Но такая скорость не была естественной для «Ра». Сперва линь, на котором за бортом болталась сетка с живыми омарами, занесло за корму, и он обмотался вокруг одного из рулевых весел. Весло напружинилось, грозя сломаться. В последнюю минуту нож обрубил линь, весло было спасено, зато лакомое блюдо поглотили волны. Затем под напором воды переломилось одно из трех укрепленных вдоль борта толстых весел, играющих роль швертов, притом именно то весло, к которому Норман приладил нерв, призванный соединять нас с родными и близкими, попросту говоря, медную пластину, заземление нашей портативной радиостанции. Металл явно был чужеродным телом на упругой папирусной лодке, и весло переломилось как раз по краю медной обшивки, только провод не дал волнам унести лопасть.
Нет, так не годится. Ветер не ветер – надо обходиться своими силами. Мы остановили эскорт, выбрали все концы я снова подняли парус При этом нам бросилось в глаза, как сильно качает шхуны; наше плоскодонное суденышко, подобно своему предшественнику, бальсовому плоту «Кон-Тики», чуть покачивалось вверх-вниз на широких валах.
И вот родился ветер, сначала легкие, потом все более сильные и долгие порывы, но уже не со стороны суши. Вместо обычного в это время года норд-оста подул норд-вест, а он грозил прибить нас прямо к невысоким скалам, что тянутся к югу от тихой гавани Сафи. Берег был еще совсем близко, отчетливо видно не только дома, но и коварный прибой, беззвучно лижущий желто-коричневые камни там, где прокаленный солнцем фасад зеленых равнин Марокко отражал вечный напор океана. И нас туда выбросит, если мы не научимся управлять своим стогом...
Всю нашу семерку заботило, как действует рулевое устройство. Мы могли только гадать, научить нас было некому. Вся надежда была на то, что ветер и течение, господствующие у берегов Марокко, увлекут лодку в океан, и мы сможем неделю-другую экспериментировать, не опасаясь, что нас прибьет к скалам. Мы боялись берега, а не океана. Начни мы проводить испытания в море около устья Нила – могли бы очутиться на мели, так и не успев выяснить принцип действия рулевого устройства древних египтян. А здесь, в Атлантике, можно беспрепятственно заниматься экспериментами, ведь обычно стихии уносят всякие обломки в океан.
Мы поставили на «Ра» точно такое рулевое устройство, какое показано на многочисленных моделях и фресках древнейшей поры Египта. И даже, по примеру древних египтян, попытались достать для рулевых весел кедр из Ливана, но в бывшем царстве финикийцев осталось совсем мало кедра, да и тот в заповедниках. Пришлось нам для мачты довольствоваться египетским сенебаром (он похож на можжевельник), а на два 8-метровых весла пошло африканское дерево, которое марокканцы называют ироко, причем лопасти были такой ширины, что вполне можно сделать небольшой письменный стол. Эти весла укрепили наискось по бокам заостренного ахтерштевня «Ра». Нижняя часть веретена опиралась на лежащее поперек кормы тонкое бревно. Примерно в 4 метрах выше – вторая точка опоры, поперечный брус, который был отнесен подальше от кормы и служил также задним поручнем мостика. В поперечинах бруса были вытесаны и выстланы кожей желоба для веретен, и в этих местах весла туго привязали толстой веревкой, так что они в стороны не двигались, а только вращались вокруг продольной оси. Иначе говоря, ими нельзя было рулить так, как длинным рулевым веслом на плоту «Кон-Тики», ведь они были фиксированы в двух точках.
Как же они работали? В верхней части каждого веретена была привязана поперек рукоятка из крепкого дерева, своего рода румпель, и обе они соединялись между собой шестом, висящим горизонтально на веревочных петлях. Когда человек, стоя посередине, толкал этот шест в сторону, весла вместе поворачивались вокруг продольной оси, как будто параллельные рули. Это выглядело так замысловато и так непохоже на все, чем пользуются теперь разные народы, что, когда я в первый раз осторожно толкнул шест влево и «Ра» медленно, но послушно, как смирная лошадь, повернулась вправо, у ребят вырвался крик радости и облегчения. Я сейчас же толкнул рычаг в другую сторону – лодка не спеша повернулась влево.
Все правильно. Мы имели дело с рулевым устройством, которое исторически предшествовало рулю, было связующим звеном между элементарным рулевым веслом и современным рулем. В далеком прошлом египтяне обнаружили, что вовсе не обязательно толкать длинное тяжелое рулевое весло, чтобы заставить парусную лодку повернуть, достаточно крутить его вокруг своей оси, и лодка ляжет на нужный курс. Они прикрепили поперечину к рукоятке, и появилось рулевое устройство, такое, как на «Ра». Подвешенный к румпелям шест был только дополнительным усовершенствованием, чтобы рулевой мог действовать сразу двумя веслами. Дальше древним морякам оставалось убедиться на опыте, что лодка поворачивает и тогда, когда все весло поставишь вертикально и крутишь лопасть, – так они изобрели тот руль, который нам известен теперь.
Сияющий Абдулла, сын пустыни, тоже взялся за поперечный шест, в четыре руки дело пошло еще лучше, а на палубе хлопотали остальные – повинуясь указаниям Нормана, они тянули шкоты, ловя парусом переменчивый ветер. Журналисты и искушенные морские волки на снующих вокруг нас сейнерах внимательно следили за нашими первыми, робкими шагами. И кажется, они не меньше нашего обрадовались, когда выяснилось, что папирусная лодка слушается нас. Норд-вест норовил прибить «Ра» к берегу, но мы сумели лечь на курс под прямым углом к ветру и пошли правым галсом на юго-запад, параллельно суше.
Здесь нас уже не защищал мыс Бадуса, мощная океанская волна изрядно мотала рыбацкие шхуны, и так как на них сейчас было много непривычных к качке пассажиров, капитаны начали поворачивать назад. Одна за другой звучали прощальные сирены. Последней, кого я видел, была Ивон, она стояла, расставив ноги для устойчивости, и махала нам двумя руками. Вертолет уже исчез. За ним и самолет описал над нами последние круги.
Так Бьерн. Ландстрем представлял себе «Ра». Справа детали: опора для мачты
И вот мы остались наедине с океаном. Семь человек, обезьянка, упоенно кувыркающаяся на вантах, и в деревянной клетке кудахтающие куры и одна утка. Теперь лишь океанские валы бурлили и шипели вокруг нашего мирного Ноева ковчега, я сразу стало как-то удивительно тихо.
После того как парус был поднят, шкоты и брасы надежно закреплены, Норман, пошатываясь, пришел на корму и признался мне, что чувствует себя очень скверно. Он был совсем бледный, глаза воспалены. Нетвердо шагая, – еще не освоил морскую походку – подошел Юрий, поставил ему градусник, и мы с ужасом услышали, что у Нормана температура тридцать девять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Нет, так не годится. Ветер не ветер – надо обходиться своими силами. Мы остановили эскорт, выбрали все концы я снова подняли парус При этом нам бросилось в глаза, как сильно качает шхуны; наше плоскодонное суденышко, подобно своему предшественнику, бальсовому плоту «Кон-Тики», чуть покачивалось вверх-вниз на широких валах.
И вот родился ветер, сначала легкие, потом все более сильные и долгие порывы, но уже не со стороны суши. Вместо обычного в это время года норд-оста подул норд-вест, а он грозил прибить нас прямо к невысоким скалам, что тянутся к югу от тихой гавани Сафи. Берег был еще совсем близко, отчетливо видно не только дома, но и коварный прибой, беззвучно лижущий желто-коричневые камни там, где прокаленный солнцем фасад зеленых равнин Марокко отражал вечный напор океана. И нас туда выбросит, если мы не научимся управлять своим стогом...
Всю нашу семерку заботило, как действует рулевое устройство. Мы могли только гадать, научить нас было некому. Вся надежда была на то, что ветер и течение, господствующие у берегов Марокко, увлекут лодку в океан, и мы сможем неделю-другую экспериментировать, не опасаясь, что нас прибьет к скалам. Мы боялись берега, а не океана. Начни мы проводить испытания в море около устья Нила – могли бы очутиться на мели, так и не успев выяснить принцип действия рулевого устройства древних египтян. А здесь, в Атлантике, можно беспрепятственно заниматься экспериментами, ведь обычно стихии уносят всякие обломки в океан.
Мы поставили на «Ра» точно такое рулевое устройство, какое показано на многочисленных моделях и фресках древнейшей поры Египта. И даже, по примеру древних египтян, попытались достать для рулевых весел кедр из Ливана, но в бывшем царстве финикийцев осталось совсем мало кедра, да и тот в заповедниках. Пришлось нам для мачты довольствоваться египетским сенебаром (он похож на можжевельник), а на два 8-метровых весла пошло африканское дерево, которое марокканцы называют ироко, причем лопасти были такой ширины, что вполне можно сделать небольшой письменный стол. Эти весла укрепили наискось по бокам заостренного ахтерштевня «Ра». Нижняя часть веретена опиралась на лежащее поперек кормы тонкое бревно. Примерно в 4 метрах выше – вторая точка опоры, поперечный брус, который был отнесен подальше от кормы и служил также задним поручнем мостика. В поперечинах бруса были вытесаны и выстланы кожей желоба для веретен, и в этих местах весла туго привязали толстой веревкой, так что они в стороны не двигались, а только вращались вокруг продольной оси. Иначе говоря, ими нельзя было рулить так, как длинным рулевым веслом на плоту «Кон-Тики», ведь они были фиксированы в двух точках.
Как же они работали? В верхней части каждого веретена была привязана поперек рукоятка из крепкого дерева, своего рода румпель, и обе они соединялись между собой шестом, висящим горизонтально на веревочных петлях. Когда человек, стоя посередине, толкал этот шест в сторону, весла вместе поворачивались вокруг продольной оси, как будто параллельные рули. Это выглядело так замысловато и так непохоже на все, чем пользуются теперь разные народы, что, когда я в первый раз осторожно толкнул шест влево и «Ра» медленно, но послушно, как смирная лошадь, повернулась вправо, у ребят вырвался крик радости и облегчения. Я сейчас же толкнул рычаг в другую сторону – лодка не спеша повернулась влево.
Все правильно. Мы имели дело с рулевым устройством, которое исторически предшествовало рулю, было связующим звеном между элементарным рулевым веслом и современным рулем. В далеком прошлом египтяне обнаружили, что вовсе не обязательно толкать длинное тяжелое рулевое весло, чтобы заставить парусную лодку повернуть, достаточно крутить его вокруг своей оси, и лодка ляжет на нужный курс. Они прикрепили поперечину к рукоятке, и появилось рулевое устройство, такое, как на «Ра». Подвешенный к румпелям шест был только дополнительным усовершенствованием, чтобы рулевой мог действовать сразу двумя веслами. Дальше древним морякам оставалось убедиться на опыте, что лодка поворачивает и тогда, когда все весло поставишь вертикально и крутишь лопасть, – так они изобрели тот руль, который нам известен теперь.
Сияющий Абдулла, сын пустыни, тоже взялся за поперечный шест, в четыре руки дело пошло еще лучше, а на палубе хлопотали остальные – повинуясь указаниям Нормана, они тянули шкоты, ловя парусом переменчивый ветер. Журналисты и искушенные морские волки на снующих вокруг нас сейнерах внимательно следили за нашими первыми, робкими шагами. И кажется, они не меньше нашего обрадовались, когда выяснилось, что папирусная лодка слушается нас. Норд-вест норовил прибить «Ра» к берегу, но мы сумели лечь на курс под прямым углом к ветру и пошли правым галсом на юго-запад, параллельно суше.
Здесь нас уже не защищал мыс Бадуса, мощная океанская волна изрядно мотала рыбацкие шхуны, и так как на них сейчас было много непривычных к качке пассажиров, капитаны начали поворачивать назад. Одна за другой звучали прощальные сирены. Последней, кого я видел, была Ивон, она стояла, расставив ноги для устойчивости, и махала нам двумя руками. Вертолет уже исчез. За ним и самолет описал над нами последние круги.
Так Бьерн. Ландстрем представлял себе «Ра». Справа детали: опора для мачты
И вот мы остались наедине с океаном. Семь человек, обезьянка, упоенно кувыркающаяся на вантах, и в деревянной клетке кудахтающие куры и одна утка. Теперь лишь океанские валы бурлили и шипели вокруг нашего мирного Ноева ковчега, я сразу стало как-то удивительно тихо.
После того как парус был поднят, шкоты и брасы надежно закреплены, Норман, пошатываясь, пришел на корму и признался мне, что чувствует себя очень скверно. Он был совсем бледный, глаза воспалены. Нетвердо шагая, – еще не освоил морскую походку – подошел Юрий, поставил ему градусник, и мы с ужасом услышали, что у Нормана температура тридцать девять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100