Грипп.... И так как порывы морского ветра становились все холоднее, наш русский врач велел нашему американскому штурману немедленно идти в каюту и ложиться в спальный мешок. Единственный моряк в команде на время вышел из строя.
А ветер крепчал, и волны шли все чаще, но «Ра» спокойно приподнимала один борт и любезно пропускала под связками даже самые большие валы. Правда, удар, приходящийся на весла, порой был таким сильным, что они заметно гнулись, грозя сломаться, и я кричал Абдулле, чтобы он ослабил свою железную хватку.
В целом все шло хорошо, и у всех было превосходное настроение, даже у злополучного больного, хоть он и сетовал, что от него никакого проку. Карло, привыкший есть и спать в подвешенном состоянии, уже доказал, что никто на борту лучше него не вяжет узлы; теперь он заботливо подал нам горячий кофе и холодные куриные ножки н радостно доложил мне, что в море все равно что в горах: то же самое чувство слияния с природой напряженное единоборство со стихиями, огромный душевный подъем, необходимость быстро находить решение неожиданных проблем.
Мы продолжали идти перпендикулярно ветру со скоростью около четырех узлов, и берег как будто не приближался. В 15.15 я сказал себе, что все в порядке, можно сдавать вахту следующей двойке. Карло и наш дзюдоист Жорж заняли место у руля, Абдулла отправился отдыхать в каюту, а я пошел вперед, посмотреть на носовую палубу, которая была настолько загромождена кувшинами, бурдюками и овощными корзинами, что пройти на нос можно было только по самому краю папирусного фальшборта. Перед пузатым парусом, прислонясь к клетке с птицей, сидел Сантьяго; он улыбался, любуясь видом на далекий берег. Измотанный почти семичасовой рулевой вахтой, я сел рядом с ним и позволил себе – впервые за много недель непрерывной горячки – расслабиться.
Мы не могли нарадоваться, видя, как легко наша лодка переваливает через любую волну, сколько бы та ни ярилась и ни бросалась на нас справа. До нас долетали только редкие брызги, и я растянулся на палубе, наслаждаясь приятной усталостью во всем теле. Вдруг мое блаженство было нарушено испуганным трио:
– Тур! Тур!
Не прошло и пяти минут, как я спустился с мостика... Я вскочил на ноги и, держась за край заполоскавшегося паруса, осторожно протиснулся мимо него назад, обуреваемый тревожными догадками. Навстречу мне, раскачиваясь, словно подвыпивший канатоходец, уже спешил Юрий, от волнения он говорил по-русски и лихорадочно жестикулировал, показывая на корму, а там из-за каюты торчали головы рулевых, которые, продолжали испуганно взывать ко мне.
Так, все на борту. А это самое главное, были бы все целы, остальное как-нибудь уладим. Жорж растерянно развел руками, а Карло крикнул мне по-итальянски, что сломались рулевые весла. Оба сразу! Одного взгляда было довольно, чтобы определить размах бедствия. Веретена переломились в самом низу, и широкие светло-коричневые лопасти всплыли, волочась за нами на буксире, будто доски для серфинга. А нам так расписывали прочность ироко... Хорошо еще, что мы, как это делали древние египтяне, привязали веревки к лопастям, чтобы весла не отходили назад. Мы поспешили вытащить из воды обломки, пока веревки не перетерлись. Карло и Жорж стояли каждый со своим веретеном, крути не крути – толку чуть.
Меня как будто ударили под ложечку.
– Что, будем возвращаться в гавань? – тихо выговорил Карло.
Все трое вопросительно смотрели на меня с выражением глубокого отчаяния на лице.
Я не успел ответить. «Ра» неторопливо повернулась, парус снова наполнился, и лодка как ни в чем не бывало сама пошла тем самым курсом, который мы так упорно ей навязывали. В ту же секунду я сообразил, что произошло, и сердце наполнилось ликованием. Это заработали два укрепленных вертикально весла впереди, играющие роль швертов. Поскольку мы остались без рулей, и на корме не было никакого подобия киля, ветер с моря толкал корму влево, а нос автоматически приводился к ветру, отворачивая от берега.
– Здорово! – крикнул я по-английски, стараясь вложить в этот возглас побольше радости, чтобы только что родившаяся у меня уверенность передалась ребятам, которые – не без основания – уже готовы были поставить крест на плавании через Атлантический океан.
Переполох на палубе заставил больного Нормана покинуть спальный мешок; он вылез из каюты как раз в ту минуту, когда раздался мой радостный крик, и нетерпеливо спросил, чему я так радуюсь.
– Здорово! – повторил я с энтузиазмом. – Оба рулевых весла сломаны, теперь мы можем идти дальше, управляя гуарами, как древние инки!
Норман ошалело воззрился на меня лихорадочными глазами, не зная, смеяться или плакать, остальные тоже пристально смотрели на руководителя экспедиции, пытаясь понять, то ли он потерял рассудок из-за аварии, то ли знает какое-то секретное индейское чародейство. Скорее последнее, ведь «Ра» лучше прежнего держала курс, об этом говорил и компас, и угол между форштевнем и берегом. Карло долго изучал мое лицо, наконец грусть исчезла из его голубых глаз, и он расхохотался. Тут и Абдулла проснулся, и вот уже мы все вместе стоим и смеемся, восхищаясь лодкой, которая сама собой управляла, и никаких хлопот, знай посиживай на корзинах. Компасная игла осталась в одиночестве на мостике, лежа в своем котелке, она диктовала курс зюйд-вест, а нам как раз туда и надо, и «Ра» с наполненным парусом послушно шла на юго-запад среди сердито шипящих волн, предоставляя нам наслаждаться ролью пассажиров.
– Вот теперь мы все равно что потерпевшие кораблекрушение, – признался я своим товарищам и, чтобы не сбивать их окончательно с толку, поспешил добавить, что это идеальный случай для моего эксперимента, как раз то, что грозило судам такого рода, если они, пройдя Гибралтар, направлялись дальше вдоль берегов Марокко. Теперь мы точно выясним, куда их заносило в итоге.
Сияющий Карло не переставал смеяться, покачивая головой. Да, тут самое лучшее – положиться на природу, стихии сами обеспечат доставку. На палубе лежало запасное весло, но оно было единственное, и мы решили не ставить его: чего доброго, сломается раньше, чем начнется по-настоящему наш рейс через Атлантику. И уж во всяком случае это хваленое ироко надо основательно укрепить, перед тем как подвергать весло напору волн.
Под вечер Юрий выбрался из каюты с озабоченным видом и объявил, что теперь у нас два пациента с постельным режимом. Сантьяго третий день жаловался на зуд в паху, а морской воздух, видимо, вызвал обострение, у него во многих местах сошла кожа, и он предполагал, что это неприятная болезнь тинья, которую он наблюдал на Канарских островах, куда нас несло течение. Юрий опасался, что догадка Сантьяго может подтвердиться, ведь тинья широко распространена в Северной Африке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
А ветер крепчал, и волны шли все чаще, но «Ра» спокойно приподнимала один борт и любезно пропускала под связками даже самые большие валы. Правда, удар, приходящийся на весла, порой был таким сильным, что они заметно гнулись, грозя сломаться, и я кричал Абдулле, чтобы он ослабил свою железную хватку.
В целом все шло хорошо, и у всех было превосходное настроение, даже у злополучного больного, хоть он и сетовал, что от него никакого проку. Карло, привыкший есть и спать в подвешенном состоянии, уже доказал, что никто на борту лучше него не вяжет узлы; теперь он заботливо подал нам горячий кофе и холодные куриные ножки н радостно доложил мне, что в море все равно что в горах: то же самое чувство слияния с природой напряженное единоборство со стихиями, огромный душевный подъем, необходимость быстро находить решение неожиданных проблем.
Мы продолжали идти перпендикулярно ветру со скоростью около четырех узлов, и берег как будто не приближался. В 15.15 я сказал себе, что все в порядке, можно сдавать вахту следующей двойке. Карло и наш дзюдоист Жорж заняли место у руля, Абдулла отправился отдыхать в каюту, а я пошел вперед, посмотреть на носовую палубу, которая была настолько загромождена кувшинами, бурдюками и овощными корзинами, что пройти на нос можно было только по самому краю папирусного фальшборта. Перед пузатым парусом, прислонясь к клетке с птицей, сидел Сантьяго; он улыбался, любуясь видом на далекий берег. Измотанный почти семичасовой рулевой вахтой, я сел рядом с ним и позволил себе – впервые за много недель непрерывной горячки – расслабиться.
Мы не могли нарадоваться, видя, как легко наша лодка переваливает через любую волну, сколько бы та ни ярилась и ни бросалась на нас справа. До нас долетали только редкие брызги, и я растянулся на палубе, наслаждаясь приятной усталостью во всем теле. Вдруг мое блаженство было нарушено испуганным трио:
– Тур! Тур!
Не прошло и пяти минут, как я спустился с мостика... Я вскочил на ноги и, держась за край заполоскавшегося паруса, осторожно протиснулся мимо него назад, обуреваемый тревожными догадками. Навстречу мне, раскачиваясь, словно подвыпивший канатоходец, уже спешил Юрий, от волнения он говорил по-русски и лихорадочно жестикулировал, показывая на корму, а там из-за каюты торчали головы рулевых, которые, продолжали испуганно взывать ко мне.
Так, все на борту. А это самое главное, были бы все целы, остальное как-нибудь уладим. Жорж растерянно развел руками, а Карло крикнул мне по-итальянски, что сломались рулевые весла. Оба сразу! Одного взгляда было довольно, чтобы определить размах бедствия. Веретена переломились в самом низу, и широкие светло-коричневые лопасти всплыли, волочась за нами на буксире, будто доски для серфинга. А нам так расписывали прочность ироко... Хорошо еще, что мы, как это делали древние египтяне, привязали веревки к лопастям, чтобы весла не отходили назад. Мы поспешили вытащить из воды обломки, пока веревки не перетерлись. Карло и Жорж стояли каждый со своим веретеном, крути не крути – толку чуть.
Меня как будто ударили под ложечку.
– Что, будем возвращаться в гавань? – тихо выговорил Карло.
Все трое вопросительно смотрели на меня с выражением глубокого отчаяния на лице.
Я не успел ответить. «Ра» неторопливо повернулась, парус снова наполнился, и лодка как ни в чем не бывало сама пошла тем самым курсом, который мы так упорно ей навязывали. В ту же секунду я сообразил, что произошло, и сердце наполнилось ликованием. Это заработали два укрепленных вертикально весла впереди, играющие роль швертов. Поскольку мы остались без рулей, и на корме не было никакого подобия киля, ветер с моря толкал корму влево, а нос автоматически приводился к ветру, отворачивая от берега.
– Здорово! – крикнул я по-английски, стараясь вложить в этот возглас побольше радости, чтобы только что родившаяся у меня уверенность передалась ребятам, которые – не без основания – уже готовы были поставить крест на плавании через Атлантический океан.
Переполох на палубе заставил больного Нормана покинуть спальный мешок; он вылез из каюты как раз в ту минуту, когда раздался мой радостный крик, и нетерпеливо спросил, чему я так радуюсь.
– Здорово! – повторил я с энтузиазмом. – Оба рулевых весла сломаны, теперь мы можем идти дальше, управляя гуарами, как древние инки!
Норман ошалело воззрился на меня лихорадочными глазами, не зная, смеяться или плакать, остальные тоже пристально смотрели на руководителя экспедиции, пытаясь понять, то ли он потерял рассудок из-за аварии, то ли знает какое-то секретное индейское чародейство. Скорее последнее, ведь «Ра» лучше прежнего держала курс, об этом говорил и компас, и угол между форштевнем и берегом. Карло долго изучал мое лицо, наконец грусть исчезла из его голубых глаз, и он расхохотался. Тут и Абдулла проснулся, и вот уже мы все вместе стоим и смеемся, восхищаясь лодкой, которая сама собой управляла, и никаких хлопот, знай посиживай на корзинах. Компасная игла осталась в одиночестве на мостике, лежа в своем котелке, она диктовала курс зюйд-вест, а нам как раз туда и надо, и «Ра» с наполненным парусом послушно шла на юго-запад среди сердито шипящих волн, предоставляя нам наслаждаться ролью пассажиров.
– Вот теперь мы все равно что потерпевшие кораблекрушение, – признался я своим товарищам и, чтобы не сбивать их окончательно с толку, поспешил добавить, что это идеальный случай для моего эксперимента, как раз то, что грозило судам такого рода, если они, пройдя Гибралтар, направлялись дальше вдоль берегов Марокко. Теперь мы точно выясним, куда их заносило в итоге.
Сияющий Карло не переставал смеяться, покачивая головой. Да, тут самое лучшее – положиться на природу, стихии сами обеспечат доставку. На палубе лежало запасное весло, но оно было единственное, и мы решили не ставить его: чего доброго, сломается раньше, чем начнется по-настоящему наш рейс через Атлантику. И уж во всяком случае это хваленое ироко надо основательно укрепить, перед тем как подвергать весло напору волн.
Под вечер Юрий выбрался из каюты с озабоченным видом и объявил, что теперь у нас два пациента с постельным режимом. Сантьяго третий день жаловался на зуд в паху, а морской воздух, видимо, вызвал обострение, у него во многих местах сошла кожа, и он предполагал, что это неприятная болезнь тинья, которую он наблюдал на Канарских островах, куда нас несло течение. Юрий опасался, что догадка Сантьяго может подтвердиться, ведь тинья широко распространена в Северной Африке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100