— Вы прекрасный рыболов, сэр.
— Вы добры, сударыня. Однако я всего лишь новичок. Хочешь посмотреть на мастера?
Когда она кивнула, он дал ей знак молчать, взял ее за руку и, отведя на несколько футов вперед, раздвинул листья нависавшей над водой ивы.
— Вот настоящий рыболов, — промолвил он тихонько.
Ярдах в пятидесяти ниже по течению, застыв столь неподвижно, что Джеку оставалось только завидовать, почти слившаяся с ландшафтом благодаря серо-голубому оперению, стояла цапля. Ее длинная шея вытянулась, сделавшись прямой, как карандаш.
— Она знает, что мы здесь? — шепотом спросила девушка.
— Знает. Ее зрение охватывает почти полную окружность. Но мы с ней битый час ловили рыбу бок о бок: она привыкла ко мне и, кажется, ничего против меня не имеет.
Неожиданно голова птицы метнулась вниз. Клюв скальпелем разрезал поверхность, серебряная чешуя блеснула на солнце, и спустя долю мгновения тонкая шея несколько раздулась.
Рябь на воде унялась, цапля снова застыла, как изваяние.
— Великолепно!
Джек отпустил ветви, позволив им сомкнуться.
— И ведь вот что любопытно: летает она неуклюже, и голосок у нее хриплый, вроде вороньего карканья.
— Ага, и ноги тонкие. Не то что у тебя.
Она бросила взгляд на торчавшие из-под намокшей рубахи ноги и улыбнулась. Улыбкой ответил ей и он. На некоторое время они вплели свое молчание в тишину леса; потом Джек повернулся к своей одежде и сказал:
— Ну что, идем? По-моему, нам пора подкрепиться.
* * *
Когда они, утолив голод, устроились наконец на ночлег в своем берестяном шалаше, уже настала ночь.
— Да, — вздохнула Луиза, — я знала, что у тебя множество достоинств, но никак не думала, что среди них числится и мастерство повара.
Джек наклонился вперед, чтобы подбросить очередное полено в костер и заодно скрыть вызванную ее словами довольную улыбку.
— Я готовлю только походную еду. Никаких разносолов.
— Мне уже давно не доводилось пробовать такой вкуснятины. В ходе этой кампании армия снабжалась далеко не лучшим образом.
Потянувшись, она взяла с деревянной дощечки несколько последних крошек.
— Как ты это назвал?
— Лесные лепешки. Рецепт прост: кукурузная мука, кленовый сироп и... нам повезло, что я нашел эти сладкие каштаны.
— Надо же, каштаны!
Луиза выпрямилась и улыбнулась своей неповторимой таинственной улыбкой.
— Джек Абсолют. Солдат. Могавк. Дуэлянт. Драматург. Кулинар. Рядом с таким человеком начинаешь чувствовать собственную ущербность. Какими еще талантами ты собираешься меня ошеломить?
Тон ее был дразнящим.
Джек прокашлялся.
— Прежде всего, наверное, исключительным даром наживать неприятности. Совсем недавно я размышлял о том, как много людей предпринимали за последнее время попытки меня убить и к каким разнообразным способам они прибегали.
Он поворошил костер палкой, наблюдая за тем, как одни язычки пламени затухают, а другие, напротив, разгораются ярче.
— Может быть, объясняется это тем, что ты слишком свободно высказываешь свое мнение? Многих, надо думать, спровоцировала твоя откровенность.
— Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, — отозвался Джек, откинувшись назад и опершись на локоть. — Тебе прекрасно известно, что к участию в этой кампании меня фактически принудили, в то время как сам я хотел лишь одного: спокойно заниматься своими делами. Трудно сыскать человека более миролюбивого и менее склонного провоцировать кого бы то ни было.
Луиза расхохоталась, да так заразительно, что Джек, поначалу чуть было не осерчавший, не выдержал и присоединился к ней.
— Ты? Я помню тот разговор в нашу последнюю ночь на борту «Ариадны»! С каким пылом ты защищал мятежников-колонистов!
— Правда? Я не помню, чтобы проявлял пыл по отношению к чему-либо, кроме твоих глаз.
— Фу, Джек. Я серьезно. Мне любопытно... — Она подалась вперед. — Любопытно, почему офицер, настолько близкий к генералу Бургойну и преданный ему, позволяет себе высказывать столь опасные суждения?
— Я офицер, это правда, хотя стал им снова лишь под давлением обстоятельств. И генерала я весьма ценю, и как полководца, и как человека. Но... — Поколебавшись, он продолжил: — Но, помимо этого, в моих жилах течет кровь мятежников.
— Так твой отец?..
— Сэр Джеймс? — Джек издал смешок. — Думаю... нет. Нет, это моя мать. Она была ирландкой и ревностной сторонницей освобождения своей родины. Так что, если угодно, бунтарство у нас в крови.
— Как это интригует. — Луиза привстала на колени, чтобы присмотреться к нему получше. — Внутренний разлад, вот что это такое. Выходит, мятежник внутри тебя хотел бы освободить колонистов от преданности Короне?
— В конечном счете, — ответил Джек после недолгого размышления, — я бы предпочел иное. Как и многим так называемым мятежникам, мне бы хотелось, чтобы они получили свою свободу, но при этом сохранили верность Короне. Они ведь все-таки тоже англичане.
— И еще — ирландцы, шотландцы, немцы, голландцы... У этих-то ведь нет никаких оснований быть преданными Англии. Разве не так?
— Но именно Англия открыла для них эту страну. Англия, которая почти обескровила себя в бесконечных войнах, защищая их от французской тирании. Разве они не в долгу перед нею за это? Я считаю, что они, как и все подданные Британской Короны, имеют право на представительство в парламенте. Лишь дав им все права и свободы, подобающие англичанам, Британия вправе облагать их налогами.
— А, вот и тот самый пыл, который я рассчитывала увидеть снова! — Глаза девушки вспыхнули. — Я согласна с тобой, Джек, хотя очень многие бы не согласились. Но если требования этих людей справедливы, что же нам следует с ними сделать?
— Разбить их. Ибо такие люди, прибрав к рукам всю полноту власти, непременно используют ее для установления тиранических порядков. Я говорю не обо всех и даже не о большинстве, но о влиятельном меньшинстве. Отчасти это уже происходит.
Луиза подалась вперед еще больше.
— Ты говоришь о рабстве? Ну что ж, мне трудно не согласиться с тобой и в этом. Я тоже нахожу это отвратительным.
— Я говорю не только о рабстве. Но да, это ужасно. Теперь на британских островах нет рабов. И при этом почти половина из подписавших Декларацию независимости — рабовладельцы, и в случае своей победы они сделают все, чтобы сохранить этот бесчеловечный порядок. Может быть, во мне бурлит матушкина кровь, но я считаю, что, если революции и суждено совершиться, пусть она будет направлена против всякой тирании и за свободу каждого.
— Звучит смело, особенно в устах человека, чья родная страна как раз и занесла рабство в эти края. Ведь это твои соотечественники по-прежнему извлекают из работорговли огромные барыши! У себя дома вы, может быть, отказались от рабства и даже заклеймили его, но не ваши ли корабли тысячами доставляют невольников к иным берегам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98