ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Вначале автор посчитал это просю вздорной придиркой, спросив цензора, не хочет ли он, чтобы в сообщении говорилось о буржуях в цилиндрах на московских улицах; однако, в последующие дни ему пришлось увидеть больше, и в своей книге, написанной в 1938 году, он писал:
«Отдел цензуры, другими словами весь механизм контроля и обуздывания иностранною печати, состоял из одних евреев, и это удивило меня более всего другого в Москве. Во всём учреждении не было по-видимому, ни одного нееврейского сотрудника… Мне всегда говорили, что процент евреев в советском правительстве был мал, но в этом одном важном отделе, с которым мне довелось познакомиться близко, у них была полная монополия, и я задавал себе вопрос, где же были русские? Видимо, они были в числе той серой и молчаливой толпы, которую я видел, но о которой нельзя было писать».
Вскоре автор узнал от старожилов, что «процент евреев в советском правительстве» вовсе не был так уж мал, что в их руках был сосредоточен если и не весь контроль, то во всяком случае значительная его часть. Автор не смог познакомиться в Москве ни с одним русским, — это была другая сторона этого единственного в своём роде опыта. Никогда в жизни ему не приходилось видеть правящего класса, столь герметически изолированного от порабощённой им массы. Во время этого приезда в Москву автору вовсе не приходило в голову искать доказательств еврейского господства; то, что он видел, навязывалось ему само. В 1935 году он пожалуй даже ещё не начинал размышлять по поводу «еврейского вопроса». Описанное выше впечатление было первым, которое получил сравнительно опытный наблюдатель, никогда ранее не бывавший ни в Москве, ни вообще в России. Он нашёл его подтверждённым со стороны другого опытного журналиста, который провёл в России 12 лет, с 1922 по 1934 г.; книга Вильяма Генри Чемберлена (см. библиографию) является до сих пор ценным источником по истории этого периода. Он пишет:
«Значительное число евреев сделали карьеру в советской бюрократии. Из примерно дюжины сотрудников отдела печати при Наркоминделе, которых я знал лично, я помню только одного нееврея. Преобладание евреев в этом комиссариате в годы моего пребывания в России было почти смехотворным; русские были представлены седым швейцаром и пожилыми, опустившегося вида женщинами, разносившими чай. Много евреев было также в ГПУ, Коминтерне и в комиссариатах, связанных с торговлей и финансами».
По вопросу о причинах такого положения Чемберлен приходит, однако, к выводам, отличным от выводов автора этих строк. Он пишет: «После того, как я покинул Россию, мне случалось получать письма с вопросами, как ведут себя евреи при советском строе, причём подразумевалось, что евреи действуют, как сплочённая масса, и что вся русская революция была еврейским заговором. Это предположение не имеет ни малейшего исторического обоснования… Теория, согласно которой евреи единым расовым блоком работали на победу большевизма, не выдерживает серьёзного исторического анализа». В этом дышащем авторитетом утверждении смешиваются две весьма различные вещи: направляющая сила еврейства и вся масса народа, называемого «евреями». Ни немцы, ни русские не работали «единым расовым блоком» на победу национал-социализма или большевизма, но и тем, и другим их навязали. Массы и толпа никогда не «работают» сознательно на победу чего бы то ни было; их толкает в нужном направлении любая хорошо организованная группа, которой удаётся захватить над ними власть. «Сплочённая масса» рабочих и не думает «работать» на всеобщую забастовку, но всеобщие забастовки объявляются от её имени. В настоящей книге было достаточно ясно показано, что, например самая упорная оппозиция сионизму исходила именно от евреев, но сегодня всему «расовому блоку» надели сионизм, как смирительную рубашку. По убеждению автора этих строк, доказуемой направляющей силой революции, начиная, по крайней мере, с 1848 г., был восточно-европейский талмудистский раввинат, и в этом смысле «революция» действительно была «еврейским заговором».
В 1935 году в Москве автору случилось лично познакомиться с некоторыми из еврейских олигархов. Одним из них был тучный Максим Литвинов, типичный завсегдатай венских или парижских эмигрантских кафе, превратившийся в революционного вельможу. Другим был начальник отдела печати Уманский — ловкий, улыбчивый, но весьма опасный молодой человек, родом, как говорят, из Румынии, и столь же похожий на русского, как африканский негр. У автора было постоянное чувство, что он путешествует по России в запломбированном вагоне, не хуже того, а котором Ленин в неё приехал. Насколько известно, к 1937 году это положение не изменилось. Русский эмигрант и публицист, А. П. Столыпин (отец которого, один из последних настоящих освободителей русского народа, был убит еврейским террористом в 1911 г.), писал в этом году (см. библиографию), что замена евреев русскими или иными «на высших ступенях советской официальной лестницы» была несомненно тактическим ходом, и что евреи «по-прежнему держат главные рычаги управления, в тот день, когда им придётся выпустить их из рук, всё марксистское сооружение развалится, как карточные домик». Столыпин перечислял высокие посты, по-прежнему занятые евреями, особо отмечая, что ключевые позиции реального контроля, держащегося на терроре, полностью оставались в еврейских руках. Это были концентрационные лагеря рабского труда, которыми управлял еврейский триумвират и в которых содержалось не менее 7 миллионов русских; тюрьмы, управляемые еврейскими комиссарами; весь механизм печати и её распределения, включая цензуру; и, наконец, чисто талмудистская по своему существу система «политкомиссаров», обеспечивающая террористскую дисциплину в армии.
В 1938 г. некий Бутенко, скромный работник советской дипломатической службы, не желая возвращаться в Москву, бежал из Бухареста в Италию. В статье в «Джорнале д’Италия» он писал, что правящий класс в России почти исключительно состоит из евреев; в особенности на Украине всё управление и вся промышленность были в их руках, и это положение было установлено правительством в Москве. Другими словами, кадры революционных руководителей не претерпели между 1917 и 1939 гг. существенного изменения; они исчезли из первых рядов, но сохранили за собой «рычаги управления». После этого картина покрылась туманом войны, и следующим периодом времени, в котором можно проверить положение вещей, являются её последние годы и первый поселевоенный период, начиная с 1945 года.
Даже ещё до того, как началась Вторая мировая война, «военные цели» революции были сформулированы Сталиным на III Конгрессе Коминтерна в Москве, в мае 1938 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281