Я буду счастлив, если…
— Вы забываете, — прервала его Баккара, — что предложили быть мне другом и что при этом условии я не могу принять от вас даже булавку.
— Это правда, — сказал граф Артов, немного подумав, — простите меня…
Затем он взял вексель из рук Баккара и спрятал его в бумажник.
— Итак, при людях я буду обращаться с вами так, что все будут уверены, что вы вскружили голову непобедимой Баккара.
Слова эти напомнили графу о пари, которое он держал в клубе несколько часов тому назад.
— Ах да! — проговорил он. — Я должен предварительно испросить у вас прощения и затем признаться кое в чем, лично вас касающемся.
— Прощаю заранее. Говорите.
— Дело в том, что я был настолько самоуверен, что поклялся, что вы будете моей…
— Ну, что же, — сказала Баккара, улыбаясь, — будьте уверены — я вас не выдам.
— Это еще не все, если позволите, я скажу остальное.
— Я вас слушаю.
Тут граф подробно рассказал сцену, происходившую между Шерубеном и им.
Баккара слушала его спокойно, но когда он произнес имя Шерубена, она вдруг побледнела.
— Я начинаю думать, — проговорила она трепетным голосом, — что вас привело сюда само Провидение.
Молодой граф в недоумении пожал плечами.
— Держите пари, — сказала она повелительным тоном.
— Но если я буду держать пари, — возразил граф, — и если он проиграет, в чем я теперь не сомневаюсь, я убью его!.."
— Ну и что же, — отвечала Баккара торжественным тоном, — быть может, этот человек заслуживает того.
— Однако, мой друг, — продолжала Баккара, — уже полночь, а улица наша довольно пустынна. Итак, нам пора распроститься.
Она дружески протянула ему руку, позволила поцеловать себя в лоб и проводила молодого графа до садовой калитки, которую сама отворила.
— Я жду вас завтра утром, к завтраку, — сказала она, — приезжайте открыто, на своих лошадях. До свидания.
— Странная женщина, — проговорил граф про себя. — Я явился к ней как отчаянный искатель приключений, а выхожу искренним другом, готовым для нее в огонь и в воду… Неужели я в самом деле люблю ее?..
Баккара возвратилась к себе в будуар и увидела маленькую жидовочку, спящую на кушетке крепким сном.
— Боже, — подумала она, — эта ужасная способность покрыта такою непроницаемостью, в ней столько неопределенного, в ответах этой малютки столько противоречий, что, кажется, я никогда не открою всей истины. Она сказала мне уже, что сэр Вильямс меня ненавидит, что он питает злобу к маркизу, Фернану, Леону и в особенности к своему брату Арману; она мне, наконец, сказала, что есть еще человек, который хочет погубить г-жу Ван-Гоп, и что человека этого зовут Шерубен; но она не открыла мне пути, которым этот отвратительный сэр Вильямс хочет достигнуть осуществления своих коварных замыслов и козней… Боже, дай мне силы разрушить этот лабиринт несчастий!.. Надо, однако, во что бы то ни стало узнать, что может быть общего между таким ангелом, как маркиза Ван-Гоп, и таким мрачным существом, как Шерубен. Де Камбольх дрался с ним, и, узнав это, маркиза чуть не лишилась чувств… Чем это объяснить?.. Я положительно становлюсь в тупик-Баккара подошла к спящей девочке и положила ей руку на лоб.
— Я хочу, чтобы ты видела и говорила, — сказала она вдохновенным голосом.
Оскар де Верни, т. е. господин Шерубен, расставшись с Рокамболем на бульваре, направился к своему дому в улице Пепиньер.
— Я играю в весьма рискованную игру, — говорил он про себя, — если Баккара меня не полюбит, то этот дьявол убьет меня; если же я выиграю это пари, то буду обладать пятьюстами тысячами франков.
При этом лицо его осветилось самодовольной улыбкой.
— Ну, а если мне не позволят держать это пари? — продолжал он, нахмурившись. — Черт возьми! я сделал непростительную глупость, поступив в общество червонных валетов… положим, что у меня не было средств к жизни… Я работаю добросовестно, спрашивается, по какому праву они вмешиваются в мои личные дела и налагают на них запрещение?..
Придя домой, он отворил окно своей маленькой гостиной, выходившее в сад, и начал напевать какую-то арию.
Сквозь деревья виднелся флигель, занимаемый госпожой Маласси. Лишь только Шерубен пропел несколько слов, в окне флигеля показался свет.
Молодой человек тотчас же спустился вниз, прошел через двор и сад и вошел в тихо отворившуюся дверь флигеля. В прихожей было совершенно темно, но маленькая, нежная ручка взяла Шерубена за руку и повела вверх по темной лестнице и затем по коридору, в конце которого наконец открылась дверь. Дверь эта вела в спальню госпожи Маласси, освещенную лишь огнем догоравшего камина.
Шерубен вошел в эту комнату, и дверь тотчас же была тщательно затворена.
— Добрейший господин де Верни, — проговорила вдова, садясь, — вы сделали непростительную ошибку.
— Какую?
— Вы поторопились с выздоровлением.
— Как так?
— В глазах маркизы вы были опасно ранены. Из опасения за ваше здоровье сочувствие ее к вам увеличилось.
— Но разве она знает, что я уже выздоровел?
— Знает: она была здесь.
— Когда?
— Вечером, в пять часов.
— Кто же ей говорил о моем выздоровлении?
— Когда она была здесь, я послала горничную к привратнице — узнать о вашем здоровье.
— Ну и что же?
— Привратница сказала, что вы вышли с господином де Камбольхом, навещавшим вас ежедневно во время болезни, и что вы, должно быть, чувствуете себя хорошо, потому что были очень веселы.
. — А, черт возьми!., это скверно.
— До возвращения горничной маркиза была ужасно расстроена. Но, услышав известие о вас, она вдруг повеселела, и на губах ее заиграла самодовольная улыбка. »
— Однако, мне кажется, дело еще поправимо. Когда она к вам приедет?
— Дней через восемь.
— Как! Ведь она приезжала больше потому, что считала вас опасно раненным; теперь же она совершенно успокоилась.
— Ну, пока прощайте; завтра я вам сообщу, что намерен делать и как поступить.
Шерубен пошел домой и лег спать, крайне расстроенный тем, что госпожа Ван-Гоп узнала о его выздоровлении. Он сознавал, что действительно сделал непростительную глупость, но все-таки думал ее как-нибудь исправить.
Занятый этой мыслью, он проспал ночь весьма дурно. Рано утром ему подали записку, написанную Рокамболем под диктовку сэра Вильямса. Записка эта заключала в себе разрешение от имени главы — держать пари с чужестранным графом и явиться в назначенное время на свидание в Булонском лесу. Вчера Шерубен с радостью приветствовал бы это разрешение, но теперь принял его по весьма многим причинам довольно холодно.
Затем он встал, прочел газеты и около десяти часов отправился завтракать в Парижское кафе, отдав предварительно своему груму приказание привести туда к двенадцати часам его лимузенскую лошадь, Эбэну.
Войдя в Парижское кафе, Шерубен заметил двух молодых людей, которые накануне присутствовали в клубе при предложении графом Артовым странного и весьма рискованного пари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Вы забываете, — прервала его Баккара, — что предложили быть мне другом и что при этом условии я не могу принять от вас даже булавку.
— Это правда, — сказал граф Артов, немного подумав, — простите меня…
Затем он взял вексель из рук Баккара и спрятал его в бумажник.
— Итак, при людях я буду обращаться с вами так, что все будут уверены, что вы вскружили голову непобедимой Баккара.
Слова эти напомнили графу о пари, которое он держал в клубе несколько часов тому назад.
— Ах да! — проговорил он. — Я должен предварительно испросить у вас прощения и затем признаться кое в чем, лично вас касающемся.
— Прощаю заранее. Говорите.
— Дело в том, что я был настолько самоуверен, что поклялся, что вы будете моей…
— Ну, что же, — сказала Баккара, улыбаясь, — будьте уверены — я вас не выдам.
— Это еще не все, если позволите, я скажу остальное.
— Я вас слушаю.
Тут граф подробно рассказал сцену, происходившую между Шерубеном и им.
Баккара слушала его спокойно, но когда он произнес имя Шерубена, она вдруг побледнела.
— Я начинаю думать, — проговорила она трепетным голосом, — что вас привело сюда само Провидение.
Молодой граф в недоумении пожал плечами.
— Держите пари, — сказала она повелительным тоном.
— Но если я буду держать пари, — возразил граф, — и если он проиграет, в чем я теперь не сомневаюсь, я убью его!.."
— Ну и что же, — отвечала Баккара торжественным тоном, — быть может, этот человек заслуживает того.
— Однако, мой друг, — продолжала Баккара, — уже полночь, а улица наша довольно пустынна. Итак, нам пора распроститься.
Она дружески протянула ему руку, позволила поцеловать себя в лоб и проводила молодого графа до садовой калитки, которую сама отворила.
— Я жду вас завтра утром, к завтраку, — сказала она, — приезжайте открыто, на своих лошадях. До свидания.
— Странная женщина, — проговорил граф про себя. — Я явился к ней как отчаянный искатель приключений, а выхожу искренним другом, готовым для нее в огонь и в воду… Неужели я в самом деле люблю ее?..
Баккара возвратилась к себе в будуар и увидела маленькую жидовочку, спящую на кушетке крепким сном.
— Боже, — подумала она, — эта ужасная способность покрыта такою непроницаемостью, в ней столько неопределенного, в ответах этой малютки столько противоречий, что, кажется, я никогда не открою всей истины. Она сказала мне уже, что сэр Вильямс меня ненавидит, что он питает злобу к маркизу, Фернану, Леону и в особенности к своему брату Арману; она мне, наконец, сказала, что есть еще человек, который хочет погубить г-жу Ван-Гоп, и что человека этого зовут Шерубен; но она не открыла мне пути, которым этот отвратительный сэр Вильямс хочет достигнуть осуществления своих коварных замыслов и козней… Боже, дай мне силы разрушить этот лабиринт несчастий!.. Надо, однако, во что бы то ни стало узнать, что может быть общего между таким ангелом, как маркиза Ван-Гоп, и таким мрачным существом, как Шерубен. Де Камбольх дрался с ним, и, узнав это, маркиза чуть не лишилась чувств… Чем это объяснить?.. Я положительно становлюсь в тупик-Баккара подошла к спящей девочке и положила ей руку на лоб.
— Я хочу, чтобы ты видела и говорила, — сказала она вдохновенным голосом.
Оскар де Верни, т. е. господин Шерубен, расставшись с Рокамболем на бульваре, направился к своему дому в улице Пепиньер.
— Я играю в весьма рискованную игру, — говорил он про себя, — если Баккара меня не полюбит, то этот дьявол убьет меня; если же я выиграю это пари, то буду обладать пятьюстами тысячами франков.
При этом лицо его осветилось самодовольной улыбкой.
— Ну, а если мне не позволят держать это пари? — продолжал он, нахмурившись. — Черт возьми! я сделал непростительную глупость, поступив в общество червонных валетов… положим, что у меня не было средств к жизни… Я работаю добросовестно, спрашивается, по какому праву они вмешиваются в мои личные дела и налагают на них запрещение?..
Придя домой, он отворил окно своей маленькой гостиной, выходившее в сад, и начал напевать какую-то арию.
Сквозь деревья виднелся флигель, занимаемый госпожой Маласси. Лишь только Шерубен пропел несколько слов, в окне флигеля показался свет.
Молодой человек тотчас же спустился вниз, прошел через двор и сад и вошел в тихо отворившуюся дверь флигеля. В прихожей было совершенно темно, но маленькая, нежная ручка взяла Шерубена за руку и повела вверх по темной лестнице и затем по коридору, в конце которого наконец открылась дверь. Дверь эта вела в спальню госпожи Маласси, освещенную лишь огнем догоравшего камина.
Шерубен вошел в эту комнату, и дверь тотчас же была тщательно затворена.
— Добрейший господин де Верни, — проговорила вдова, садясь, — вы сделали непростительную ошибку.
— Какую?
— Вы поторопились с выздоровлением.
— Как так?
— В глазах маркизы вы были опасно ранены. Из опасения за ваше здоровье сочувствие ее к вам увеличилось.
— Но разве она знает, что я уже выздоровел?
— Знает: она была здесь.
— Когда?
— Вечером, в пять часов.
— Кто же ей говорил о моем выздоровлении?
— Когда она была здесь, я послала горничную к привратнице — узнать о вашем здоровье.
— Ну и что же?
— Привратница сказала, что вы вышли с господином де Камбольхом, навещавшим вас ежедневно во время болезни, и что вы, должно быть, чувствуете себя хорошо, потому что были очень веселы.
. — А, черт возьми!., это скверно.
— До возвращения горничной маркиза была ужасно расстроена. Но, услышав известие о вас, она вдруг повеселела, и на губах ее заиграла самодовольная улыбка. »
— Однако, мне кажется, дело еще поправимо. Когда она к вам приедет?
— Дней через восемь.
— Как! Ведь она приезжала больше потому, что считала вас опасно раненным; теперь же она совершенно успокоилась.
— Ну, пока прощайте; завтра я вам сообщу, что намерен делать и как поступить.
Шерубен пошел домой и лег спать, крайне расстроенный тем, что госпожа Ван-Гоп узнала о его выздоровлении. Он сознавал, что действительно сделал непростительную глупость, но все-таки думал ее как-нибудь исправить.
Занятый этой мыслью, он проспал ночь весьма дурно. Рано утром ему подали записку, написанную Рокамболем под диктовку сэра Вильямса. Записка эта заключала в себе разрешение от имени главы — держать пари с чужестранным графом и явиться в назначенное время на свидание в Булонском лесу. Вчера Шерубен с радостью приветствовал бы это разрешение, но теперь принял его по весьма многим причинам довольно холодно.
Затем он встал, прочел газеты и около десяти часов отправился завтракать в Парижское кафе, отдав предварительно своему груму приказание привести туда к двенадцати часам его лимузенскую лошадь, Эбэну.
Войдя в Парижское кафе, Шерубен заметил двух молодых людей, которые накануне присутствовали в клубе при предложении графом Артовым странного и весьма рискованного пари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32