То немногое, что ему еще не было известно, он узнал, когда они с доном Эрнаном остались наедине — генерал больше не видел смысла скрывать что-либо от своего верного помощника.
Меж тем Гонсало де Сандоваль, пристроившись возле стада свиней, плыл на каравелле по направлению к Веракрусу. Все шло благополучно, несмотря на непривычное общество, в котором он оказался. Хотя он старался держаться подальше от своих щетинистых попутчиков, однако вокруг все провоняло свиным духом и не было уголка, не изгаденного грязью. Сандоваль позаботился об изрядном запасе провизии, так что во все время путешествия мог не выходить из своего укрытия, но, в конце концов, по прошествии трех дней, поняв, что опасность позади, он все же решился выбраться на палубу и глотнуть свежего воздуха, к величайшему неудовольствию капитана.
Высадившись в Веракрусе, Сандоваль вновь обрел верного Мотилью, которого оставил под присмотром своего друга Родриго Ранхеля, и галопом помчался в Койоакан, так что рисковал загнать коня до смерти.
Нетрудно вообразить себе разочарование и гнев дона Эрнана, получившего весть о бегстве Тристана. Во-первых, рушились надежды пролить свет на таинственную смерть его супруги и вывести на чистую воду заговорщиков, о которых генералу поведал Сикотепек. Кроме того, он окончательно убедился в виновности каталонца, особенно когда выслушал рассказ о том, как дружки Тристана, прибывшие за ним на шлюпке, обошлись с Сандовалем, встретив его градом пуль.
Сикотепек же, будучи человеком чести и слова, едва выйдя из темницы, поспешил исполнить обещание, данное Кортесу, хотя, впрочем, ему стоило бы поумнее взяться за дело. В первую очередь он навестил некоторых известных ему жрецов, которые все еще отвергали веру в истинного Бога, упорствуя в своих нечестивых суевериях и дьявольских ритуалах.
Местные индейцы до сих пор нередко обращались к ним, чтобы узнать о судьбе какой-либо пропавшей вещи, и эти жрецы прибегали к ворожбе и могли посредством колдовства указать, где можно отыскать пропажу. При этом они бросали в миску с водой несколько зерен маиса и не отрывали от них взгляда, лишь изредка закатывая глаза и что-то беззвучно бормоча, — без сомнения, только для того, чтобы придать себе важности в глазах тех невежественных бедняков, что обращались к ним за помощью. В конце концов жрецы объявляли, что им открылась судьба потерянной вещи, впрочем, это далеко не всегда означало, что ее можно найти.
Сикотепек попытался таким способом узнать, где находятся изумруды, украденные испанцами у его отца, чтобы через них выйти на след убийц. Но, по-видимому, из-за того, что утраченных камней было целых пять, жрец запутался и не смог дать никаких объяснений. И хотя сам Сикотепек позже уверял меня, что прорицатели будто бы указали, в какой стороне искать один из камней, я-то считаю, что все это были сплошные выдумки и ухищрения этих приспешников сатаны совершенно бесполезны, как лишний раз показал случай с изумрудами. Ведь не случайно же Сикотепек не смог сообщить нам ничего нового после посещения жрецов.
Еще говорят, что языческие колдуны могут при помощи своей черной магии отыскать пропавшего человека и точно сказать, жив он или мертв, так что наш индейский касик прибег к их помощи и для поиска убийц. Но насколько я знаю обычаи туземцев, это колдовство пускают в ход, только когда речь идет о знакомых вопрошающей особы, и оно не может помочь, если дело касается людей, никому не известных, как было в случае с этими убийцами — ведь тогда никто из нас не знал, кто они такие. Поэтому я думаю, что индеец, рассказывая о полученных им предсказаниях, просто-напросто все сочинил.
Но возвратимся к нашей истории, так как поистине магия и колдовские чары, которыми эти дьяволопоклонники уловляют в свои сети души наивных туземцев, не заслуживают того, чтобы им отводилось столько места в нашем правдивом повествовании.
Глава XV,
в которой рассказывается о том, как Кортесу стало известно, что написал Тристан в своих письмах, и о приготовлениях к отплытию в Испанию кораблей, груженных золотом и подарками для императорского двора
Гонсало де Сандоваль, сообщив Кортесу о встрече с Тристаном и о его побеге на таинственном судне, передал своему господину письма, которые он извлек из котомки, а также то единственное послание из полученных Киньонесом, в котором что-то было написано по-каталански, поскольку прочие письма, принесенные негром Хинесом капитану гвардии, оказались всего лишь чистыми листами.
Кортес внимательно изучил письма и, будучи человеком образованным (он учился, хотя и недолго, в Саламанке), установил, что написаны они не по-каталански, а по-французски, что весьма его встревожило, поскольку французский король Франциск в это время вел войну с Испанией.
Губернатор не знал по-французски и потому послал за братом Ольмедо, каталонцем, — ведь каталанский язык ближе к французскому, чем к испанскому. С большим трудом монах смог кое-что разобрать, но ничего важного, казалось, бумаги не содержали. Письма, обнаруженные в котомке убитого слуги, были адресованы Тристану, но кто их писал — неизвестно, поскольку ни одно не было подписано. Речь в них шла о каких-то торговых делах. Скорее всего, это была секретная переписка, зашифрованная таким образом, что только адресат мог понять, о чем в них на самом деле сообщалось. То письмо, которое попало к Киньонесу, было на имя Марианы Лопес де Инчаусти из Толедо. В нем обсуждались дела любовные, а также упоминался некий Мартин ду Мелу, кабальеро из Лиссабона, с которым даме нужно было связаться, если она получит это послание. Излагались также еще кое-какие соображения, которые не удалось разобрать, и не потому, что они были зашифрованы, но из-за проклятого французского слога — этот язык почти столь же труден, как наречие туземцев Новой Испании.
— Не беспокойтесь, падре, — обратился Кортес к брату Ольмедо. — Самое главное мы знаем: Тристан, скорее всего, не просто предатель, но наш враг и лазутчик короля Франсиска. Единственное, чего я никак не могу понять, — каким образом он может быть связан с Красавчиком и какое отношение имеет ко всему этому изумруд, найденный в постели доньи Каталины. Мог ли этот каталонец или француз быть убийцей моей жены и кто потерял камень — он или кто-то другой?
Кортес был так обеспокоен тем, что в Новой Испании оказался француз, что строго-настрого приказал держать в секрете все приготовления к отправке золота в Испанию. О скорой экспедиции Тристан узнал из-за неосторожности, допущенной Киньонесом, но, впрочем, капитан умолчал о том, что корабли будут нагружены огромными богатствами.
Губернатор решил поторопиться с отплытием каравелл, чтобы опередить врагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Меж тем Гонсало де Сандоваль, пристроившись возле стада свиней, плыл на каравелле по направлению к Веракрусу. Все шло благополучно, несмотря на непривычное общество, в котором он оказался. Хотя он старался держаться подальше от своих щетинистых попутчиков, однако вокруг все провоняло свиным духом и не было уголка, не изгаденного грязью. Сандоваль позаботился об изрядном запасе провизии, так что во все время путешествия мог не выходить из своего укрытия, но, в конце концов, по прошествии трех дней, поняв, что опасность позади, он все же решился выбраться на палубу и глотнуть свежего воздуха, к величайшему неудовольствию капитана.
Высадившись в Веракрусе, Сандоваль вновь обрел верного Мотилью, которого оставил под присмотром своего друга Родриго Ранхеля, и галопом помчался в Койоакан, так что рисковал загнать коня до смерти.
Нетрудно вообразить себе разочарование и гнев дона Эрнана, получившего весть о бегстве Тристана. Во-первых, рушились надежды пролить свет на таинственную смерть его супруги и вывести на чистую воду заговорщиков, о которых генералу поведал Сикотепек. Кроме того, он окончательно убедился в виновности каталонца, особенно когда выслушал рассказ о том, как дружки Тристана, прибывшие за ним на шлюпке, обошлись с Сандовалем, встретив его градом пуль.
Сикотепек же, будучи человеком чести и слова, едва выйдя из темницы, поспешил исполнить обещание, данное Кортесу, хотя, впрочем, ему стоило бы поумнее взяться за дело. В первую очередь он навестил некоторых известных ему жрецов, которые все еще отвергали веру в истинного Бога, упорствуя в своих нечестивых суевериях и дьявольских ритуалах.
Местные индейцы до сих пор нередко обращались к ним, чтобы узнать о судьбе какой-либо пропавшей вещи, и эти жрецы прибегали к ворожбе и могли посредством колдовства указать, где можно отыскать пропажу. При этом они бросали в миску с водой несколько зерен маиса и не отрывали от них взгляда, лишь изредка закатывая глаза и что-то беззвучно бормоча, — без сомнения, только для того, чтобы придать себе важности в глазах тех невежественных бедняков, что обращались к ним за помощью. В конце концов жрецы объявляли, что им открылась судьба потерянной вещи, впрочем, это далеко не всегда означало, что ее можно найти.
Сикотепек попытался таким способом узнать, где находятся изумруды, украденные испанцами у его отца, чтобы через них выйти на след убийц. Но, по-видимому, из-за того, что утраченных камней было целых пять, жрец запутался и не смог дать никаких объяснений. И хотя сам Сикотепек позже уверял меня, что прорицатели будто бы указали, в какой стороне искать один из камней, я-то считаю, что все это были сплошные выдумки и ухищрения этих приспешников сатаны совершенно бесполезны, как лишний раз показал случай с изумрудами. Ведь не случайно же Сикотепек не смог сообщить нам ничего нового после посещения жрецов.
Еще говорят, что языческие колдуны могут при помощи своей черной магии отыскать пропавшего человека и точно сказать, жив он или мертв, так что наш индейский касик прибег к их помощи и для поиска убийц. Но насколько я знаю обычаи туземцев, это колдовство пускают в ход, только когда речь идет о знакомых вопрошающей особы, и оно не может помочь, если дело касается людей, никому не известных, как было в случае с этими убийцами — ведь тогда никто из нас не знал, кто они такие. Поэтому я думаю, что индеец, рассказывая о полученных им предсказаниях, просто-напросто все сочинил.
Но возвратимся к нашей истории, так как поистине магия и колдовские чары, которыми эти дьяволопоклонники уловляют в свои сети души наивных туземцев, не заслуживают того, чтобы им отводилось столько места в нашем правдивом повествовании.
Глава XV,
в которой рассказывается о том, как Кортесу стало известно, что написал Тристан в своих письмах, и о приготовлениях к отплытию в Испанию кораблей, груженных золотом и подарками для императорского двора
Гонсало де Сандоваль, сообщив Кортесу о встрече с Тристаном и о его побеге на таинственном судне, передал своему господину письма, которые он извлек из котомки, а также то единственное послание из полученных Киньонесом, в котором что-то было написано по-каталански, поскольку прочие письма, принесенные негром Хинесом капитану гвардии, оказались всего лишь чистыми листами.
Кортес внимательно изучил письма и, будучи человеком образованным (он учился, хотя и недолго, в Саламанке), установил, что написаны они не по-каталански, а по-французски, что весьма его встревожило, поскольку французский король Франциск в это время вел войну с Испанией.
Губернатор не знал по-французски и потому послал за братом Ольмедо, каталонцем, — ведь каталанский язык ближе к французскому, чем к испанскому. С большим трудом монах смог кое-что разобрать, но ничего важного, казалось, бумаги не содержали. Письма, обнаруженные в котомке убитого слуги, были адресованы Тристану, но кто их писал — неизвестно, поскольку ни одно не было подписано. Речь в них шла о каких-то торговых делах. Скорее всего, это была секретная переписка, зашифрованная таким образом, что только адресат мог понять, о чем в них на самом деле сообщалось. То письмо, которое попало к Киньонесу, было на имя Марианы Лопес де Инчаусти из Толедо. В нем обсуждались дела любовные, а также упоминался некий Мартин ду Мелу, кабальеро из Лиссабона, с которым даме нужно было связаться, если она получит это послание. Излагались также еще кое-какие соображения, которые не удалось разобрать, и не потому, что они были зашифрованы, но из-за проклятого французского слога — этот язык почти столь же труден, как наречие туземцев Новой Испании.
— Не беспокойтесь, падре, — обратился Кортес к брату Ольмедо. — Самое главное мы знаем: Тристан, скорее всего, не просто предатель, но наш враг и лазутчик короля Франсиска. Единственное, чего я никак не могу понять, — каким образом он может быть связан с Красавчиком и какое отношение имеет ко всему этому изумруд, найденный в постели доньи Каталины. Мог ли этот каталонец или француз быть убийцей моей жены и кто потерял камень — он или кто-то другой?
Кортес был так обеспокоен тем, что в Новой Испании оказался француз, что строго-настрого приказал держать в секрете все приготовления к отправке золота в Испанию. О скорой экспедиции Тристан узнал из-за неосторожности, допущенной Киньонесом, но, впрочем, капитан умолчал о том, что корабли будут нагружены огромными богатствами.
Губернатор решил поторопиться с отплытием каравелл, чтобы опередить врагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75