К примеру, он высок. Богат. Агент ФБР. Док же какое-то время сидел в тюрьме.
Что касается Саймона, то он знал о Доке из тех источников, откуда федералы обычно черпают такую информацию, и высказался в том духе, что мужчина, у которого есть жена, не должен вступать в отношения с другой женщиной. Конец истории.
Естественно, я разделяю такую философию. В теории. Но истории не начинаются и не заканчиваются четко и ясно, подобно кроссвордам или налоговым декларациям, где ответы всегда однозначны. Любовь, семья и домашние дела – все это, судя по моему опыту, вещи нечеткие, пересекающиеся и полные исключений. И я была Прелюбодейкой. Формально. Соучастницей в прелюбодеянии. А это не украшает жизненное резюме. Если бы я не думала, что брак Дока испускает последний вздох, если бы не считала, что вот-вот последует развод, я бы никогда не запала на него так сильно. Так… страстно.
С этими мрачными мыслями я оделась, поджарила тосты, поработала над шестью почти законченными поздравительными открытками – поскольку стоял декабрь, я рисовала открытки к Дню отца и к Четвертому июля – и отправилась в Глендейл.
В воскресенье утром автомобилей на дорогах не много, и я начала думать о Джо еще и потому, что у меня ее машина и телефон. Аккумулятор у телефона сел, а в машине не было зарядного устройства, и я включила свой телефон в надежде, что подруга свяжется со мной. Он почти тут же зазвонил. Это был мой брат.
– Уолли, я не буду переезжать, – сказал он.
Я сделала глубокий вдох.
– В «Хейвен-Лейн»? Почему?
– У них другой почтовый индекс.
– Да, но…
– Мне это не нравится. И номер телефона тоже не понравится.
– Но междугородный код останется таким же.
– Правда?
– Да. А если номер придется тебе не по душе, мы купим сотовый и ты выберешь номер сам.
– Я могу его выбрать?
– Думаю, да. В некоторых пределах.
– А какой номер телефона в «Хейвен-Лейн»?
– У меня его с собой нет, я еду в машине.
– Позвони, когда узнаешь. Или просто сложи все цифры и скажи мне. – С этими словами брат повесил трубку. Слава тебе, Господи! Еще одна трагедия предотвращена.
Я поискала бумажку, на которой можно было бы записать о своем обещании, и нашла штрафную квитанцию Джо, где уже было что-то накарябано, и вывела: «Позвонить Пи-Би. Номер "Хейвен-Лейн"». Движение замедлилось, а у меня зазвонил телефон, сообщая о непрослушанной голосовой почте.
Это еще одна вещь, которая мне непонятна: почему мой телефон должен звонить когда заблагорассудится с целью оповестить о сообщениях, оставленных несколько, часов, а то и дней ранее? На этот раз выяснилось, что вчера вечером звонила Джо. Как такое возможно? Ведь телефон был при мне весь вечер. «Я в аду, – сказала она, – хотя в хорошем отеле ад не так уж и плох. Встретила здесь знакомого парня, и он оплатил мой номер своей кредиткой. Я всегда встречаю знакомых в «Шаттерс», просто дикость какая-то… Ох! Ведь не собиралась говорить тебе, где обосновалась. Ты не говори копам, если будут спрашивать. Я скрываюсь».
Я позвонила в «Шаттерс». Они соединили меня с номером Джо, но к телефону никто не подошел. Я набрала номер Фредрик и прочитала ей сообщение Джо.
– Удали его, – велела она. – Понятия не имею, почему Джо прячется от полицейских, но мне все это не нравится и… подожди! Ты на «мерседесе»? Посмотри, нет ли на заднем сиденье пары фиолетовых туфель.
Я обернулась.
– Есть.
– Слава Иисусу! Я думала, что потеряла их. Где ты сейчас?
– На сто первом, почти на сто тридцать четвертом, – ответила я. – Еду к дяде Тео.
– Прекрасно. А я на Сепулведа, в «Костко» вместе с кузиной Франзин. Ты с ней виделась. Дай мне адрес дяди Тео, и я туда подъеду.
Дядя Тео жил в Глендейле рядом с шоссе, на ничем не примечательной улице. Но я навещала его очень часто, и она казалась мне привлекательной. Фредрик со мной не согласилась. Вызволив свои туфли из машины Джо, она вместе со мной пошла в квартиру дяди Тео, чтобы зайти в туалет, хотя предпочла бы сделать это где-нибудь в другом месте, В лифте мы играли в «Отгадай, чем пахнет».
– Картошкой, жаренной на старом масле, – принюхалась она. – И мокрой собакой.
– Яичным рулетом и дизельным топливом.
– Это не имеет отношения к дяде Тео, – сказала Фредрик, оглядев лестничную площадку четвертого этажа, – но если бы, выходя из квартиры, я упиралась взглядом в стены такого цвета, то выбросилась бы из окна.
– Не беспокойся. Внутри квартира оклеена обоями. – Мой дядя выбрал эти обои сорок лет назад, но его страсть к ним еще не угасла. У меня были свои ключи, и я открыла квартиру под номером четыреста одиннадцать, не нажав кнопку звонка, поскольку тот никогда не работал.
Нас встретили крики.
На какое-то мгновение я решила, что ошиблась квартирой. На меня и Фредрик смотрело море лиц, и ни одно из них не принадлежало дяде Тео. Кто-то кричал, а остальные разговаривали на языке, который я не смогла определить.
Дядя Тео, одетый в полосатую пижаму, появился из кухни.
– Олимпия, в чем дело? – спросил он, а затем увидел меня. – Уолли! И Фредрик! Какая радость! Панос, Перикл, не волнуйтесь! Это не Служба иммиграции, это хорошие, любимые мной люди. Нет, нет, нет, не Служба иммиграции. – Дядя Тео замахал руками, стараясь всех успокоить, потом заключил меня и Фредрик в пафосные, как в театре кабуки, объятия. – Видите? Никакой иммиграции. Никакой полиции. Нет, нет, нет.
Крики прекратились. Я увидела, что пол гостиной застлан постельными принадлежностями, а мебель отодвинута в сторону.
– Дядя Тео, кто твои гости? – спросила я. Было очевидно, что это греки. «Теперь вы везде будете видеть греков», – сказал Шеффо. Даже в Глендейле.
– Это семья Платона. Родственники. В его квартире они не умещаются.
Дружба дяди с Платоном Никопулосом началась в семидесятых, а это значило, что его семья была… нашей семьей.
– И они живут здесь?
Дядя кивнул:
– Перекантуются несколько недель, пока не найдут другое жилье.
– Они здесь… легально?
Дядя Тео похлопал по спине кричавшую до того женщину.
– Что касается Аполлона, то да, – ответил он. – Это сын Олимпии. Другие говорят по-английски не слишком хорошо. Я думал, ты пригласишь в свой дом двух-трех из них, но они не хотят разделяться.
Вот и слава Богу. Я представила, как на Саймона налетает толпа людей, чье знание языка ограничивается словом «иммиграция». Фредрик, лишенная дара речи, отправилась искать туалет.
– А теперь, моя дорогая, – начал дядя Тео, – я со стыдом должен признаться, что у меня практически нет книг о греках. Я, наверное, отдал кому-то некоторые из них, и у меня остались только один или два перевода «Илиады», одна «Одиссея», «Мифология» Балфинча, конечно, кое-что из Софокла, немного Эсхила, «Сонеты Орфею» Рильке, несколько романов Казантзакиса, если только мне удастся их найти… – Он переступил через лежащего на полу человека, смотревшего маленький телевизор, и подошел к полкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Что касается Саймона, то он знал о Доке из тех источников, откуда федералы обычно черпают такую информацию, и высказался в том духе, что мужчина, у которого есть жена, не должен вступать в отношения с другой женщиной. Конец истории.
Естественно, я разделяю такую философию. В теории. Но истории не начинаются и не заканчиваются четко и ясно, подобно кроссвордам или налоговым декларациям, где ответы всегда однозначны. Любовь, семья и домашние дела – все это, судя по моему опыту, вещи нечеткие, пересекающиеся и полные исключений. И я была Прелюбодейкой. Формально. Соучастницей в прелюбодеянии. А это не украшает жизненное резюме. Если бы я не думала, что брак Дока испускает последний вздох, если бы не считала, что вот-вот последует развод, я бы никогда не запала на него так сильно. Так… страстно.
С этими мрачными мыслями я оделась, поджарила тосты, поработала над шестью почти законченными поздравительными открытками – поскольку стоял декабрь, я рисовала открытки к Дню отца и к Четвертому июля – и отправилась в Глендейл.
В воскресенье утром автомобилей на дорогах не много, и я начала думать о Джо еще и потому, что у меня ее машина и телефон. Аккумулятор у телефона сел, а в машине не было зарядного устройства, и я включила свой телефон в надежде, что подруга свяжется со мной. Он почти тут же зазвонил. Это был мой брат.
– Уолли, я не буду переезжать, – сказал он.
Я сделала глубокий вдох.
– В «Хейвен-Лейн»? Почему?
– У них другой почтовый индекс.
– Да, но…
– Мне это не нравится. И номер телефона тоже не понравится.
– Но междугородный код останется таким же.
– Правда?
– Да. А если номер придется тебе не по душе, мы купим сотовый и ты выберешь номер сам.
– Я могу его выбрать?
– Думаю, да. В некоторых пределах.
– А какой номер телефона в «Хейвен-Лейн»?
– У меня его с собой нет, я еду в машине.
– Позвони, когда узнаешь. Или просто сложи все цифры и скажи мне. – С этими словами брат повесил трубку. Слава тебе, Господи! Еще одна трагедия предотвращена.
Я поискала бумажку, на которой можно было бы записать о своем обещании, и нашла штрафную квитанцию Джо, где уже было что-то накарябано, и вывела: «Позвонить Пи-Би. Номер "Хейвен-Лейн"». Движение замедлилось, а у меня зазвонил телефон, сообщая о непрослушанной голосовой почте.
Это еще одна вещь, которая мне непонятна: почему мой телефон должен звонить когда заблагорассудится с целью оповестить о сообщениях, оставленных несколько, часов, а то и дней ранее? На этот раз выяснилось, что вчера вечером звонила Джо. Как такое возможно? Ведь телефон был при мне весь вечер. «Я в аду, – сказала она, – хотя в хорошем отеле ад не так уж и плох. Встретила здесь знакомого парня, и он оплатил мой номер своей кредиткой. Я всегда встречаю знакомых в «Шаттерс», просто дикость какая-то… Ох! Ведь не собиралась говорить тебе, где обосновалась. Ты не говори копам, если будут спрашивать. Я скрываюсь».
Я позвонила в «Шаттерс». Они соединили меня с номером Джо, но к телефону никто не подошел. Я набрала номер Фредрик и прочитала ей сообщение Джо.
– Удали его, – велела она. – Понятия не имею, почему Джо прячется от полицейских, но мне все это не нравится и… подожди! Ты на «мерседесе»? Посмотри, нет ли на заднем сиденье пары фиолетовых туфель.
Я обернулась.
– Есть.
– Слава Иисусу! Я думала, что потеряла их. Где ты сейчас?
– На сто первом, почти на сто тридцать четвертом, – ответила я. – Еду к дяде Тео.
– Прекрасно. А я на Сепулведа, в «Костко» вместе с кузиной Франзин. Ты с ней виделась. Дай мне адрес дяди Тео, и я туда подъеду.
Дядя Тео жил в Глендейле рядом с шоссе, на ничем не примечательной улице. Но я навещала его очень часто, и она казалась мне привлекательной. Фредрик со мной не согласилась. Вызволив свои туфли из машины Джо, она вместе со мной пошла в квартиру дяди Тео, чтобы зайти в туалет, хотя предпочла бы сделать это где-нибудь в другом месте, В лифте мы играли в «Отгадай, чем пахнет».
– Картошкой, жаренной на старом масле, – принюхалась она. – И мокрой собакой.
– Яичным рулетом и дизельным топливом.
– Это не имеет отношения к дяде Тео, – сказала Фредрик, оглядев лестничную площадку четвертого этажа, – но если бы, выходя из квартиры, я упиралась взглядом в стены такого цвета, то выбросилась бы из окна.
– Не беспокойся. Внутри квартира оклеена обоями. – Мой дядя выбрал эти обои сорок лет назад, но его страсть к ним еще не угасла. У меня были свои ключи, и я открыла квартиру под номером четыреста одиннадцать, не нажав кнопку звонка, поскольку тот никогда не работал.
Нас встретили крики.
На какое-то мгновение я решила, что ошиблась квартирой. На меня и Фредрик смотрело море лиц, и ни одно из них не принадлежало дяде Тео. Кто-то кричал, а остальные разговаривали на языке, который я не смогла определить.
Дядя Тео, одетый в полосатую пижаму, появился из кухни.
– Олимпия, в чем дело? – спросил он, а затем увидел меня. – Уолли! И Фредрик! Какая радость! Панос, Перикл, не волнуйтесь! Это не Служба иммиграции, это хорошие, любимые мной люди. Нет, нет, нет, не Служба иммиграции. – Дядя Тео замахал руками, стараясь всех успокоить, потом заключил меня и Фредрик в пафосные, как в театре кабуки, объятия. – Видите? Никакой иммиграции. Никакой полиции. Нет, нет, нет.
Крики прекратились. Я увидела, что пол гостиной застлан постельными принадлежностями, а мебель отодвинута в сторону.
– Дядя Тео, кто твои гости? – спросила я. Было очевидно, что это греки. «Теперь вы везде будете видеть греков», – сказал Шеффо. Даже в Глендейле.
– Это семья Платона. Родственники. В его квартире они не умещаются.
Дружба дяди с Платоном Никопулосом началась в семидесятых, а это значило, что его семья была… нашей семьей.
– И они живут здесь?
Дядя кивнул:
– Перекантуются несколько недель, пока не найдут другое жилье.
– Они здесь… легально?
Дядя Тео похлопал по спине кричавшую до того женщину.
– Что касается Аполлона, то да, – ответил он. – Это сын Олимпии. Другие говорят по-английски не слишком хорошо. Я думал, ты пригласишь в свой дом двух-трех из них, но они не хотят разделяться.
Вот и слава Богу. Я представила, как на Саймона налетает толпа людей, чье знание языка ограничивается словом «иммиграция». Фредрик, лишенная дара речи, отправилась искать туалет.
– А теперь, моя дорогая, – начал дядя Тео, – я со стыдом должен признаться, что у меня практически нет книг о греках. Я, наверное, отдал кому-то некоторые из них, и у меня остались только один или два перевода «Илиады», одна «Одиссея», «Мифология» Балфинча, конечно, кое-что из Софокла, немного Эсхила, «Сонеты Орфею» Рильке, несколько романов Казантзакиса, если только мне удастся их найти… – Он переступил через лежащего на полу человека, смотревшего маленький телевизор, и подошел к полкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94