– Не существует.
– А искусство?
– Существует.
– Но где же?
– В лоне господнем.
И он обратил к небесам взор, в котором блестели слезинки.
– Все мы, сударь, лишь копировщики Создателя. Самое прекрасное, самое великолепное, самое восхитительное наше создание всегда лишь недостойная подделка, лишь тусклый отблеск его бессмертных творений. Всякая самобытность – орленок, который вылупливается из яйца лишь на священных и громокипящих высотах Синая .
– Да, сударь, я долго искал совершенное искусство. О бред! О безумие! Взгляните на это чело и следы, оставленные на нем железным венцом страданий! Тридцать лет! А сокровенная книга, над которой я неотступно провел столько ночей, ради которой я пожертвовал молодостью, любовью, богатством, развлечениями, лежит бесчувственная и равнодушная, как презренный камешек в пепле моих иллюзии. Небытию не оживить небытия.
Он поднялся с места. Я выразил ему сочувствие, лицемерно и пошло вздохнув.
– Эта рукопись поведает вам, – добавил он, – сколько инструментов испробовал я, прежде чем нашел тот, что издает чистый и выразительный Звук, сколько кистей я извел, прежде чем заметил на полотне слабые признаки светотени. Здесь приведены, быть может, новые основы гармонии и красок – единственный итог моих ночных бдений – и единственная за них награда. Прочтите ее; завтра мне ее вернете. На соборных часах бьет шесть – они гонят прочь солнце, уже готовое спрятаться за кусты сирени. Я запрусь дома, чтобы заняться своим завещанием. Будьте здоровы. – Сударь!
Куда там! – он находился уже далеко. Я был смущен и растерян, как тот председатель суда, у которого секретарь поймал на носу блоху. Рукопись называлась: «Гаспар из Тьмы . Фантазии в манере Рембрандта и Калло» .
На другой день была суббота. В «Пищали» – ни души. Несколько евреев праздновали шабес . Я бегал по городу, спрашивая у каждого встречного: где мне найти господина Гаспара из Тьмы? Одни говорили мне в ответ: «Шутите?». Другие: «Чтоб он свернул вам шею!». И на этом разговор кончался. Я подошел на улице Сен-Фелебар к какому-то виноградарю, горбатому коротышке, который потешался надо мною, стоя у себя на крыльце.
– Знакомы вы с господином Гаспаром из Тьмы?
– А что вы от него хотите?
– Хочу вернуть ему книгу, которую он дал мне почитать.
– Не иначе как колдовскую?
– Почему колдовскую? Скажите мне, где он живет, прошу вас.
– Вон там, где висит дверной молоток.
– Но ведь это дом… Вы направляете меня к господину кюре?
– А сейчас туда вошла красавица-смуглянка, что стирает господину кюре стихари и брыжи.
– Что это значит?
– Это значит, что господин Гаспар из Тьмы иной раз наряжается миловидной молоденькой девушкой, чтобы искушать набожных людей. Свидетельство тому – его приключение со святым Антонием, моим покровителем .
– Избавьте меня от ваших шуток и скажите, где находится господин Гаспар из Тьмы?
– Он в аду. Где же еще ему быть?
– Ах, вот в чем дело! Наконец-то понимаю! Неужели? Неужели Гаспар из Тьмы?…
– Разумеется… это дьявол!
– Благодарю, почтенный!… А если Гаспар из Тьмы в аду – так пусть там и жарится. А его сочинение я напечатаю.
Луи Бертран.

[ВТОРОЕ АВТОРСКОЕ] ПРЕДИСЛОВИЕ
У искусства всегда два противоположных облика: это медаль, одна сторона которой напоминает, скажем, черты Пауля Рембрандта, другая – черты Жака Калло. – Рембрандт – белобородый философ, замыкающийся в своем убежище, погруженный в размышления и молитву, смежающий глаза, чтобы сосредоточиться, беседующий с духами красоты, мудрости и любви и пытающийся любой ценой проникнуть в таинственные символы природы. – Калло, наоборот, игривый, хвастливый ландскнехт, важно расхаживающий по площади, горланящий в таверне, ласкающий цыганских девушек, полагающийся только на свою рапиру и мушкет и заботящийся лишь о своих усах, – И вот сочинитель сей книжечки взглянул на искусство с этих двух точек зрения; но он не слишком ограничивал себя: наряду с манерой Рембрандта и Калло тут встретятся и очерки в духе ван Эйка, Луки Лейденского, Альбрехта Дюрера, Питера Неефа, Брейгеля Бархатного, Брейгеля Адского, ван Остаде, Джерарда Доу, Сальватора Розы, Мурильо, Фюзели и многих других мастеров различных школ.
А если у сочинителя спросят, почему он не предварил свою книжечку какой-нибудь броской литературной теорией, то придется ответить, что господин Серафен не объяснил ему механизм своих китайских теней и что Полишинель скрывает от любопытной толпы ниточку, которую приводит в движение его рука. – Он ограничится тем, что подпишет свою книгу:
Гаспар из Тьмы.

Господину Виктору Гюго
К жилищу моему для славы путь неведом,
За песней жалобной она не мчится следом;
Та песнь мне одному мила
Ш. Брюньо. Ода
На проказы ваших блуждающих духов, – сказал Адам, – я обращаю не больше внимания чем орел на стаю диких гусей, все чти твари разбежались с тех пор, как в храмах стали проповедовать достойные пастыри и народ услышал святые истины.
Вальтер Скотт. Аббат, гл. XVI

Милую книжечку твоих стихов через сто лет будут, подобно нам, лелеять, как драгоценность, владелицы замков, щеголи и менестрели, она останется декамероном любви и будет служить обитателям поместий утехой их благородных досугов.
Зато книжечка, которую я посвящаю тебе, позабавив, быть может, одно утро двор и горожан, которых порою забавляет какой-нибудь пустяк, к тому времени претерпит то, что суждено всему обреченному на смерть.
Тогда пусть неведомый библиофил извлечет из могилы эту заплесневевшую, трухлявую книжицу, и он на первой странице прочтет твое прославленное имя, которому моего имени не спасти от забвения.
Любопытный высвободит легкий рой моих духов, после того как столько времени серебряные застежки продержат их в пергаментной темнице.
И для него эта находка будет не менее ценной, чем для нас находка какой-нибудь легенды, записанной готическими буквами, с гербом в виде единорога или двух аистов.
Париж, 20 сентября 1836 г.

ФАНТАЗИИ ГАСПАРА ИЗ ТЬМЫ

ЗДЕСЬ НАЧИНАЕТСЯ ПЕРВАЯ КНИГА ФАНТАЗИЙ ГАСПАРА ИЗ ТЬМЫ
ФЛАМАНДСКАЯ ШКОЛА
I. Гарлем
Как только амстердамский золотой петух пропоет –
Гарлемская золотая курочка снесет яичко.
Нострадамус. Центурии

Гарлем, восхитительная картинка народной жизни, заключающая в себе всю сущность фламандской школы; Гарлем, писанный Яном Брейгелем, Питером Неефом, Давидом Тенирсом и Паулем Рембрандтом ;
И канал, где зыблется синяя вода, и храм, где полыхает золотой витраж, и балкон, где на солнышке сушится белье, и крыши, увитые зеленым хмелем;
И аисты, кружащие вокруг городских башенных часов, вытянув шею, чтобы поймать клювом капли дождя.
И беспечный бургомистр, поглаживающий свой двойной подбородок, и влюбленный садовник, чахнущий оттого, что не в силах оторвать взор от тюльпана;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50