— Они рассеялись по лесу, а там храбрые крейки быстро покончат с ними.
— Но между ними Мишель Берр; я поклялся убить его, и я должен это выполнить; я не успокоюсь, пока он не будет лежать мертвым у моих ног.
Добежав до ворот, мы спустились в открытую траншею. Здесь никого не было: испанцы бежали по всем направлениям; по реке множество переполненных лодок направились к другому берегу; всматриваясь, я нигде не мог заметить громадной фигуры моего личного врага. Мы поторопились к берегу, я снова стал рассматривать сидевших в лодках, но Мишеля Берра среди них не было. Испанцы высаживались в разных местах вдоль берега и исчезали в лесу. Проходили минуты. Холодная улыбка появилась на лице Мартина.
Наконец из глубины леса раздался длительный потрясающий крик.
Это воины Сатурионы выполнили свою работу.
Глава XXVIII
Конец Мишеля Берра
Весь день продолжалась эта ужасная охота за людьми в мрачных глубинах джунглей, где крейки гнались за своими жертвами между высокими деревьями и густыми кустарниками. Лес, казалось, ожил благодаря темным фигурам, бесшумно подкрадывавшимся к своей добыче. Воздух был полон ужаса. В поисках Мишеля Берра я случайно наткнулся на просеку в лесу, недалеко от форта.
Здесь, как оказалось, были разбросаны кости мертвых людей, кости моих друзей и соотечественников, давным-давно выклеванные птицами и зверьми и выбеленные солнцем и дождем. До сих пор сохранились еще концы сгнившей веревки, качавшиеся от порывистого ветра. Сильная скорбь охватила меня. Я подошел к большому дереву, на котором была укреплена выцветшая грязная доска с почти стертой надписью; с большим трудом мне удалось разобрать написанное, так как местами буквы совершенно исчезли. На ней была такая надпись: «Это было сделано не французам, а лютеранам и еретикам» — то самое, чем хвастал когда-то Мишель Берр.
Возвратившись после бесплодных поисков в форт, я увидел, что французы, после недолгого преследования, захватили много пленных, а остаток предоставили краснокожим; теперь они были заняты срыванием форта. Доминик де Гурж ликовал.
— Мы взяли большое количество разных вещей, — закричал он, увидев меня, — много амуниции, всевозможных съестных припасов и девять пушек! Мы имеем несколько раненых, но ни одного убитого, и взяли сорок с чем-то пленных…
Я прервал его, описав только что оставленное мною место в лесу.
— Да, я и сам думал отыскать это место. Надо будет похоронить наших друзей. Приходите туда к заходу солнца, — сказал он, бросив зловещий взгляд на группу пленных, находившихся вблизи, — и вы увидите картину, которая доставит вам удовольствие.
После этого он меня оставил; вскоре я заметил, как он направился к тому месту, откуда я только что пришел в сопровождении солдат, несших принадлежности для рытья земли.
Преследование было почти закончено; иногда из глубины леса еще раздавалось гиканье; крейки возвращались к просеке со своими ужасными трофеями.
Наши суда стояли спокойно на реке; лодки переезжали с одного берега на другой, на некоторых удили рыбу для ужина. Сатурионы я не видел; Олень также был еще в лесу; не видно было и Мартина. На одном из бастионов группа французов ругалась, с большими усилиями снимая одну из длинных медных пушек со своего места; я направился к ним, чтобы посмотреть, как они будут ее спускать. Проходя портал, где тяжелые ворота висели вкось на петлях, я встретил двух крейков, которые приветствовали меня наклонами украшенных перьями голов и, издавая самодовольные звуки, указывали на скальпы, висевшие на их поясах.
В форте никого не было, кроме работавшей группы. Я сел на дерновую скамью в тени дома и предался разным мыслям, будучи очень разочарован, что архинегодяй — жирный Мишель — удрал от меня. Он больше всех заслужил смерть — смерть, которую я обещал ему много месяцев назад. Затем мой мысли возвратились к Франции; они были заняты розовыми мечтами о будущем, о Марии, о Брео, о счастливой жизни и любимой Гаскони. Не думал я тогда о пучине, в которую Франция низвергнется, благодаря раздорам и фанатизму своего народа; не думал и о той борьбе, которая в течение последующих двадцати лет заставит меня быть в беспрерывных походах, — всегда в седле.
В то время, как я сидел и думал, солнце подвигалось к западу, тени становились длиннее; солдаты тащили последнюю пушку с форта.
Я был отвлечен от своих мыслей группой дикарей, несших дичь и только что пойманную рыбу; они расположились вблизи меня и принялись готовить ужин. Насадив на зеленые прутики рыбу и куски оленьего мяса, они стали жарить их над костром; распространившийся приятный запах заставил меня почувствовать сильный голод. Я решил присоединиться к ним и поднялся, когда вдруг увидел несколько человек, направлявшихся ко мне быстрыми шагами. Впереди шли Мартин и Олень, а за ними громадная знакомая фигура под охраной четырех крейков. Это был Мишель Берр!
Одежда на нем была изорвана; под его здоровым глазом было сине-багровое пятно. Весь забрызганный грязью, он, однако, двигался со своей обычной легкостью. Зрачок его был опущен вниз, как будто он был погружен в глубокие мысли, и, только остановившись передо мною, он поднял голову. Следы насмешливой улыбки виднелись на его толстых губах; и его обычная ирония и теперь смотрела из единственного глаза. Мы встретились взглядами. Он ничего не сказал, стоял и ждал. Олень выступил вперед, вытянулся во весь свой нечеловеческий рост и обратился ко мне:
— Олень приветствует тебя, о, Нутха! Он привел тебе этого большого человека, твоего врага. Была долгая погоня, он, Олень, хорошо знает лес и узнает следы так же хорошо, как и ходит. Этот человек убежал далеко и быстро на юг, чтобы предупредить своего начальника о нашем приходе. Но Олень бежал быстрее по его следам, и крейки были с ним; через час после полудня мы набросились на него и взяли живым. Этим Олень уплатил свой долг Нутхе.
Это была самая длинная речь, какую я когда-нибудь слышал от краснокожего друга; мне было очень трудно ему ответить, но я постарался сделать это как можно лучше:
— Олень славится своей силой и быстротой во время погони. Нутха благодарит Оленя и все племя крейков за этого пленного. Завтра будут даны им подарки в знак дружбы и той благодарности, какую Нутха чувствует к ним.
Олень отошел в сторону и оставил меня лицом к лицу с Мишелем Берром.
— Итак, мы снова встретились, мастер Предатель! — воскликнул я.
— Как я и предсказывал, мсье, — ответил он кротким голосом.
— О, да! Вы пророчествовали, а я дал обет.
— Вы дали. О, вы дали! — сказал он тем же тоном.
— Я имел намерение убить вас беспощадно, — продолжал я, засучив рукава, — но я не в состоянии, убить безоружного человека. Я дам вам возможность защищать свою жизнь, несмотря на то, что вы убийца и предатель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Но между ними Мишель Берр; я поклялся убить его, и я должен это выполнить; я не успокоюсь, пока он не будет лежать мертвым у моих ног.
Добежав до ворот, мы спустились в открытую траншею. Здесь никого не было: испанцы бежали по всем направлениям; по реке множество переполненных лодок направились к другому берегу; всматриваясь, я нигде не мог заметить громадной фигуры моего личного врага. Мы поторопились к берегу, я снова стал рассматривать сидевших в лодках, но Мишеля Берра среди них не было. Испанцы высаживались в разных местах вдоль берега и исчезали в лесу. Проходили минуты. Холодная улыбка появилась на лице Мартина.
Наконец из глубины леса раздался длительный потрясающий крик.
Это воины Сатурионы выполнили свою работу.
Глава XXVIII
Конец Мишеля Берра
Весь день продолжалась эта ужасная охота за людьми в мрачных глубинах джунглей, где крейки гнались за своими жертвами между высокими деревьями и густыми кустарниками. Лес, казалось, ожил благодаря темным фигурам, бесшумно подкрадывавшимся к своей добыче. Воздух был полон ужаса. В поисках Мишеля Берра я случайно наткнулся на просеку в лесу, недалеко от форта.
Здесь, как оказалось, были разбросаны кости мертвых людей, кости моих друзей и соотечественников, давным-давно выклеванные птицами и зверьми и выбеленные солнцем и дождем. До сих пор сохранились еще концы сгнившей веревки, качавшиеся от порывистого ветра. Сильная скорбь охватила меня. Я подошел к большому дереву, на котором была укреплена выцветшая грязная доска с почти стертой надписью; с большим трудом мне удалось разобрать написанное, так как местами буквы совершенно исчезли. На ней была такая надпись: «Это было сделано не французам, а лютеранам и еретикам» — то самое, чем хвастал когда-то Мишель Берр.
Возвратившись после бесплодных поисков в форт, я увидел, что французы, после недолгого преследования, захватили много пленных, а остаток предоставили краснокожим; теперь они были заняты срыванием форта. Доминик де Гурж ликовал.
— Мы взяли большое количество разных вещей, — закричал он, увидев меня, — много амуниции, всевозможных съестных припасов и девять пушек! Мы имеем несколько раненых, но ни одного убитого, и взяли сорок с чем-то пленных…
Я прервал его, описав только что оставленное мною место в лесу.
— Да, я и сам думал отыскать это место. Надо будет похоронить наших друзей. Приходите туда к заходу солнца, — сказал он, бросив зловещий взгляд на группу пленных, находившихся вблизи, — и вы увидите картину, которая доставит вам удовольствие.
После этого он меня оставил; вскоре я заметил, как он направился к тому месту, откуда я только что пришел в сопровождении солдат, несших принадлежности для рытья земли.
Преследование было почти закончено; иногда из глубины леса еще раздавалось гиканье; крейки возвращались к просеке со своими ужасными трофеями.
Наши суда стояли спокойно на реке; лодки переезжали с одного берега на другой, на некоторых удили рыбу для ужина. Сатурионы я не видел; Олень также был еще в лесу; не видно было и Мартина. На одном из бастионов группа французов ругалась, с большими усилиями снимая одну из длинных медных пушек со своего места; я направился к ним, чтобы посмотреть, как они будут ее спускать. Проходя портал, где тяжелые ворота висели вкось на петлях, я встретил двух крейков, которые приветствовали меня наклонами украшенных перьями голов и, издавая самодовольные звуки, указывали на скальпы, висевшие на их поясах.
В форте никого не было, кроме работавшей группы. Я сел на дерновую скамью в тени дома и предался разным мыслям, будучи очень разочарован, что архинегодяй — жирный Мишель — удрал от меня. Он больше всех заслужил смерть — смерть, которую я обещал ему много месяцев назад. Затем мой мысли возвратились к Франции; они были заняты розовыми мечтами о будущем, о Марии, о Брео, о счастливой жизни и любимой Гаскони. Не думал я тогда о пучине, в которую Франция низвергнется, благодаря раздорам и фанатизму своего народа; не думал и о той борьбе, которая в течение последующих двадцати лет заставит меня быть в беспрерывных походах, — всегда в седле.
В то время, как я сидел и думал, солнце подвигалось к западу, тени становились длиннее; солдаты тащили последнюю пушку с форта.
Я был отвлечен от своих мыслей группой дикарей, несших дичь и только что пойманную рыбу; они расположились вблизи меня и принялись готовить ужин. Насадив на зеленые прутики рыбу и куски оленьего мяса, они стали жарить их над костром; распространившийся приятный запах заставил меня почувствовать сильный голод. Я решил присоединиться к ним и поднялся, когда вдруг увидел несколько человек, направлявшихся ко мне быстрыми шагами. Впереди шли Мартин и Олень, а за ними громадная знакомая фигура под охраной четырех крейков. Это был Мишель Берр!
Одежда на нем была изорвана; под его здоровым глазом было сине-багровое пятно. Весь забрызганный грязью, он, однако, двигался со своей обычной легкостью. Зрачок его был опущен вниз, как будто он был погружен в глубокие мысли, и, только остановившись передо мною, он поднял голову. Следы насмешливой улыбки виднелись на его толстых губах; и его обычная ирония и теперь смотрела из единственного глаза. Мы встретились взглядами. Он ничего не сказал, стоял и ждал. Олень выступил вперед, вытянулся во весь свой нечеловеческий рост и обратился ко мне:
— Олень приветствует тебя, о, Нутха! Он привел тебе этого большого человека, твоего врага. Была долгая погоня, он, Олень, хорошо знает лес и узнает следы так же хорошо, как и ходит. Этот человек убежал далеко и быстро на юг, чтобы предупредить своего начальника о нашем приходе. Но Олень бежал быстрее по его следам, и крейки были с ним; через час после полудня мы набросились на него и взяли живым. Этим Олень уплатил свой долг Нутхе.
Это была самая длинная речь, какую я когда-нибудь слышал от краснокожего друга; мне было очень трудно ему ответить, но я постарался сделать это как можно лучше:
— Олень славится своей силой и быстротой во время погони. Нутха благодарит Оленя и все племя крейков за этого пленного. Завтра будут даны им подарки в знак дружбы и той благодарности, какую Нутха чувствует к ним.
Олень отошел в сторону и оставил меня лицом к лицу с Мишелем Берром.
— Итак, мы снова встретились, мастер Предатель! — воскликнул я.
— Как я и предсказывал, мсье, — ответил он кротким голосом.
— О, да! Вы пророчествовали, а я дал обет.
— Вы дали. О, вы дали! — сказал он тем же тоном.
— Я имел намерение убить вас беспощадно, — продолжал я, засучив рукава, — но я не в состоянии, убить безоружного человека. Я дам вам возможность защищать свою жизнь, несмотря на то, что вы убийца и предатель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51