Если бы я горячился, старался блеснуть — ошибок наверняка бы не избежал. Но мне удалось избрать единственно верный путь: я работал. Работал, как учили, спокойно и четко, предельно внимательно и хладнокровно. И так весь полет, от начала и до конца.
Не стану вдаваться в подробности, скажу только, что ощущал редкое состояние полного, ничем не затуманенного счастья. Я — летчик! Я — бывший беспризорник Женька Савицкий — стал летчиком! Отныне летать — не только моя мечта, но и моя профессия. Профессия, которой, как я понял тогда, суждено стать делом всей моей жизни…
А Алексеева в тот день поздравили с победой в соревновании: его курсант первым в истории школы поднялся в воздух.
Но учеба давалась далеко не всем. И способности разные, да и подготовка перед поступлением в школу у многих хромала. Оказались среди курсантов и просто случайные люди. И когда наконец наступил долгожданный день, а мы построились в ожидании торжественной минуты — присвоения воинского звания, — шеренги наши изрядно поредели: от первоначального состава роты, насчитывавшей двести двадцать человек, осталось всего-навсего восемьдесят.
Приказ Наркома обороны о присвоении звания «красный военлет» зачитывал перед строем начальник школы. Он же вручал нам и знаки воинского различия. Тем выпускникам, кто направлялся в строевые части, присваивалась четвертая категория, а вместе с ней — два кубика в петлицы тужурок. Шестая категория и четыре кубика полагались тем, кого решено было оставить в школе в качестве инструкторов.
До сих пор не знаю, чего мне тогда хотелось больше: летать или учить летать других? То и другое в моих глазах выглядело одинаково заманчиво. Но в армии не выбирают, а распределение — тот же приказ. И когда начальник школы назвал мою фамилию, судьба моя уже была решена. Отныне бывшему курсанту Савицкому надлежало исполнять должность инструктора, а заодно и вести курс по аэродинамике. И если о первом назначении я еще мог догадываться, то должность преподавателя оказалась для меня полной неожиданностью.
— А чего же ты хотел?! — поздравляли меня друзья. — Ты же эту аэродинамику небось по ночам во сне видел. Вот и отдувайся теперь наяву. Ничего, справишься…
Предмет этот я и в самом деле любил. Спать, понятно, он мне не мешал, но овладел я им вполне основательно.
— Вам-то что! — отшучивался в ответ я. — Вам здорово! Строевые летчики, летать будете…
— И тебе неплохо! Тебе, может, заодно с аэродинамикой еще и пожарную охрану начальство доверит… Так что держись теперь, в гору пошел! И здесь без строевой не соскучишься…
Шутки шутками, а расставаться с ребятами было жаль. Да и с мечтой о строевой летной службе — тоже не легче. Однако приказ есть приказ. Надо было приступать к исполнению новых обязанностей. Юность позади, начиналась взрослая жизнь… Скучать и впрямь было некогда. Меня избрали секретарем комсомольской организации отряда. Что ни говори, а сто пятьдесят комсомольцев — дело нешуточное! Только успевай поворачиваться…
Я успевал. В молодости все легко — сил и энергии через край. Задора, азартного желания всюду поспевать — и того больше. Крутишься целыми днями, ровно белка в колесе, — и хоть бы тебе что! Наоборот, норовишь еще за что-нибудь ухватиться, еще что-нибудь на плечи взвалить… Чем больше ноши, тем увереннее себя чувствуешь: значит, могу, значит, нужен людям! Об отдыхе да развлечениях как-то совсем не думалось…
Да и какие там развлечения! Аэродром Гумрак с его летным полем и деревянными, наспех сколоченными из дощатых щитов бараками, где мы жили, располагался на отшибе — не только клубов да театров — села приличного поблизости не увидишь. На танцы или хотя бы гармонь деревенскую послушать — сходить некуда. Да и не до того. Времени в обрез. Жили делом, остро и напряженно. Всякий день расписан буквально по минутам. Но никто не жаловался. Хотя отвести душу на вечеринке, потанцевать с девчатами, пройтись в обнимку по сельской улице порой очень хотелось — молодость, как поется в песне, бывает в жизни только раз.
Когда у меня за плечами было уже два выпуска — по восемь человек в каждом, — меня повысили в должности — стал командиром звена. Спорилось и с преподавательской работой. Во всяком случае, новый начальник школы комбриг Богослов не раз отзывался о моей педагогической деятельности вполне уважительно. Слыл я большим авторитетом по этой части и в кругу инструкторов.
По вот однажды на летном поле нашего аэродрома приземлился самолет неизвестной мне конструкции. И, несмотря на все мои хваленые познания в области аэродинамики, ответить на нетерпеливые расспросы своих товарищей, что это, дескать, за птица прилетела к нам в гости, я так и не смог. Вместо меня на них ответил комбриг Богослов, когда, зарулив истребитель на стоянку, вылез из машины и подошел к нам.
— Что, хороша птичка? — усмехнулся он, оглядев наши недоуменные лица. — Вижу, не доводилось прежде встречаться? Впрочем, беда невелика. Не напоказ пригнал, работать на новом истребителе будем… — Комбриг ради солидности помолчал немного и внезапно повернулся всем корпусом в мою сторону: — А вам, Савицкий, предлагаю тщательно изучить инструкции по эксплуатации этого самолета. Мотор, конструктивные особенности, ну, словом, все как положено. Надо же кому-то начинать… Но учтите, зачеты буду принимать лично.
Комбриг ушел. А мы стояли и молча разглядывали новую машину. Поглядеть было на что. Истребитель производил внушительное впечатление. Наши Р-5 ему в подметки не годились… Крылья и фюзеляж у него были заметно короче, мощный лобастый мотор с кольцевым капотом, сравнительно большой киль — все придавало новой машине динамичный и слегка заносчивый бойцовский вид.
— Повезло тебе, Савицкий! — не без оттенка зависти сказал кто-то из инструкторов. — Облетывать такую машину — не работа, а чистое удовольствие!
Я в ответ лишь вздохнул да развел руками: что, дескать, тут скажешь, действительно повезло.
А за инструкции сел в тот же вечер. Изучил все назубок, до самой мельчайшей подробности.
Через три дня доложил начальнику школы:
— Товарищ комбриг, ваше приказание выполнено!
— Какое именно? — поинтересовался Богослов, то ли делал вид, то ли действительно позабыл о данном мне поручении. И добавил: — Что это вы взбудораженный какой-то, будто на собственную свадьбу опаздываете?
— Никак нет, не на свадьбу… — на секунду опешил я, но тут же взял себя в руки и четко доложил: — Прибыл сдавать зачеты по инструкции и по матчасти истребителя И-5!
Зачеты я в тот день сдал. А на другой, получив разрешение комбрига и дальше облетывать машину, уже вторично поднял ее в небо, чтобы без помех поглядеть, на что она способна. Она, а вместе с ней и я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Не стану вдаваться в подробности, скажу только, что ощущал редкое состояние полного, ничем не затуманенного счастья. Я — летчик! Я — бывший беспризорник Женька Савицкий — стал летчиком! Отныне летать — не только моя мечта, но и моя профессия. Профессия, которой, как я понял тогда, суждено стать делом всей моей жизни…
А Алексеева в тот день поздравили с победой в соревновании: его курсант первым в истории школы поднялся в воздух.
Но учеба давалась далеко не всем. И способности разные, да и подготовка перед поступлением в школу у многих хромала. Оказались среди курсантов и просто случайные люди. И когда наконец наступил долгожданный день, а мы построились в ожидании торжественной минуты — присвоения воинского звания, — шеренги наши изрядно поредели: от первоначального состава роты, насчитывавшей двести двадцать человек, осталось всего-навсего восемьдесят.
Приказ Наркома обороны о присвоении звания «красный военлет» зачитывал перед строем начальник школы. Он же вручал нам и знаки воинского различия. Тем выпускникам, кто направлялся в строевые части, присваивалась четвертая категория, а вместе с ней — два кубика в петлицы тужурок. Шестая категория и четыре кубика полагались тем, кого решено было оставить в школе в качестве инструкторов.
До сих пор не знаю, чего мне тогда хотелось больше: летать или учить летать других? То и другое в моих глазах выглядело одинаково заманчиво. Но в армии не выбирают, а распределение — тот же приказ. И когда начальник школы назвал мою фамилию, судьба моя уже была решена. Отныне бывшему курсанту Савицкому надлежало исполнять должность инструктора, а заодно и вести курс по аэродинамике. И если о первом назначении я еще мог догадываться, то должность преподавателя оказалась для меня полной неожиданностью.
— А чего же ты хотел?! — поздравляли меня друзья. — Ты же эту аэродинамику небось по ночам во сне видел. Вот и отдувайся теперь наяву. Ничего, справишься…
Предмет этот я и в самом деле любил. Спать, понятно, он мне не мешал, но овладел я им вполне основательно.
— Вам-то что! — отшучивался в ответ я. — Вам здорово! Строевые летчики, летать будете…
— И тебе неплохо! Тебе, может, заодно с аэродинамикой еще и пожарную охрану начальство доверит… Так что держись теперь, в гору пошел! И здесь без строевой не соскучишься…
Шутки шутками, а расставаться с ребятами было жаль. Да и с мечтой о строевой летной службе — тоже не легче. Однако приказ есть приказ. Надо было приступать к исполнению новых обязанностей. Юность позади, начиналась взрослая жизнь… Скучать и впрямь было некогда. Меня избрали секретарем комсомольской организации отряда. Что ни говори, а сто пятьдесят комсомольцев — дело нешуточное! Только успевай поворачиваться…
Я успевал. В молодости все легко — сил и энергии через край. Задора, азартного желания всюду поспевать — и того больше. Крутишься целыми днями, ровно белка в колесе, — и хоть бы тебе что! Наоборот, норовишь еще за что-нибудь ухватиться, еще что-нибудь на плечи взвалить… Чем больше ноши, тем увереннее себя чувствуешь: значит, могу, значит, нужен людям! Об отдыхе да развлечениях как-то совсем не думалось…
Да и какие там развлечения! Аэродром Гумрак с его летным полем и деревянными, наспех сколоченными из дощатых щитов бараками, где мы жили, располагался на отшибе — не только клубов да театров — села приличного поблизости не увидишь. На танцы или хотя бы гармонь деревенскую послушать — сходить некуда. Да и не до того. Времени в обрез. Жили делом, остро и напряженно. Всякий день расписан буквально по минутам. Но никто не жаловался. Хотя отвести душу на вечеринке, потанцевать с девчатами, пройтись в обнимку по сельской улице порой очень хотелось — молодость, как поется в песне, бывает в жизни только раз.
Когда у меня за плечами было уже два выпуска — по восемь человек в каждом, — меня повысили в должности — стал командиром звена. Спорилось и с преподавательской работой. Во всяком случае, новый начальник школы комбриг Богослов не раз отзывался о моей педагогической деятельности вполне уважительно. Слыл я большим авторитетом по этой части и в кругу инструкторов.
По вот однажды на летном поле нашего аэродрома приземлился самолет неизвестной мне конструкции. И, несмотря на все мои хваленые познания в области аэродинамики, ответить на нетерпеливые расспросы своих товарищей, что это, дескать, за птица прилетела к нам в гости, я так и не смог. Вместо меня на них ответил комбриг Богослов, когда, зарулив истребитель на стоянку, вылез из машины и подошел к нам.
— Что, хороша птичка? — усмехнулся он, оглядев наши недоуменные лица. — Вижу, не доводилось прежде встречаться? Впрочем, беда невелика. Не напоказ пригнал, работать на новом истребителе будем… — Комбриг ради солидности помолчал немного и внезапно повернулся всем корпусом в мою сторону: — А вам, Савицкий, предлагаю тщательно изучить инструкции по эксплуатации этого самолета. Мотор, конструктивные особенности, ну, словом, все как положено. Надо же кому-то начинать… Но учтите, зачеты буду принимать лично.
Комбриг ушел. А мы стояли и молча разглядывали новую машину. Поглядеть было на что. Истребитель производил внушительное впечатление. Наши Р-5 ему в подметки не годились… Крылья и фюзеляж у него были заметно короче, мощный лобастый мотор с кольцевым капотом, сравнительно большой киль — все придавало новой машине динамичный и слегка заносчивый бойцовский вид.
— Повезло тебе, Савицкий! — не без оттенка зависти сказал кто-то из инструкторов. — Облетывать такую машину — не работа, а чистое удовольствие!
Я в ответ лишь вздохнул да развел руками: что, дескать, тут скажешь, действительно повезло.
А за инструкции сел в тот же вечер. Изучил все назубок, до самой мельчайшей подробности.
Через три дня доложил начальнику школы:
— Товарищ комбриг, ваше приказание выполнено!
— Какое именно? — поинтересовался Богослов, то ли делал вид, то ли действительно позабыл о данном мне поручении. И добавил: — Что это вы взбудораженный какой-то, будто на собственную свадьбу опаздываете?
— Никак нет, не на свадьбу… — на секунду опешил я, но тут же взял себя в руки и четко доложил: — Прибыл сдавать зачеты по инструкции и по матчасти истребителя И-5!
Зачеты я в тот день сдал. А на другой, получив разрешение комбрига и дальше облетывать машину, уже вторично поднял ее в небо, чтобы без помех поглядеть, на что она способна. Она, а вместе с ней и я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130