Гибкие, упругие формы, казалось, трепетали, соприкасаясь с ним, вливая огонь в его кровь. Огнем дышали и ее губы, ярко-пунцовые, пухлые и сладострастные…
Посвистов крепко прижал ее к себе. Лица их почти соприкасались. Марго не протестовала, только дрогнули ее тонкие ноздри, напоминавшие лепестки чайной розы.
— Марго, — прошептал Посвистов, — я без вас не могу жить.
— Сумасшедший, — улыбнулась она, испытывая острое наслаждение и от его слов, и от его близости.
Их губы готовы были слиться в поцелуе. Они забыли об окружающих. Все же Марго опомнилась первая: отклонилась от жадных зовущих губ Посвистова.
— Нельзя себя вести так легкомысленно, — усталым голосом прошептала она. — Я больше не могу танцевать.
И выскользнула из его объятий. Посвистов, пошатываясь, точно пьяный, вышел из толпы.
Арлекин, вертевшийся возле киоска-избы, снова попался навстречу. Он обежал вокруг, кривляясь и визжа, и исчез в толпе.
Посвистов увел свою даму в уголок, изображавший грот «Спящей царевны». Это была декоративно воспроизведенная иллюстрация к сказке Пушкина. Не было только хрустального гроба и самой царевны в нем.
— Марго… моя Марго… — усаживая ее на маленькую скамью и опускаясь рядом, страстно произнес Посвистов. — Сегодня я — самый счастливый человек в мире.
Она не уклонилась от поцелуя. Несколько секунд они пили блаженство. Наконец, она оторвалась от него бледная, измученная. Грудь ее порывисто вздымалась под балахоном маскарадного наряда.
— Я совершаю безумство, — сказала она. — Но я люблю тебя… Боже, но как тебя звать?
— Анатоль… Когда-то меня звали просто Толь.
— Толь? Так, видно, называли тебя женщины, которым ты дарил свои ласки? — ревниво осведомилась она. — Я не хочу так называть тебя. Я хочу, чтобы ты был для меня совсем маленьким и совсем моим. Я назову тебя Оль. Хорошо? Мой Оль, мой мальчик Оль…
Он снова привлек ее к себе.
— Нет, погоди, — вспомнив утреннюю беседу с Дегро, освободилась она из объятий Посвистова, — я должна сказать тебе что-то очень важное.
— Ничего важнее того, что ты уже сказала, для меня не существует. Любимая…
— Погоди, безумец, — отбивалась она. — Есть нечто, затмевающее любовь, вернее, убивающее ее.
— Что же это? — встревожился Посвистов.
— Смерть, — произнесла она с трепетом в голосе. — А я не хочу смерти, особенно сейчас, когда впервые в жизни узнала, что такое истинная любовь.
— Что ты болтаешь, Марго? — изумился Посвистов. — Что за странные мысли о смерти?
Марго покачала головой. Из-под капюшона домино в прорезе маски глядели на Посвистова серьезные, озабоченные глаза.
— Я говорю серьезно. Наша любовь сопряжена с большой опасностью. Но, Оль, говорить об этом здесь довольно рискованно.
Она оглянулась по сторонам. Вблизи никого не было. Джаз-банд наполнил воздух вакханалией звуков.
Марго склонила голову к плечу Посвистова и шепотом передала ему все, что узнала от Дегро: и о Лурье, и об угрозах «устранения».
— Я бы хотела тебя видеть завтра у себя, Оль, — сказала она в заключение. — Утром… Хорошо? А теперь еще один чарльстон, и я должна спешить к Сереже.
— Он не скучает. С ним Куприн, — увлекая ее в толпу танцующих, ответил он.
— Потом и ты приходи ужинать к нашему столу. Серж будет рад. Только смотри, будь осторожен.
Она погрозила пальцем и, засмеявшись, выскользнула из его объятий, направилась в дамскую комнату.
Ни она, ни он не заметили, как из-за груды камней грота вышел арлекин. Он не проронил ни слова из беседы влюбленных.
Посвистов бродил по залу, тщетно дожидаясь появления красного домино. Когда он заглянул в столовую, то увидел за столом Баталина шаловливую аркадскую пастушку.
Красное домино, очевидно, существовало только для него.
XI. Псевдополицейский
Обитатели улицы Удино, вернее, наиболее беспокойный ее элемент, в воскресенье 12 января были обеспокоены непривычным явлением.
В двенадцать часов дня на безлюдной улице появился полицейский и начал шагать взад и вперед со всей важностью и солидностью, подобающей «ажану».
Пекарь Берсье, лавочка которого находилась напротив, первый обратил внимание на необыкновенное явление. Он сказал своему единственному помощнику:
— Смотри-ка, Жак, на нашей улице появился ажан. С сотворения мира этого не водилось.
И оба некоторое время следили за полицейским, обмениваясь ироническими замечаниями насчет его внешности.
— Парень довольно внушительный и, видно, не новичок в своем деле, — заметил Берсье.
— Откуда вы это заключаете, хозяин?
— Он не молодой уже. Только люди под пятьдесят носят еще бородку буланже… А что он не первый день на службе — видно по плащу и по кепи — они не первой свежести.
Замечание было вполне основательное, и с ним согласился долговязый помощник метра Берсье.
Полицейский гулял около часу по улице без всякого дела: время было тихое, на улице почти не было прохожих.
В час дня появился другой полицейский с нашивкой капрала и подошел к новому постовому.
…Когда Посвистов увидел приближавшегося к нему полицейского чина, то первым его желанием было бежать, а потом — провалиться сквозь землю.
Но бегство было бесцельно. Оно на несколько минут внесло бы оживление в тихую жизнь улицы, но вряд ли кончилось бы благополучно для Посвистова. Еще неосуществимее было второе его желание. Поняв это, Посвистов решил идти навстречу опасности.
Вспомнив свою роль, он приветствовал капрала, приложив руку к кепи привычным жестом военного. Капрал сурово взглянул на него.
— Я вас не знаю, — буркнул он. — Кто распорядился поставить вас тут?
Наступил решительный момент игры. Посвистов вынул из-за обшлага мундира бумагу.
— Честь имею представиться — полицейский Баптист Дельвю, район VI комиссариата Сен-Клод.
Капрал пробежал взглядом бумагу. Лицо его продолжало выражать неудовольствие.
— Эти господа из министерства вмешиваются постоянно не в свое дело, — проворчал он, отдавая бумагу Посвистову. — Но вы, конечно, не при чем, товарищ. Служба — службой.
— Так точно, господин капрал, — вытянувшись, ответил Посвистов. У него отлегло от сердца: Дегро был прав, утверждая, что ему не угрожает ни малейшей опасности.
Капрал ушел, ворча что-то нелестное о «министерских господах». Посвистов снова остался один.
После предупреждения Брадлея, предложение Дегро сыграть роль полицейского не было для него неожиданностью. Он согласился, не отказавшись также принять очередной чек на 10000 франков.
Посвистов чувствовал себя вовлеченным в центр какой-то сложной интриги. С одной стороны большевики, с другой — Брадлей со своим комитетом безопасности. Он находился точно между молотом и наковальней.
Хуже всего в его положении было то, что он не знал, какого рода интрига плелась вокруг него, и кто должен стать жертвой этой интриги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Посвистов крепко прижал ее к себе. Лица их почти соприкасались. Марго не протестовала, только дрогнули ее тонкие ноздри, напоминавшие лепестки чайной розы.
— Марго, — прошептал Посвистов, — я без вас не могу жить.
— Сумасшедший, — улыбнулась она, испытывая острое наслаждение и от его слов, и от его близости.
Их губы готовы были слиться в поцелуе. Они забыли об окружающих. Все же Марго опомнилась первая: отклонилась от жадных зовущих губ Посвистова.
— Нельзя себя вести так легкомысленно, — усталым голосом прошептала она. — Я больше не могу танцевать.
И выскользнула из его объятий. Посвистов, пошатываясь, точно пьяный, вышел из толпы.
Арлекин, вертевшийся возле киоска-избы, снова попался навстречу. Он обежал вокруг, кривляясь и визжа, и исчез в толпе.
Посвистов увел свою даму в уголок, изображавший грот «Спящей царевны». Это была декоративно воспроизведенная иллюстрация к сказке Пушкина. Не было только хрустального гроба и самой царевны в нем.
— Марго… моя Марго… — усаживая ее на маленькую скамью и опускаясь рядом, страстно произнес Посвистов. — Сегодня я — самый счастливый человек в мире.
Она не уклонилась от поцелуя. Несколько секунд они пили блаженство. Наконец, она оторвалась от него бледная, измученная. Грудь ее порывисто вздымалась под балахоном маскарадного наряда.
— Я совершаю безумство, — сказала она. — Но я люблю тебя… Боже, но как тебя звать?
— Анатоль… Когда-то меня звали просто Толь.
— Толь? Так, видно, называли тебя женщины, которым ты дарил свои ласки? — ревниво осведомилась она. — Я не хочу так называть тебя. Я хочу, чтобы ты был для меня совсем маленьким и совсем моим. Я назову тебя Оль. Хорошо? Мой Оль, мой мальчик Оль…
Он снова привлек ее к себе.
— Нет, погоди, — вспомнив утреннюю беседу с Дегро, освободилась она из объятий Посвистова, — я должна сказать тебе что-то очень важное.
— Ничего важнее того, что ты уже сказала, для меня не существует. Любимая…
— Погоди, безумец, — отбивалась она. — Есть нечто, затмевающее любовь, вернее, убивающее ее.
— Что же это? — встревожился Посвистов.
— Смерть, — произнесла она с трепетом в голосе. — А я не хочу смерти, особенно сейчас, когда впервые в жизни узнала, что такое истинная любовь.
— Что ты болтаешь, Марго? — изумился Посвистов. — Что за странные мысли о смерти?
Марго покачала головой. Из-под капюшона домино в прорезе маски глядели на Посвистова серьезные, озабоченные глаза.
— Я говорю серьезно. Наша любовь сопряжена с большой опасностью. Но, Оль, говорить об этом здесь довольно рискованно.
Она оглянулась по сторонам. Вблизи никого не было. Джаз-банд наполнил воздух вакханалией звуков.
Марго склонила голову к плечу Посвистова и шепотом передала ему все, что узнала от Дегро: и о Лурье, и об угрозах «устранения».
— Я бы хотела тебя видеть завтра у себя, Оль, — сказала она в заключение. — Утром… Хорошо? А теперь еще один чарльстон, и я должна спешить к Сереже.
— Он не скучает. С ним Куприн, — увлекая ее в толпу танцующих, ответил он.
— Потом и ты приходи ужинать к нашему столу. Серж будет рад. Только смотри, будь осторожен.
Она погрозила пальцем и, засмеявшись, выскользнула из его объятий, направилась в дамскую комнату.
Ни она, ни он не заметили, как из-за груды камней грота вышел арлекин. Он не проронил ни слова из беседы влюбленных.
Посвистов бродил по залу, тщетно дожидаясь появления красного домино. Когда он заглянул в столовую, то увидел за столом Баталина шаловливую аркадскую пастушку.
Красное домино, очевидно, существовало только для него.
XI. Псевдополицейский
Обитатели улицы Удино, вернее, наиболее беспокойный ее элемент, в воскресенье 12 января были обеспокоены непривычным явлением.
В двенадцать часов дня на безлюдной улице появился полицейский и начал шагать взад и вперед со всей важностью и солидностью, подобающей «ажану».
Пекарь Берсье, лавочка которого находилась напротив, первый обратил внимание на необыкновенное явление. Он сказал своему единственному помощнику:
— Смотри-ка, Жак, на нашей улице появился ажан. С сотворения мира этого не водилось.
И оба некоторое время следили за полицейским, обмениваясь ироническими замечаниями насчет его внешности.
— Парень довольно внушительный и, видно, не новичок в своем деле, — заметил Берсье.
— Откуда вы это заключаете, хозяин?
— Он не молодой уже. Только люди под пятьдесят носят еще бородку буланже… А что он не первый день на службе — видно по плащу и по кепи — они не первой свежести.
Замечание было вполне основательное, и с ним согласился долговязый помощник метра Берсье.
Полицейский гулял около часу по улице без всякого дела: время было тихое, на улице почти не было прохожих.
В час дня появился другой полицейский с нашивкой капрала и подошел к новому постовому.
…Когда Посвистов увидел приближавшегося к нему полицейского чина, то первым его желанием было бежать, а потом — провалиться сквозь землю.
Но бегство было бесцельно. Оно на несколько минут внесло бы оживление в тихую жизнь улицы, но вряд ли кончилось бы благополучно для Посвистова. Еще неосуществимее было второе его желание. Поняв это, Посвистов решил идти навстречу опасности.
Вспомнив свою роль, он приветствовал капрала, приложив руку к кепи привычным жестом военного. Капрал сурово взглянул на него.
— Я вас не знаю, — буркнул он. — Кто распорядился поставить вас тут?
Наступил решительный момент игры. Посвистов вынул из-за обшлага мундира бумагу.
— Честь имею представиться — полицейский Баптист Дельвю, район VI комиссариата Сен-Клод.
Капрал пробежал взглядом бумагу. Лицо его продолжало выражать неудовольствие.
— Эти господа из министерства вмешиваются постоянно не в свое дело, — проворчал он, отдавая бумагу Посвистову. — Но вы, конечно, не при чем, товарищ. Служба — службой.
— Так точно, господин капрал, — вытянувшись, ответил Посвистов. У него отлегло от сердца: Дегро был прав, утверждая, что ему не угрожает ни малейшей опасности.
Капрал ушел, ворча что-то нелестное о «министерских господах». Посвистов снова остался один.
После предупреждения Брадлея, предложение Дегро сыграть роль полицейского не было для него неожиданностью. Он согласился, не отказавшись также принять очередной чек на 10000 франков.
Посвистов чувствовал себя вовлеченным в центр какой-то сложной интриги. С одной стороны большевики, с другой — Брадлей со своим комитетом безопасности. Он находился точно между молотом и наковальней.
Хуже всего в его положении было то, что он не знал, какого рода интрига плелась вокруг него, и кто должен стать жертвой этой интриги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34