— Бедный, бедный мой сюртучок. Не, он не будет согревать Ганса-Йоста этой зимой, ох, не будет. Солома, вот что мне нужно, много соломы, чтобы заткнуть, а то этот сарай совсем прохудился.
Безумец дико расхохотался, и его смех дружно подхватили индейцы. Все они не отрывали глаз от этого странного малого с длинными, свалявшимися волосами пшеничного цвета, торчавшими из отверстий его шляпы, продырявленной не хуже сюртука. Они любовались его покрытой оспинами физиономией с неровными пятнами щетины и ртом, полным неестественно длинных, с диковинным прикусом, зубов. Слюна стекала по его подбородку, пятная сальные лацканы.
Джек обвел взглядом круг зрителей, покатывавшихся со смеху. По ту сторону человеческого кольца находился Сэмюэль, гонец из племени кайюга, раны которого почти зажили. Джек подошел к нему и опустился рядом на корточки.
— Одержимый духами, — сообщил Сэмюэль, задыхаясь от смеха. — Рассказывает про мятежников, которые палят в него, палят, и все мимо!
Он заулюлюкал, указывая на Ганса-Йоста, который теперь подпрыгивал вверх-вниз на своей шляпе.
Джек вздохнул. В Англии, если люди вели себя таким образом, их сажали под замок в Бедламе. Примером тому мог служить его собственный отец, сэр Джеймс Абсолют. Среди индейцев, однако, подобные безумцы почитались как святые или провидцы.
Когда Джек вернулся с охоты и до него дошел слух о том, что какой-то блаженный, только что прибывший из графства Трион, бродит по становищам туземцев и ведет с ними речи о войне, капитан Абсолют сразу заподозрил неладное. С трудом протолкавшись в первые ряды зевак и утвердившись в своих подозрениях, Джек попытался оттащить Ганса-Йоста, но куда там! Трое здоровенных сенеков с затуманенными ромом глазами оттолкнули его и схватились за ножи. Поскольку Ате на сей раз рядом не оказалось, Джеку не оставалось ничего другого, как отступить и наблюдать за представлением в качестве зрителя.
Идиот наконец перестал подпрыгивать. Теперь он печально смотрел на свою шляпу, которую, если можно так выразиться, все еще соединяла с головой тоненькая струйка слюны.
— Но разве они оставят бедного Ганса-Йоста в покое? — жалобно простонал он. — Нет, они гонятся за ним, преследуют его. И как быстро, как быстро!
Индейцы, как по сигналу, снова покатились со смеху. Затем сахем сенеков встал и, выступив вперед, спросил:
— И много их за тобой гонится?
Ганс-Йост продолжал смотреть вниз, бормоча что-то себе под нос. Сахем, подойдя поближе, ткнул сумасшедшего в грудь, так что тот отшатнулся.
— Сколько их, мятежников?
Идиот наконец поднял бледно-голубые глаза, но устремил их куда-то вдаль, в некую точку высоко над головой вождя. Рука бессознательно поднялась и стерла слюну с подбородка, перенеся ее на сюртук. Заговорил он шепотом, но его шепот каким-то чудом был прекрасно слышен даже в задних рядах. Это заставило Джека вспомнить о «Друри-Лейн».
— Покрывают пшеничные поля, как саранча, пожирают все на своем пути.
— Как скоро?
Не получив ответа, вождь схватил Ганса-Йоста за грудки и встряхнул.
— Как скоро они будут здесь?
На сей раз бормотание идиота расслышал один лишь вождь, мгновенно разжавший руки, как будто боясь заразы. Сумасшедший пошатнулся, упал, попытался встать, но, так и не осуществив это намерение, сел скрестив ноги на земле и совершенно неожиданно для всех запел.
Сенека обвел взглядом круг застывших в ожидании индейцев и буркнул:
— Полдня. Может быть, меньше.
Поднялся взволнованный гул, который перекрыл голос вождя:
— Хватит с меня этой бестолковой бойни. Я ухожу в свое стойбище, оплакивать наших умерших.
С этими словами вождь решительно покинул круг, оставив после себя раскол и сумятицу. Воины ожесточенно спорили, жестикулируя и не скупясь на брань. Джеку попался на глаза Брант, который сгреб за рубаху из оленьей кожи огромного могавка, что-то ему втолковывая. Воин отвел руку Бранта в сторону, плюнул и ушел.
Многие индейцы уже бежали в свой стан, где без промедления начинали разбирать вигвамы, скатывая полосы бересты, служившей им материалом для стен и крыш. Скатки коры быстро связывали кожаными ремнями.
Попытаться остановить это было бы все равно что мочиться против ветра. Поэтому Джек направился к центру недавнего круга, где Ганс-Йост по-прежнему тихонько напевал что-то себе под нос.
Рывком поставив идиота на ноги, Джек сказал:
— Ты пойдешь со мной.
* * *
Если Джек рассчитывал, что командующий силами его величества воспримет полученные от идиота сбивчивые сведения иначе, чем туземцы, то совершенно напрасно. Видимо, между идиотами и пьяницами существует некая особая близость.
— Боже милостивый! Сколько их? Как далеко?
Полковник уже усвоил, что после полудня ему лучше не вставать. Подавшись к Гансу-Йосту, он так сжал подлокотники своего кресла, что на его шее проступили жилы, а физиономия налилась кровью.
Невнятный вопрос был риторическим. Все и так слышали: приближается трехтысячное войско мятежников, большую часть которого составляют солдаты регулярной армии Вашингтона под командованием известного смутьяна Бенедикта Арнольда. И находится оно менее чем в половине дневного перехода отсюда.
— Боже мой, у них трехкратное превосходство! Трехкратное! — Сент-Легер тяжело осел.
— Это лишь в том случае, если мы примем его слова на веру, — заметил Джек, выступив вперед и пытаясь привлечь к себе блуждающий взгляд своего начальника.
Это ему удалось: глаза полковника наконец сфокусировались на нем.
— Опять вы, Абсолют. Все время сомневаетесь, да? С чего бы это нам ему не верить?
— Потому что этот малый явно идиот! — Джек попытался обуздать раздражение в своем голосе, но не слишком успешно. — И вдобавок его фамилия Шулер.
— Шулер? Шулер? Ну и что с того?
— Да то, что Филипп Шулер является одним из лучших вражеских генералов. Он командует армией, противостоящей генералу Бургойну, а этот несчастный сумасшедший доводится ему родичем.
— У всех нас есть родичи по ту сторону, капитан, — подал голос майор-лоялист Уотте. Со времени своего стремительного отступления при Орискани он утратил свою медлительность, заметно прибавив резвости.
— Да, сэр, — ответил Джек. — Я просто намекаю на то, что его слова не следует воспринимать как Священное Писание.
— Вы богохульствуете, Абсолют!
Сент-Легер, чья любовь к бутылке постоянно находилась в состоянии войны с его любовью к Библии, накренился вперед под опасным углом. Еще момент, и он рухнет со стула и составит компанию Гансу-Йосту на земле перед палаткой.
От этого позора полковника избавило появление капитана Анкрама.
— Дикари, сэр. Дикари! Они уходят, эти псы-язычники, уходят все до единого!
Джек закрыл глаза. Его план состоял в том, чтобы успокоить Сент-Легера и направить разведчиков для проверки болтовни Ганса-Йоста до того, как полковник узнает об уходе союзников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98