Меня удивляет, когда кто-то с энтузиазмом говорит о том о сем. Мне это кажется неприличным.
диссиденты
Серый решил бороться за демократию и попал в тюрьму. Он там тоже продолжал бороться. Из тюрьмы вышел пидерасом. Теперь живет в Европе и обижается на весь мир.
гимназистки
Дебелые. Я бы хотел иметь много друзей, но они мне быстро надоедают. У них нет желания повеселиться. Мой покойный ныне французский приятель рассказывал, что, когда переезжал границу России, у него в голове раздавался "клик!" и он чувствовал, что приехал в цирк. Все ненастоящее. Но зато кайф.
грязь
Даже странно, что в России так грязно живут. Это не объяснить отсутствием денег. Помыть пол можно и совсем безденежному человеку. Но полы грязные, обои засраные. На люстре висят штаны. Холодильник лежит боком на полу. Все потолки залиты. Одни -- желтые, другие -- черные. Если черные, это плохо, значит балки гнилые. Даже непонятно, почему уж так засрано.
Правда, есть дома, где почище. И думаешь: вот ведь суетятся, пыль вытирают. Но не с уважением. А так -- между прочим.
Все-таки самое главное русское слово -- грязь. В России все грязное: машины, помыслы, девушки, цветы, поля, весна. О грязной весне писал Пушкин, а потом задумался и не напечатал, постеснялся. А, может быть, если бы напечатал, получилась бы другая, чистая Россия, кто знает.
москва
-- А ты, верно, скрывался на Ваганьковском кладбище?
-- Ну!
-- А чего ты там делал?
-- Обгладывал кости знаменитостей. -- Серый помолчал и добавил: -Можно, конечно, привести в порядок Москву. Москва стала краше.
америка
Я нашел для себя Америку. Америка танцует. Америка поет. Америка смотрит на меня открытыми газами.
-- Америка, -- сказал я, -- давай решать, что нам делать.
-- Давай решать, -- ответила Америка.
И тут было тяжелое решение. Я заколебался.
-- Как хорошо послать мою родину на хуй! -- сказал я. -- Как хорошо спрятаться в Сан-Франциско.
Там так ветрено. Там так по-американски. Я завис. Ты приехала, чтобы меня увезти. Там у тебя яхты. Компьютеры. День рождения. Но что мне делать с тобой? Жизнь -- не резина.
любовь серого
Серый влюбился в надзирательницу. Веселая такая надзирательница, нескучная. Она стала его тайной невестой. Она его выкупила. Он освободился. Жили вместе в пригороде. Играли в дурака. Вместе совершили вооруженный разбой, чтобы сыграть свадьбу. Кого-то убили, кого-то покалечили. Менты почему-то их не поймали.
имена-отчества
У каждого русского, на удивление иностранцам, есть не только имя, но и отчество.
-- Русский без отчества, как мужчина без трусов, -- сказал мне старый римский профессор филологии.
Поверхностное наблюдение. Но даже мой русский друг, большой любитель имен-отчеств, который знает всех русских по именам-отчествам, относится к именам-отчествам как к вспомогательным элементам. В отличии от него, я уверен, что имя-отчество, соединяясь цугом, создает картину человека и представительствует за него даже при полном его отсутствии.
Россию погубили имена-отчества. Именно благодаря отчествам могла возникнуть такая пагубная идея воскрешения отцов. Русский таскает на себе отца в течение всей жизни в качестве отчества.
Мертвый груз.
мат
-- Зачем у нас мат? -- спросил я его.
-- Мат надо хранить как зеницу ока, -- наказал Серый. -- Мат -- наше топливо. Как керосин. Его нельзя разбазаривать.
-- Россия развалится?
-- Ты что, журналист? -- удивился Серый. -- Россия хороша как раз тем, что непредсказуема. Это ее конституция, и кто этого не понимает, тот мудак. Россия может развалиться -- запросто! А может не развалиться. Россия может победить немцев, а проиграть финнам или еще каким папуасам.
Я посмотрел на Серого. Вид у него был берложий.
новая встреча
Потом я его долго не видел. К каким бы ухищрениям ни прибегал, я не мог его видеть. Я познакомился с ним случайно, в том измерении жизни, в которое боялся зайти, не зная из него выхода. У меня есть такие завороты головы, когда мне думается, что мои мозги делают мертвую петлю. В той жизни, где метро, булочная, издатели, дети, Серого нет и быть не может. Гений места никогда не имеет места быть. Есть только напряжение, схожее с ясновидением. Не повод обращаться ни к анаше, ни к героину. Я и сам -- героин.
Тогда я стал путешествовать. Я видел разные вещи. Я видел миражность Мали, пингвинов с розовыми бровями на скалах возле Кейптауна и вертикальную аскезу Индии, я ушел на Тибет, потому что там живут самые правильные люди этой земли.
И когда возвращался, я думал о Сером, мне хотелось ему задать несколько вопросов. Я встретил Серого совершенно случайно, на автобусной остановке, когда, отдав в ремонт на улице Обручева свой неновый автомобиль, собирался ехать домой.
-- Отъездился? -- сказал он.
-- Я был на Тибете, -- не без гордости сказал я, может быть, даже желая его чуть-чуть уязвить.
-- На хуй мне твой Тибет? -- сказал Серый. Он сел в автобус и уехал.
живое средневековье
Агенты по торговле недвижимостью, участковые врачи -- все те, кто имеет каждодневный доступ к простому народу, поражаются степенью его одичалости.
За фасадом большого города, в недрах "убитых" коммунальных квартир, с гнилым серпантином наружной электропроводки, "жучками", крючками, затворами, синюшными стенами, битыми стеклами, рассохшимися подоконниками, оторванными дверными ручками, тазами, затхлостью, там, где улица начинается с коридора, трубы слезятся, в уборных дворовый холод и голая лампочка, расселена Русь, которая до сих пор продолжает допетровские времена. Случайно ошибешься номером телефона -- откликнется из глубины колодца невменяемый голос -- с размаху въедешь в средневековье.
Неадекватность самых элементарных представлений, фантастические образы мира, скопившиеся, роящиеся, размножающиеся в головах, малиновые прищепки и дуршлаги, под отклеившимися, повисшими изнанкой обоями -- газетные желтые лозунги, осуждающие не то Бухарина, не то Израиль, вонь ветхого белья, дрожащие руки со вспухшими венами, хитрость таракана, за которым гоняются с тапком в руке, изворотливость, непомерные претензии на пустом месте, неприхотливость, чудовищный алкоголизм, неподдающаяся анализу отсталость при работающем весь день телевизоре, ссоры, свары как норма жизни, ябеды, пересуды, сплетни, ненависть, крохоборство, нищета -- весь этот ком слипшегося сознания перекатывается по всей стране. Дохлое пушечное мясо, непредсказуемый фатализм, готовый фарш для самой низменной демагогии, недобрый прищур, припизднутый рокер, маньяк с лобзиком, неизбывный запашок газа, неустойчивость реакций, болезни всех видов, физическое уродство, необъяснимая гордость за прожитые годы, нестриженая седина, паралич воли, неумение суммировать свой опыт, безграмотные понятия об истории хотя бы вчерашнего, прожитого ими же, как свидетелями, дня,
мозговые узлы карикатур с неизбежным Хрущем и бровастым хануриком, поклонение силе, нечеловеческая слабость -- вот тот люд, который живет -- не живет, но который есть и с которым мы слишком редко считаемся как с реальностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
диссиденты
Серый решил бороться за демократию и попал в тюрьму. Он там тоже продолжал бороться. Из тюрьмы вышел пидерасом. Теперь живет в Европе и обижается на весь мир.
гимназистки
Дебелые. Я бы хотел иметь много друзей, но они мне быстро надоедают. У них нет желания повеселиться. Мой покойный ныне французский приятель рассказывал, что, когда переезжал границу России, у него в голове раздавался "клик!" и он чувствовал, что приехал в цирк. Все ненастоящее. Но зато кайф.
грязь
Даже странно, что в России так грязно живут. Это не объяснить отсутствием денег. Помыть пол можно и совсем безденежному человеку. Но полы грязные, обои засраные. На люстре висят штаны. Холодильник лежит боком на полу. Все потолки залиты. Одни -- желтые, другие -- черные. Если черные, это плохо, значит балки гнилые. Даже непонятно, почему уж так засрано.
Правда, есть дома, где почище. И думаешь: вот ведь суетятся, пыль вытирают. Но не с уважением. А так -- между прочим.
Все-таки самое главное русское слово -- грязь. В России все грязное: машины, помыслы, девушки, цветы, поля, весна. О грязной весне писал Пушкин, а потом задумался и не напечатал, постеснялся. А, может быть, если бы напечатал, получилась бы другая, чистая Россия, кто знает.
москва
-- А ты, верно, скрывался на Ваганьковском кладбище?
-- Ну!
-- А чего ты там делал?
-- Обгладывал кости знаменитостей. -- Серый помолчал и добавил: -Можно, конечно, привести в порядок Москву. Москва стала краше.
америка
Я нашел для себя Америку. Америка танцует. Америка поет. Америка смотрит на меня открытыми газами.
-- Америка, -- сказал я, -- давай решать, что нам делать.
-- Давай решать, -- ответила Америка.
И тут было тяжелое решение. Я заколебался.
-- Как хорошо послать мою родину на хуй! -- сказал я. -- Как хорошо спрятаться в Сан-Франциско.
Там так ветрено. Там так по-американски. Я завис. Ты приехала, чтобы меня увезти. Там у тебя яхты. Компьютеры. День рождения. Но что мне делать с тобой? Жизнь -- не резина.
любовь серого
Серый влюбился в надзирательницу. Веселая такая надзирательница, нескучная. Она стала его тайной невестой. Она его выкупила. Он освободился. Жили вместе в пригороде. Играли в дурака. Вместе совершили вооруженный разбой, чтобы сыграть свадьбу. Кого-то убили, кого-то покалечили. Менты почему-то их не поймали.
имена-отчества
У каждого русского, на удивление иностранцам, есть не только имя, но и отчество.
-- Русский без отчества, как мужчина без трусов, -- сказал мне старый римский профессор филологии.
Поверхностное наблюдение. Но даже мой русский друг, большой любитель имен-отчеств, который знает всех русских по именам-отчествам, относится к именам-отчествам как к вспомогательным элементам. В отличии от него, я уверен, что имя-отчество, соединяясь цугом, создает картину человека и представительствует за него даже при полном его отсутствии.
Россию погубили имена-отчества. Именно благодаря отчествам могла возникнуть такая пагубная идея воскрешения отцов. Русский таскает на себе отца в течение всей жизни в качестве отчества.
Мертвый груз.
мат
-- Зачем у нас мат? -- спросил я его.
-- Мат надо хранить как зеницу ока, -- наказал Серый. -- Мат -- наше топливо. Как керосин. Его нельзя разбазаривать.
-- Россия развалится?
-- Ты что, журналист? -- удивился Серый. -- Россия хороша как раз тем, что непредсказуема. Это ее конституция, и кто этого не понимает, тот мудак. Россия может развалиться -- запросто! А может не развалиться. Россия может победить немцев, а проиграть финнам или еще каким папуасам.
Я посмотрел на Серого. Вид у него был берложий.
новая встреча
Потом я его долго не видел. К каким бы ухищрениям ни прибегал, я не мог его видеть. Я познакомился с ним случайно, в том измерении жизни, в которое боялся зайти, не зная из него выхода. У меня есть такие завороты головы, когда мне думается, что мои мозги делают мертвую петлю. В той жизни, где метро, булочная, издатели, дети, Серого нет и быть не может. Гений места никогда не имеет места быть. Есть только напряжение, схожее с ясновидением. Не повод обращаться ни к анаше, ни к героину. Я и сам -- героин.
Тогда я стал путешествовать. Я видел разные вещи. Я видел миражность Мали, пингвинов с розовыми бровями на скалах возле Кейптауна и вертикальную аскезу Индии, я ушел на Тибет, потому что там живут самые правильные люди этой земли.
И когда возвращался, я думал о Сером, мне хотелось ему задать несколько вопросов. Я встретил Серого совершенно случайно, на автобусной остановке, когда, отдав в ремонт на улице Обручева свой неновый автомобиль, собирался ехать домой.
-- Отъездился? -- сказал он.
-- Я был на Тибете, -- не без гордости сказал я, может быть, даже желая его чуть-чуть уязвить.
-- На хуй мне твой Тибет? -- сказал Серый. Он сел в автобус и уехал.
живое средневековье
Агенты по торговле недвижимостью, участковые врачи -- все те, кто имеет каждодневный доступ к простому народу, поражаются степенью его одичалости.
За фасадом большого города, в недрах "убитых" коммунальных квартир, с гнилым серпантином наружной электропроводки, "жучками", крючками, затворами, синюшными стенами, битыми стеклами, рассохшимися подоконниками, оторванными дверными ручками, тазами, затхлостью, там, где улица начинается с коридора, трубы слезятся, в уборных дворовый холод и голая лампочка, расселена Русь, которая до сих пор продолжает допетровские времена. Случайно ошибешься номером телефона -- откликнется из глубины колодца невменяемый голос -- с размаху въедешь в средневековье.
Неадекватность самых элементарных представлений, фантастические образы мира, скопившиеся, роящиеся, размножающиеся в головах, малиновые прищепки и дуршлаги, под отклеившимися, повисшими изнанкой обоями -- газетные желтые лозунги, осуждающие не то Бухарина, не то Израиль, вонь ветхого белья, дрожащие руки со вспухшими венами, хитрость таракана, за которым гоняются с тапком в руке, изворотливость, непомерные претензии на пустом месте, неприхотливость, чудовищный алкоголизм, неподдающаяся анализу отсталость при работающем весь день телевизоре, ссоры, свары как норма жизни, ябеды, пересуды, сплетни, ненависть, крохоборство, нищета -- весь этот ком слипшегося сознания перекатывается по всей стране. Дохлое пушечное мясо, непредсказуемый фатализм, готовый фарш для самой низменной демагогии, недобрый прищур, припизднутый рокер, маньяк с лобзиком, неизбывный запашок газа, неустойчивость реакций, болезни всех видов, физическое уродство, необъяснимая гордость за прожитые годы, нестриженая седина, паралич воли, неумение суммировать свой опыт, безграмотные понятия об истории хотя бы вчерашнего, прожитого ими же, как свидетелями, дня,
мозговые узлы карикатур с неизбежным Хрущем и бровастым хануриком, поклонение силе, нечеловеческая слабость -- вот тот люд, который живет -- не живет, но который есть и с которым мы слишком редко считаемся как с реальностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44