Брат Эстебан принял важный вид, словно он был по меньшей мере главой королевской канцелярии, и громко и торжественно начал зачитывать написанное. Вот что говорилось в письме:
«Дону Эрнану Кортесу, завоевателю Мексики и сопредельных с нею земель, действующему по приказанию его величества.
Великий и властительный сеньор, этим письмом я сообщаю вам о коварной измене, которая замышляется против Вас и против самого императора Карла, да хранит его Господь. Все, написанное здесь, — чистая правда, ведь это мое письмо попадет в ваши руки лишь в том случае, если Господь призовет меня к себе. Вы можете доверять мертвецу — поверьте, тот, кто пишет это, уже стоя одной ногой в могиле, не имеет намерения лгать и обманывать вас. Итак, слова, сказанные подошедшим к порогу смерти, пусть станут свидетельством в пользу того, кто написал их, а именно идальго и конкистадора Хулиана де Альдерете, за многие свои заслуги возведенного в должность королевского казначея, участвовавшего в завоевании этих земель ради приумножения вашей славы, могущества нашего императора и вящей правды Божией.
Прежде всего хочу сделать признание в том, что сам совершил измену против вас и императора. Причиной тому стали моя алчность, жажда золота и всяческих богатств, а также обида на вас, дон Эрнан. Впрочем, я уже не рассчитываю получить от вас прощение, ибо теперь мое покаяние, быть может, примет сам Всевышний. Единственная милость, о которой я умоляю вас, — окажите покровительство донье Луисе. Хотя она и не стала моей супругой перед Богом и людьми, но я жил с ней как муж с женою. Прошу Вас о милости и для моего ребенка, который вскоре должен появиться на свет. Если родится мальчик, пусть нарекут его Хулианом в честь его отца. Я надеюсь, что он будет носить это имя с честью и что ему не придется расплачиваться стыдом и унижением за то, о чем я рассказываю в этом письме.
Здесь не место подробно излагать причины, побудившие меня совершить предательство, тем более что очень скоро я буду давать в своем преступлении отчет нашему Небесному Отцу. Достаточно будет сказать, что мой разум, подобно разуму этих бедных индейцев, был помрачен дьяволом, хотя я признаю, что мой грех несравненно тяжелее, ибо они грешили по незнанию и впервые узнали об истинной вере лишь с нашим приходом в эти земли, я же впитал ее с молоком матери и был взращен в ней, как истинный христианин. Только алчность и неизбывная злоба, что грызла меня при воспоминании о прошлых обидах, понудили меня вместе с другими испанцами вступить в заговор, суть которого я намереваюсь Вам раскрыть в надежде, что таким способом Вам, быть может, удастся предотвратить его страшные последствия.
Вместе с некоторыми алчными испанцами, а также обиженными и завистниками, которым не давали покоя Ваша власть и Ваше величие, я искал способа как-то повредить Вам. Все мы собирали богатства, на которые и надеялись, отправляясь сюда, в Индии, но, несмотря на непрерывную войну с язычниками и на все наши усилия, мы получали гораздо меньше, нежели рассчитывали.
Так посетило нас страшное искушение — несомненно, сам дьявол явился нам под видом француза, называвшего себя Тристаном, но настоящее имя которого Феликс де Оржеле — французский лазутчик, состоящий на службе у Франсиска, короля Франции. Он предложил нам следующее: мы должны были сообщить ему, когда и из каких гаваней будут отправляться в Испанию корабли, везущие золото, каков будет их точный маршрут и прочие важные подробности. На эти суда нападут пираты и захватят золото и богатства. Он обещал щедро поделиться с нами добычей, так что мы надеялись, во-первых, разбогатеть, а во-вторых, отплатить вам за прошлые обиды, которые были на сердце у каждого из нас. Каждый накопил свои обиды и считал, что имеет причины желать вам зла».
Брат Эстебан перевел дух, поскольку ему было нелегко сохранять взятый им тон: его манера чтения была уж слишком напыщенной, и глотка его не выдерживала такого напряжения. Во время этой вынужденной паузы он обвел всех взглядом, стараясь угадать, какое впечатление произвели на слушателей признания Альдерете.
— Покамест мы не узнали почти ничего нового, — нетерпеливо заметил Сикотепек, — разве что выяснили настоящее имя Тристана, что, впрочем, вряд ли нам поможет — он уже давным-давно исчез из здешних мест. Читайте же дальше.
Брат Эстебан продолжил:
«Мы приняли предложение Тристана, то есть Феликса де Оржеле. Далее я открою имена предателей, составивших заговор против вас и против императора. Я начну с менее значительных особ, а затем назову главных заговорщиков — тех, кто особенно закоснел в своей злобе, а знатностью и должностями превосходит всех прочих. Ведь известно, что чем выше по рождению изменник, тем сильнее тяжесть содеянного им — одно дело, если конюший обкрадывает своего господина, и совсем другое дело, если так же поступают со своим сеньором-королем граф или маркиз; точно так же богохульства, что исходят из уст монаха, совсем не то, что богохульства, изреченные подмастерьем, конюхом или кладовщиком.
Итак, первым я назову Хуана дель Кастильо, по прозвищу Красавчик. Хотя это был простой пехотинец, именно он свел нас с Тристаном, хотя я и не знаю, когда и при каких обстоятельствах он сам познакомился с ним; вероятнее всего, произошло это еще на Кубе. Вторым был автор этих строк, и о себе я уже рассказал все, что было необходимо. Третьим же, самым главным из нас, а значит, тем, на кого падает основная тяжесть вины, был дон Памфило де Нарваэс…»
— О Боже! — вскричал пораженный брат Эстебан, дойдя до этого места. — Не может быть, чтобы столь могущественный сеньор оказался под подозрением в измене! Всем известно, что дон Памфило — человек чести и верный слуга королю, хотя, конечно, он совершил ошибку, присоединившись к партии злокозненного губернатора Кубы и выступив против сеньора Кортеса.
Сикотепек был поражен не меньше монаха, но его удивление сменилось яростью при мысли о том, что он много раз сталкивался лицом к лицу с главным изменником в лагере Кортеса и что дон Эрнан только что даровал ему разрешение покинуть Новую Испанию.
Наконец, брату Эстебану удалось овладеть собой, Сикотепек перестал изрыгать проклятия, и чтение продолжилось:
«…Дон Памфило де Нарваэс, и его толкнули на измену ненависть, которую он питал к вашей особе, а также жажда мести за то, что он лишился глаза и позорным образом был разгромлен в битве при Семпоале. Кастильо двигала лишь страсть к наживе, что же касается меня, то у меня были две причины — надежда разбогатеть и обида, которую я затаил против Вас еще со дня бегства нашего войска из Мехико. Я также подозревал Вас в том, что Вы, сговорившись с Куаутемоком, утаили сокровища Монтесумы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
«Дону Эрнану Кортесу, завоевателю Мексики и сопредельных с нею земель, действующему по приказанию его величества.
Великий и властительный сеньор, этим письмом я сообщаю вам о коварной измене, которая замышляется против Вас и против самого императора Карла, да хранит его Господь. Все, написанное здесь, — чистая правда, ведь это мое письмо попадет в ваши руки лишь в том случае, если Господь призовет меня к себе. Вы можете доверять мертвецу — поверьте, тот, кто пишет это, уже стоя одной ногой в могиле, не имеет намерения лгать и обманывать вас. Итак, слова, сказанные подошедшим к порогу смерти, пусть станут свидетельством в пользу того, кто написал их, а именно идальго и конкистадора Хулиана де Альдерете, за многие свои заслуги возведенного в должность королевского казначея, участвовавшего в завоевании этих земель ради приумножения вашей славы, могущества нашего императора и вящей правды Божией.
Прежде всего хочу сделать признание в том, что сам совершил измену против вас и императора. Причиной тому стали моя алчность, жажда золота и всяческих богатств, а также обида на вас, дон Эрнан. Впрочем, я уже не рассчитываю получить от вас прощение, ибо теперь мое покаяние, быть может, примет сам Всевышний. Единственная милость, о которой я умоляю вас, — окажите покровительство донье Луисе. Хотя она и не стала моей супругой перед Богом и людьми, но я жил с ней как муж с женою. Прошу Вас о милости и для моего ребенка, который вскоре должен появиться на свет. Если родится мальчик, пусть нарекут его Хулианом в честь его отца. Я надеюсь, что он будет носить это имя с честью и что ему не придется расплачиваться стыдом и унижением за то, о чем я рассказываю в этом письме.
Здесь не место подробно излагать причины, побудившие меня совершить предательство, тем более что очень скоро я буду давать в своем преступлении отчет нашему Небесному Отцу. Достаточно будет сказать, что мой разум, подобно разуму этих бедных индейцев, был помрачен дьяволом, хотя я признаю, что мой грех несравненно тяжелее, ибо они грешили по незнанию и впервые узнали об истинной вере лишь с нашим приходом в эти земли, я же впитал ее с молоком матери и был взращен в ней, как истинный христианин. Только алчность и неизбывная злоба, что грызла меня при воспоминании о прошлых обидах, понудили меня вместе с другими испанцами вступить в заговор, суть которого я намереваюсь Вам раскрыть в надежде, что таким способом Вам, быть может, удастся предотвратить его страшные последствия.
Вместе с некоторыми алчными испанцами, а также обиженными и завистниками, которым не давали покоя Ваша власть и Ваше величие, я искал способа как-то повредить Вам. Все мы собирали богатства, на которые и надеялись, отправляясь сюда, в Индии, но, несмотря на непрерывную войну с язычниками и на все наши усилия, мы получали гораздо меньше, нежели рассчитывали.
Так посетило нас страшное искушение — несомненно, сам дьявол явился нам под видом француза, называвшего себя Тристаном, но настоящее имя которого Феликс де Оржеле — французский лазутчик, состоящий на службе у Франсиска, короля Франции. Он предложил нам следующее: мы должны были сообщить ему, когда и из каких гаваней будут отправляться в Испанию корабли, везущие золото, каков будет их точный маршрут и прочие важные подробности. На эти суда нападут пираты и захватят золото и богатства. Он обещал щедро поделиться с нами добычей, так что мы надеялись, во-первых, разбогатеть, а во-вторых, отплатить вам за прошлые обиды, которые были на сердце у каждого из нас. Каждый накопил свои обиды и считал, что имеет причины желать вам зла».
Брат Эстебан перевел дух, поскольку ему было нелегко сохранять взятый им тон: его манера чтения была уж слишком напыщенной, и глотка его не выдерживала такого напряжения. Во время этой вынужденной паузы он обвел всех взглядом, стараясь угадать, какое впечатление произвели на слушателей признания Альдерете.
— Покамест мы не узнали почти ничего нового, — нетерпеливо заметил Сикотепек, — разве что выяснили настоящее имя Тристана, что, впрочем, вряд ли нам поможет — он уже давным-давно исчез из здешних мест. Читайте же дальше.
Брат Эстебан продолжил:
«Мы приняли предложение Тристана, то есть Феликса де Оржеле. Далее я открою имена предателей, составивших заговор против вас и против императора. Я начну с менее значительных особ, а затем назову главных заговорщиков — тех, кто особенно закоснел в своей злобе, а знатностью и должностями превосходит всех прочих. Ведь известно, что чем выше по рождению изменник, тем сильнее тяжесть содеянного им — одно дело, если конюший обкрадывает своего господина, и совсем другое дело, если так же поступают со своим сеньором-королем граф или маркиз; точно так же богохульства, что исходят из уст монаха, совсем не то, что богохульства, изреченные подмастерьем, конюхом или кладовщиком.
Итак, первым я назову Хуана дель Кастильо, по прозвищу Красавчик. Хотя это был простой пехотинец, именно он свел нас с Тристаном, хотя я и не знаю, когда и при каких обстоятельствах он сам познакомился с ним; вероятнее всего, произошло это еще на Кубе. Вторым был автор этих строк, и о себе я уже рассказал все, что было необходимо. Третьим же, самым главным из нас, а значит, тем, на кого падает основная тяжесть вины, был дон Памфило де Нарваэс…»
— О Боже! — вскричал пораженный брат Эстебан, дойдя до этого места. — Не может быть, чтобы столь могущественный сеньор оказался под подозрением в измене! Всем известно, что дон Памфило — человек чести и верный слуга королю, хотя, конечно, он совершил ошибку, присоединившись к партии злокозненного губернатора Кубы и выступив против сеньора Кортеса.
Сикотепек был поражен не меньше монаха, но его удивление сменилось яростью при мысли о том, что он много раз сталкивался лицом к лицу с главным изменником в лагере Кортеса и что дон Эрнан только что даровал ему разрешение покинуть Новую Испанию.
Наконец, брату Эстебану удалось овладеть собой, Сикотепек перестал изрыгать проклятия, и чтение продолжилось:
«…Дон Памфило де Нарваэс, и его толкнули на измену ненависть, которую он питал к вашей особе, а также жажда мести за то, что он лишился глаза и позорным образом был разгромлен в битве при Семпоале. Кастильо двигала лишь страсть к наживе, что же касается меня, то у меня были две причины — надежда разбогатеть и обида, которую я затаил против Вас еще со дня бегства нашего войска из Мехико. Я также подозревал Вас в том, что Вы, сговорившись с Куаутемоком, утаили сокровища Монтесумы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75