюдь не смягчила эта мольба ко всем силам небесным, из которых не были упомянуты разве что ангелы и архангелы, счел и это спектаклем, разыгрываемым перед ним хитрым негром, и потому, дернув Хинеса за воротник, велел ему прекратить вопли и повторил свой вопрос:
— Сейчас же говори, где тот человек, который передал тебе письма, и тогда не только спасешь себе жизнь, но и получишь пригоршню золотых. — Произнеся это, Сандоваль для вящей убедительности похлопал рукой по своей сумке.
При упоминании о золоте настроение раба заметно изменилось: хотя он стал христианином совсем недавно, но уже успел пропитаться алчностью и всеми пороками, которые влечет за собой эта постыдная страсть и которые, словно плевелы среди пшеницы, прорастают на каждом поле, засеянном божественным Сеятелем. Как известно, отделить эти плевелы от добрых злаков весьма нелегко, но, по счастью, святые братья Франсисканцы и доминиканцы без устали трудятся на ниве Господней, не ища ничего для себя и не ожидая наград. Печально, но сребролюбие пускает корни в душах тех индейцев и негров, что приняли святое крещение, и бесы овладевают их душой, заставляя их поклоняться ложным и кровожадным идолам, как это было и до признания ими власти истинного Бога и государя императора.
Однако прошу у благосклонного читателя прощения за это отступление и возвращаюсь к моему повествованию. Итак, Хинес, услышав посулы испанца, повел себя совсем по-другому и враз сделался весьма дружелюбным и смышленым собеседником.
— Я сказал вам правду — действительно неизвестный господин дал мне письма, чтобы я передал их некоему сеньору Киньонесу, и я выполнил его поручение, которое было совсем нетрудным и за которое он мне щедро заплатил.
— Как звали этого кабальеро?
— Он не назвал своего имени, но по его внешности и манерам было ясно, что он из знатных господ.
Сандоваль, учинив рабу подробный допрос, выяснил, что упомянутый кабальеро договаривался с Хинесом возле песчаной отмели в окрестностях Сантьяго, где негр занимался сбором хвороста.
— И у него была с собой котомка, — припомнил негр, — хотя он не был похож на путешественника, который направляется в город или в селение, при нем не было лошади, он просто прогуливался по отмели. Я смотрел ему вслед и заметил, что из-за деревьев навстречу ему вышел какой-то человек, которому он передал свою сумку. Дальше они пошли вместе, а потом я потерял их из виду.
Сандоваль дал рабу пару золотых монет и, не дослушав его велеречивых благодарностей, почти бегом устремился к тому месту, которое указал ему Хинес.
У капитана были сильные, хотя и несколько кривоватые ноги кавалериста, и потому он очень быстро добрался до песчаной отмели. Там было пустынно, к тому же уже смеркалось. На песке Сандоваль заметил следы, которые шли вдоль деревьев и уходили вдаль за поворот. Сандоваль пошел по следу, надеясь, что он приведет его к Тристану. За поворотом он увидел в море маленький ботик, который приближался к берегу, а на горизонте вырисовывался силуэт стоящей на якоре каравеллы. Сандоваль, укрывшись в спасительной сени деревьев, потихоньку подобрался поближе к тому месту, где мореплаватели должны были сойти на берег.
Некоторое время спустя возле того места, куда направлялся ботик, из-за прибрежных скал появился человек и замахал руками, привлекая внимание экипажа шлюпки. Сандоваль узнал Тристана и страшно встревожился, потому что ему пришло в голову, что тот собирается сесть на каравеллу и покинуть Кубу. Храбрый капитан, сохраняя присутствие духа, быстро принял решение: ему ничего не оставалось, кроме как попытаться немедленно задержать Тристана. Времени на размышления и колебания не было, океан был совсем рядом, и каталонец мог упорхнуть, как птица, бог весть куда — может быть, в Испанию, а может, в любую из множества гаваней на побережье Индий.
Шлюпка была от берега на расстоянии пушечного выстрела, когда Сандоваль осторожно приблизился к Тристану так, что тот даже не заподозрил, что он на берегу уже не один. Глаза каталонца были прикованы к шлюпке, и голос капитана, раздавшийся прямо над его ухом, заставил его вздрогнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— Хинес, пришел тот самый сеньор! — крикнула женщина, словно Сандоваль уже не в первый раз был в этом доме. Это озадачило капитана, но он, подавив раздражение, не спешил положить конец явному недоразумению. Негр осторожно высунул голову из спальни и, увидев Сандоваля, переменился в лице. Он, впрочем, сразу же попытался сделать вид, что ничего не произошло, но ему не удалось провести испанца.
— Без сомнения, я не тот, кого вы ждали, — произнес Сандоваль.
— Я никого не ждал, сеньор, — почтительно отвечал ему негр, которого называли Хинесом.
— Может, и так, но здесь меня явно приняли за кого-то другого.
— Не понимаю, — пробормотал раб.
— Твоя жена обращалась со мной как со знакомым сеньором, и ясно, что она спутала меня с кем-то другим, — разъяснил Сандоваль.
— Ваша милость ошибается, я просто-напросто жалкий раб, и никакой знатный сеньор, такой как вы, никогда не ступал за порог моего дома, — поспешил уверить его раб, но его униженный тон показался Сандовалю неискренним.
— Ну ладно, — нетерпеливо произнес он, решительно направляясь к негру, — хватит играть в прятки. Ты только что передал письма некоему человеку в гавани. Говори, кто их тебе дал.
— Это был кабальеро, которого я никогда прежде не видел, — сказал раб, лицо которого от страха сделалось пепельным. Поистине, казалось невероятным, что негр может побледнеть от страха, но тем не менее именно так и было, и это еще одна из тех диковин, которыми изобилуют здешние земли.
Его испуг, бледность, дрожь в голосе и обильный пот, заструившийся по лицу, возбудили подозрения Сандоваля, который решил, что за всем этим что-то кроется — ведь если бы дело действительно обстояло так, как негр пытался это представить, то ему нечего было так пугаться; напротив, он мог бы с легкостью отвечать на вопросы, которые ему задавал знатный сеньор. Сандоваль приставил свою шпагу к горлу негра и произнес:
— Послушай-ка, если ты сейчас же не скажешь мне то, что я желаю услышать, то, боюсь, эта негритянка в два счета окажется вдовой.
Хинес, новообращенный христианин, который совсем недавно был привезен на Кубу с берегов Африки, был так напуган, что, задрожав, бросился на колени перед Сандовалем и стал умолять о пощаде:
— Ради Пресвятой Девы, ради ее Сына Иисуса, Господа нашего, ради всех святых, пожалейте меня, сеньор, я, право же, ни в чем не провинился! — И с испугу он с такой силой обхватил испанца за ноги, что тот чуть не упал.
Сандоваль, которого отнюдь не смягчила эта мольба ко всем силам небесным, из которых не были упомянуты разве что ангелы и архангелы, счел и это спектаклем, разыгрываемым перед ним хитрым негром, и потому, дернув Хинеса за воротник, велел ему прекратить вопли и повторил свой вопрос:
— Сейчас же говори, где тот человек, который передал тебе письма, и тогда не только спасешь себе жизнь, но и получишь пригоршню золотых. — Произнеся это, Сандоваль для вящей убедительности похлопал рукой по своей сумке.
При упоминании о золоте настроение раба заметно изменилось: хотя он стал христианином совсем недавно, но уже успел пропитаться алчностью и всеми пороками, которые влечет за собой эта постыдная страсть и которые, словно плевелы среди пшеницы, прорастают на каждом поле, засеянном божественным Сеятелем. Как известно, отделить эти плевелы от добрых злаков весьма нелегко, но, по счастью, святые братья Франсисканцы и доминиканцы без устали трудятся на ниве Господней, не ища ничего для себя и не ожидая наград. Печально, но сребролюбие пускает корни в душах тех индейцев и негров, что приняли святое крещение, и бесы овладевают их душой, заставляя их поклоняться ложным и кровожадным идолам, как это было и до признания ими власти истинного Бога и государя императора.
Однако прошу у благосклонного читателя прощения за это отступление и возвращаюсь к моему повествованию. Итак, Хинес, услышав посулы испанца, повел себя совсем по-другому и враз сделался весьма дружелюбным и смышленым собеседником.
— Я сказал вам правду — действительно неизвестный господин дал мне письма, чтобы я передал их некоему сеньору Киньонесу, и я выполнил его поручение, которое было совсем нетрудным и за которое он мне щедро заплатил.
— Как звали этого кабальеро?
— Он не назвал своего имени, но по его внешности и манерам было ясно, что он из знатных господ.
Сандоваль, учинив рабу подробный допрос, выяснил, что упомянутый кабальеро договаривался с Хинесом возле песчаной отмели в окрестностях Сантьяго, где негр занимался сбором хвороста.
— И у него была с собой котомка, — припомнил негр, — хотя он не был похож на путешественника, который направляется в город или в селение, при нем не было лошади, он просто прогуливался по отмели. Я смотрел ему вслед и заметил, что из-за деревьев навстречу ему вышел какой-то человек, которому он передал свою сумку. Дальше они пошли вместе, а потом я потерял их из виду.
Сандоваль дал рабу пару золотых монет и, не дослушав его велеречивых благодарностей, почти бегом устремился к тому месту, которое указал ему Хинес.
У капитана были сильные, хотя и несколько кривоватые ноги кавалериста, и потому он очень быстро добрался до песчаной отмели. Там было пустынно, к тому же уже смеркалось. На песке Сандоваль заметил следы, которые шли вдоль деревьев и уходили вдаль за поворот. Сандоваль пошел по следу, надеясь, что он приведет его к Тристану. За поворотом он увидел в море маленький ботик, который приближался к берегу, а на горизонте вырисовывался силуэт стоящей на якоре каравеллы. Сандоваль, укрывшись в спасительной сени деревьев, потихоньку подобрался поближе к тому месту, где мореплаватели должны были сойти на берег.
Некоторое время спустя возле того места, куда направлялся ботик, из-за прибрежных скал появился человек и замахал руками, привлекая внимание экипажа шлюпки. Сандоваль узнал Тристана и страшно встревожился, потому что ему пришло в голову, что тот собирается сесть на каравеллу и покинуть Кубу. Храбрый капитан, сохраняя присутствие духа, быстро принял решение: ему ничего не оставалось, кроме как попытаться немедленно задержать Тристана. Времени на размышления и колебания не было, океан был совсем рядом, и каталонец мог упорхнуть, как птица, бог весть куда — может быть, в Испанию, а может, в любую из множества гаваней на побережье Индий.
Шлюпка была от берега на расстоянии пушечного выстрела, когда Сандоваль осторожно приблизился к Тристану так, что тот даже не заподозрил, что он на берегу уже не один. Глаза каталонца были прикованы к шлюпке, и голос капитана, раздавшийся прямо над его ухом, заставил его вздрогнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75