-- Подожди, -- сказал я. -- Скажи формулу, Серый!
-- Русскую формулу- ? -- Серый захохотал. Бросил курицу на пол. -- А ты что, все еще не догадываешься? Мы уперлись друг другу в глаза
-- Он и есть русская формула- ! -- выпалила Сесиль, от волнения заговорив с гротескным французским акцентом.
-- Серый, -- отгоняя бред, сказал я. -- Почему ты такая свинья?
Саша снова захохотал:
-- А ты знаешь, Сесиль, кто попросил меня убить твоего американского мудака?
-- Пока! -- сказал я.
Я открыл беспорядочную стрельбу. Серый менялся на глазах. Он был трактористом и выезжал в поле пахать. Он был Чапаевым, кит-рыбой, Чкаловым-Чайковским в бархатной курточке и просто русской литературой, которая, обрушившись с неба белым, искрометным водопадом, вышла из берегов и тут же горячо, по-собачьи, облизала униженных и оскорбленных. Серый шел по женским делам: он был стопудовой бабой, он был Терешковой, которая билась о спутник с криками: Чайка! Чайка! Чайка! -- после чего крупным планом чайки хором спросили Катюшу Мишутину:
-- Ты сдала кал на загранпаспорт?
Серый был тонким деятелем и, конечно, МЦАП-ценностями, православным батюшкой, кушающим икорку, модной певицей, в рваных трусах запевшей под светомузыку:
Самое грязное в мире, Черное море мое.
Я на секунду впал в экологический столбняк Серый с размаху был сразу всеми. Я снова выстрелил. Сесиль задергалась на полу. Я промахнулся. Я убил мою лучшую французскую подругу. Я растерялся. Кинулся к ней. О, моя боевая подруга! Ты помнишь, как в Париже мы с тобой рано утром волокли мой чемодан через сквер к метро, когда не было денег на такси? Ты помнишь, как в том сквере волновались на ветру платаны и цвели темно-красные розы? А твоя вечно розовая мыльница, которая, как у всех француженок, пах
нет самшитом? Я гордился тесным знакомством. Неужели она тоже умрет, вместе с тобой? Прижал к сердцу:
-- Сесиль!
Из ее влагалища осмотрительно высунулась мышь с окровавленной шкурой.
-- О'ревуар, -- пробормотала Сесиль со слабой улыбкой, -- на том свете, которого нет.
Серый захохотал.
Я выстрелил с колена, держа ствол двумя руками. Серый превратился в рекламный щит вдоль дороги. На щите улыбалась невеста с зубами и было написано:
Я ТЕБЕ ЛЮБЛЮ!
Я измолотил пулями щит.
Серый стал мною. Я никогда не видел самого себя в трех измерениях и испугался. Я был поразительно не похож на себя. На то представление, которое у меня было о себе. Я не знал, куда целить. Это было похоже на самоубийство. Это было нехорошо. Я выстрелил подряд три раза.
Серый умер каким-то странным стариком.
серый-серый
Ни зги.
смерть
Достигнув высоких ступеней духовности, Серый с радостью ожидал день смерти. Бывало, нетерпеливо тер холодные руки и подначивал:
-- Чего тянешь, косая?
Просветленно, приняв пивка, Серый сидел у загодя приготовленного дубового гроба, сделанного собственно
ручно: он был искусен в столярном деле. Давно было им отмечено тяжелым камнем место, избранное для могилы, у алтарной стены.
-- Покинув тело, душа просияет, как солнце, -- с восторгом говорил Серый. -- Она будет с удивлением смотреть на свою смрадную темницу.
Серый называл смерть возвращением от многоплачевного, болезненного странничества в небесное, немерцающее отечество.
-- Там увидимся, -- сказал мне Серый и поднял руки к небу: -- Там лучше, лучше, лучше!
-- Значит, русскому смерть не страшна?
-- Смерть грешника люта, -- заметил он.
Серый уже не оглядывался на землю. Родственные связи для него не существовали. Он был в том состоянии небожителей, когда все земное одинаково дорого, без пристрастий, лишь постольку, поскольку нуждается в его помощи, но не привязывает к себе. Один заехавший к Серому офицер спросил, не прикажет ли он передать какое-нибудь поручение своим сибирским родным. В ответ Серый повел офицера к иконам и, с улыбкой любви глядя на них, сказал, указывая рукой:
-- Вот мои родные. А для земных родных я живой мертвец.
Его жизнь была ежедневной борьбой с врагом спасения. Для одоления врага Серому пришлось нести величайшие труды. Пост был столь строгий, что три года в пустыне Серый питался исключительно отваром горькой травы снитки. Тысячедневные и тысяченощные моления на камнях были орудиями, которыми он одерживал победу, но эти орудия тяжело, болезненно отразились на Сером. Недаром как-то под вечер вырвалось у него признание, что он борет
ся с врагом, как со львами. Серый смирял себя, не находя возможности жить без внешней муки.
-- Ну зачем ты носишь на спине тяжелый рюкзак, набитый песком и каменьями?
-- Томлю томящего меня.
отмучился
Слово-разгадка русской жизни. Вся жизнь -- мука. Физическая, эстетическая, стилевая, любая.
некролог
В последнее время отечественные некрологи все больше приобретают оптимистическое направление. То же отражается в речах на панихидах. Складывается впечатление, что если в советские времена покойника хоронили всерьез и надолго, то теперь неофитская вера в загробную встречу с ним и уверенность в благополучном исходе Страшного суда призваны снять шок смерти и невыносимое горе разлуки.
чувство вины
Изувеченный Серый. Пиджак внакидку с пустыми рукавами. Согбенный Серый -- после того, как избит почти до смерти хулиганами, напавшими на него в пустынной келье:
-- Дай денег!
Денег у него не было и в заводе. От хулиганов он не защищался, хотя по необыкновенной силе своей, мог бы и врезать. Между лопатками страшная рана. На ногах от долговременного стояния тоже неизлечимые раны. Из ран постоянно сочилась сукровица. В довершение ко всему Серый
изобрел мучительный образ сна, на который я не мог смотреть без боли. Он спал, стоя на коленях, опустив голову книзу и поддерживая ее стоящими на локтях руками. Увидев меня, он сказал:
-- Я могу молиться за тебя только дома. В храме за тебя молиться нельзя.
метро
Я ехал в метро. Вдруг увидел человека, который раньше служил помощником генеральных секретарей, а потом, во время перестройки, его выгнали, и он ехал в метро. Он посмотрел на меня и узнал. Ему было стыдно, что я его увидел.
У него не было бляхи. Я подумал, что человек, который стыдится ехать в метро, не жилец. Скоро его действительно не стало. Его звали Пал Палыч.
инвалид
Инвалид вызывает у русских спазм смеха, злобу и желание прикончить. Русские жалостливы, но без сочувствия. Одноногого пиздят его же собственным костылем. Безногого топят в луже. Горбатого распрямляют ударом ноги. Косому выдавливают с хрипом последний глаз. Беременная женщина -- тоже по-своему инвалид. На нее норовят спустить дворовых собак. Но иногда, когда в палисадниках расцветают астры, русские слагают об инвалиде дивные песни.
реклама распятья
Когда Серый умер, его душа, изнуренная болезнью, прилетела ко мне, когда я спал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44