— Началось!.. — восклицает механик моего самолета сержант Мурадымов и слушает, обратившись лицом в сторону линии фронта.
Расстегнув шлемофон, сдвигаю его на затылок, прислушиваюсь. Верно, оттуда доносится звук канонады. Он все усиливается, превращаясь в сплошной, монотонный, приглушенный расстоянием рев. Но вот к нему примешался другой, идет с высоты и с востока, он ширится, растет, заглушая рев канонады.
— Идут! Идут!..
Все так и есть, как я думал. С востока подходят наши По-2. Высота порядка три тысячи метров.
А ниже идут «ильюшины». Сзади, с боков полковых колонн плывут истребители. Колонна грузовых машин приближается, проходит над нами, за ней вторая, третья, четвертая…
* * *
Возвращаются. Сначала штурмовики, за ними бомбардировщики. В том же порядке, в четком монолитном строю. Надо готовиться: еще десять-пятнадцать минут, и немцы пойдут с ответным ударом. Все, как говорят, разложили по полочкам, даже порядок расстановки машин для взлета. Чтобы взлететь сразу, всей группой, которую вызовет фронт, каждому летчику надо создать условия, и эти условия созданы. Мой самолет стоит на левом фланге стоянки. Правее — машина ведомого, за ней в том же порядке вторая пара, третья, четвертая… При взлете каждый будет смотреть в левую сторону, так, как и смотрит всегда.
Все, шлемофон — на застежку, гляжу в сторону командного пункта. Оттуда должна взлететь ракета — сигнал на подъем группы. Капэ расположен восточнее нашей стоянки, солнце слепит, мешает смотреть. Ракету можно и не увидеть. Мне помогает механик, он смотрит туда же.
— Запуск! Выпуск! — кричит Мурадымов, подкрепляя команду неистовым взмахом правой руки, и, высокий, стройный, легко взлетает на плоскость, привычным движением поправляет на мне парашютные лямки, привязные ремни.
Запускаю мотор, и сразу — метров на двадцать вперед. Отсюда будем взлетать. Секунды, и машины одна за другой становятся в ряд правее меня. Но когда они в одной линии, трудно сказать, все ли на месте. Однако мы и это учли. Впереди моего самолета уже стоит инженер и смотрит.
Вот он поднял белый флажок: «Внимание!», вот опустил его до плеча в направлении старта: «Взлет разрешаю!», и мы начинаем разбег.
Взлетаем, доворот в левую сторону. Полет к линии фронта — обычный полет, во время которого надо как можно быстрее набрать высоту. Набираем. Я возглавляю ударную группу, капитан Голубенко — группу прикрытия. Такое чувство, будто идем на парад, на праздник. Красные носы самолетов — наши знамена. Скорость, маневр и сила огня — то, что нам предстоит демонстрировать.
Вот и линия фронта. Все затянуто дымной завесой. Сквозь нее, будто в глубоком колодце, мигают взрывы, пылают деревни. Дым над ними кровавого цвета. И всюду, куда ни посмотришь, — дым и огни, дым и огни.
Внезапно в эфире становится тесно. В наушники шлемофона врываются выкрики, возгласы, брань и команда. Все ясно: где-то здесь, в нашем районе разгорается схватка наших летчиков с немцами, а может, с румынами.
Точно, дерутся. Ла-5 с «фокке-вульфами». Прямо на нашем пути, только немного пониже. Между прочим, внешне они похожи. Особенно сбоку. Издали, если кресты и звезды не видно, отличить можно только по цвету: наши самолеты зеленые, у немцев серо-желтого цвета.
Немцев теснят, гоняют, но на помощь ФВ-190 несется группа Ме-109. Вот мы их и ударим. Правда, мы уже получили задачу отразить налет бомбардировщиков, но разве пройдешь, не поможешь, если друзьям угрожает опасность. Командую:
— Атакуем ударной группой. Бьем «мессеров», прикрыть атаку!..
«Мессеры» немного левее нас и ниже. С небольшим доворотом бросаем машины в пике, атакуем. С дистанции метров пятьсот открываем огонь. Бывает такое, но редко: группа Ме-109 разлетелась, будто лопнувший мыльный пузырь, будто в середине ее взорвался огромнейшей силы снаряд и всех разметал: вниз, влево, вправо. А мы, с небольшим доворотом вправо, снова полезли вверх, встали на заданный ранее курс.
— Молодцы! — кричит офицер с наземной радиостанции.
Значит, сработали верно. Не только разогнали, но и, наверное, сбили. А спросить неудобно. Подумают, что группа «Меч» крохоборствует. Спросим потом у группы прикрытия — они наблюдали атаку.
А вот и они, кого предназначено встретить, — группа Ю-88. Давненько не виделись с настоящими бомбовозами, били все больше «лапотников», как называют на фронте самолеты «Юнкерс-87» за их неубирающиеся, торчащие, как лапы, шасси.
Фашисты идут в боевом порядке «ромб». Девятка Ю-88 впереди, два — по бокам. Строй замыкает девятка «лапотников». Тридцать шесть самолетов. А сзади истребители сопровождения: ударная группа — двенадцать Ме-109, группа прикрытия — восемь. Ударная рвется вперед, стремясь упредить атаку нашей шестерки, защитить своих подопечных. Однако не успевает. Ее атакуют группы Проскурина. Моя — головную девятку.
Хорошо бить с высоты. И скорость огромная, и самолет хорошо управляем, и цель — как на ладони. Пикирую. Восьмерка Ме-109 — группа прикрытия — несется вперед, обогнала девятку «лапотников». Что она думает делать? Против кого выступает? Против меня или Проскурина? Ладно, потом разберемся. Сейчас же все внимание флагману группы. Он заметался, но стрелок встречает меня огнем. Нажимаю на кнопку. Машина будто в ознобе: работает сразу вся «батарея» — три пушки.
Пронесшись над строем девятки, направляю машину вверх с разворотом в левую сторону. Каждым нервом, каждым мускулом чувствую силу мотора. Это заметно и зрительно: строй фашистских машин будто свалился в пропасть.
Разворот занял не больше минуты. Рядом со мной вся моя группа. Внизу впереди — строй немецких машин. А если точнее, то куча. В первой девятке сбиты два самолета. В левой — один, и два уходят из строя подбитыми. Увидев, что мы опять нависли над ними, обе группы Ме-109 поспешно уходят вниз. Понятно: они растерялись. Встреча с новой машиной для них неожиданность. Командую:
— Атака! Бью первую группу.
Уточнять, кому какой самолет, не надо. Флагман, как правило, мой. Мои ведомые справа бьют соответственно тех, что находятся справа, пара, идущая несколько сзади и слева, имеет право ударить тех, кого им сподручнее: и «лапотников», и группу, идущую слева, и головную.
Стремительно падаем вниз. Беру в прицел кабину ведущего. Сближаюсь. Открываю огонь. Вот это эффект! Такое увидишь не часто: «Юнкерс» плавно идет на крыло и вдруг, резко перевернувшись, зацепляет ведомого слева. Сцепившись, обе машины летят к земле, остальные бросают бомбы, разворачиваются.
— Молодцы! — торжествует земля. — Бой прекратить, идти на посадку.
Ясно: тот, кто на радиостанции, получил указание за линией фронта нас не держать — запас горючего на самолете Як-3 весьма ограничен.
Берем курс на свою территорию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84