Пребывание в закрытом военном институте должно было приучить скрывать свои мысли.
— А вам случалось там бывать? — осторожно спросил я.
— Не бывала. И особого желания не испытываю. Мне вполне хорошо дома. А глаз у меня не завидущий.
Она вдруг рассмеялась:
— Тем более теперь, когда мы с вами встретились, кому могу я завидовать? А? Угадайте, чего мне хочется? Мучительно хочется.
— Чего?
— А вы не сочтете меня нескромной, гадкой?
— Не сочту.
— Вернуться в «Ореанду». Вот чего мне вдруг захотелось. И укрыться от всех. С вами.
— И мне тоже, — сознался я.
— Тогда чего же мы стоим? Побежали!
Мы действительно побежали, расталкивая встречных, и шарахавшиеся от нас люди, наверное, думали, что мы что-то забыли, очень важное, и мчимся сломя голову, словно промедление чревато для нас Бог знает чем.
В моей комнате, отдышавшись, мы молча стали раздеваться. Не стесняясь. Будто давно знаем один одного. И рухнули в только что аккуратно убранную горничной постель, разметав простыни и подушки.
Впопыхах я даже не запер двери. Мы оба обалдели друг от друга. Забыли обо всем на свете. Лена стонала от наслаждения во весь голос, и из-под ресниц закрытых глаз текли слезы. Я был на седьмом небе. Мне показалось, что такой остроты и сладости от обладания женщиной я еще никогда не испытывал, при том, что моя прежняя жизнь была далеко не монашеской.
Сомнений не было. Произошло точнейшее попадание. Удивительное совпадение. Мы подходили друг другу с точностью до микрона. Как говорят инженеры.
— Я только сейчас открыла для себя, — созналась мне потом Лена, — что это такое — ни с чем не сравнимое наслаждение от секса. Я прожила десять лет с мужем, выскочила замуж на первом курсе, родила двоих детей, регулярно, почти каждую ночь, отдавалась ему и ничего подобного не испытывала. Уступала ему. Не скажу, что мне было безразлично, но особого удовольствия не испытывала. И мне было невдомек, отчего женщины в романах готовы пожертвовать жизнью ради счастья быть с предметом своего обожания. Я не понимала и не верила книгам, когда там описывались постельные страсти, от которых теряют сознание. Я считала непроходимыми дурами баб, которым мужчина весь свет застил. Теперь я всему верю. Господи, да нет ничего равного этому сладостному ощущению, какое я испытываю с тобой. Да что может быть лучше в этой жизни? Какой это подарок природы! Это венец, награда за все наши муки и невзгоды в жизни.
Для меня, более опытного, Лена тоже оказалась открытием. Я открыл новые высоты, новую степень физического наслаждения от обладания женщиной. И должен признать, возбуждала она меня так интенсивно, вызывала острое, неутолимое желание так часто, что я только диву давался, никак не предполагая за собой такой прыти.
У нее было удивительное тело. Нормальных, обычных форм молодой и здоровой женщины. С первыми признаками проступающей полноты. Отчего ее тренированные спортом мышцы приобрели легкую мягкость, сохранив упругость и свежесть. Женское тело в пору расцвета. Круглый, чуть выпуклый живот. Еще крепкие большие груди. Широкие мягкие бедра. Одно лишь прикосновение пальцем к этому телу вызывало во мне возбуждающую дрожь. Даже не прикасаясь, а просто сидя в постели и рассматривая ее, вольно раскинувшуюся, без стыда, на смятых простынях, я сразу же испытывал вспышку влечения, желание сжать ее до хруста в костях и утонуть, раствориться в ней.
Были у Лены любовники до меня? Всего один. Она лишь однажды изменила мужу. Когда убедилась, что он неверен ей. Лена узнала имя этой женщины, где она живет и, позвонив, договорилась с ее мужем о встрече. С женщиной видеться она не сочла нужным. Решила переспать с ее мужем и этим отомстить ей и наказать своего неверного супруга. Что и совершила. Снова не испытав страсти и никакой радости. Убедившись лишь в том, что все мужчины одинаковы. Она даже поклялась себе больше никогда не испытывать судьбу. И вот эта встреча в Ялте и ослепительное открытие, что и ее судьба не обошла женским счастьем.
Что может быть лестней для стареющего и уже теряющего сексуальное любопытство мужчины? Лена возрождала меня в моих глазах, и уж одного чувства признательности было достаточно, чтобы боготворить ее. И я отдался этому позабытому состоянию без оглядки. Выбросив из головы, как сор, все, что составляло прежде предмет моих забот и размышлений. Жизнь сразу стала легка и прозрачна. Как в ранней юности.
Сколько мы тогда провели времени в постели, ни я, ни она не помнили. Было уже за полдень, когда громкое покашливание совсем близко от кровати вернуло нас к действительности.
В комнате стоял Толя Орлов. Причиной его появления оказалась незапертая дверь. Не найдя меня ни на набережной, ни на пляже и видя, что подходит обеденное время, он решил проверить, не случилось ли что со мной, не лежу ли я больным в своей комнате. И вошел. И увидел.
— Пардон, — хрипло откашлялся он. — Вот вы где? Разрешите представиться.
Он с грубоватой прямотой протянул Лене руку. Она рассмеялась и высунула из-под простыни свою.
— Мы с ним коллеги, — пояснил Толя. — Поэтому стесняться меня не следует. Я сейчас уберусь отсюда. А вы приводите себя в порядок — и обедать. Я придержу места в ресторане.
И уже у самых дверей обернулся:
— Ну и парочка вы! Так подходите друг другу, что мне вдруг захотелось вас запечатлеть. Для вечности. Он стал стаскивать с плеча ремень фотоаппарата.
— Что за глупости? — отмахнулся я.
— Почему глупости, — мягко возразила Лена, запахивая на груди простыню. — Я с ним согласна. Запечатлейте нас, Толя.
Он тут же поднял фотоаппарат, стал наводить на нас, приговаривая:
— Немножко бы пообнаженней. Сдвиньте, Леночка, простыню…
— А это уже, Толя, перебор, — сказала она. — Щелкайте, пока я не раздумала. И убирайтесь!
За обедом Толя не сводил глаз с Лены, был с ней отчаянно любезен и незаметно толкал меня под столом ногой. А она, когда мы вышли на набережную, не церемонясь, попрощалась с Толей, сказав, что предпочитает оставаться со мной наедине, так как времени у нас в Ялте в обрез.
Толя не обиделся, а, наоборот, восхитился:
— Ну, матушка, даешь! — воскликнул он. — Настоящая славянская душа! Нараспашку! Олегу можно только позавидовать.
Не знаю, достоинство это или недостаток, но у меня феноменальная память на лица. Стоит мне даже мельком взглянуть кому-то в лицо, как моментально срабатывает в голове фотовспышка и абсолютно ненужный мне портрет надолго, а возможно и навечно, застревает в закоулках моего мозга. Но добро бы запечатлелось лицо, и все. Дудки! Стоит мне, сколько угодно времени спустя, наткнуться на того же человека, и я, как ненормальный, буду томиться и ни на чем больше не смогу сосредоточиться, пока по крохам не воссоздам в памяти, где же я прежде видел его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
— А вам случалось там бывать? — осторожно спросил я.
— Не бывала. И особого желания не испытываю. Мне вполне хорошо дома. А глаз у меня не завидущий.
Она вдруг рассмеялась:
— Тем более теперь, когда мы с вами встретились, кому могу я завидовать? А? Угадайте, чего мне хочется? Мучительно хочется.
— Чего?
— А вы не сочтете меня нескромной, гадкой?
— Не сочту.
— Вернуться в «Ореанду». Вот чего мне вдруг захотелось. И укрыться от всех. С вами.
— И мне тоже, — сознался я.
— Тогда чего же мы стоим? Побежали!
Мы действительно побежали, расталкивая встречных, и шарахавшиеся от нас люди, наверное, думали, что мы что-то забыли, очень важное, и мчимся сломя голову, словно промедление чревато для нас Бог знает чем.
В моей комнате, отдышавшись, мы молча стали раздеваться. Не стесняясь. Будто давно знаем один одного. И рухнули в только что аккуратно убранную горничной постель, разметав простыни и подушки.
Впопыхах я даже не запер двери. Мы оба обалдели друг от друга. Забыли обо всем на свете. Лена стонала от наслаждения во весь голос, и из-под ресниц закрытых глаз текли слезы. Я был на седьмом небе. Мне показалось, что такой остроты и сладости от обладания женщиной я еще никогда не испытывал, при том, что моя прежняя жизнь была далеко не монашеской.
Сомнений не было. Произошло точнейшее попадание. Удивительное совпадение. Мы подходили друг другу с точностью до микрона. Как говорят инженеры.
— Я только сейчас открыла для себя, — созналась мне потом Лена, — что это такое — ни с чем не сравнимое наслаждение от секса. Я прожила десять лет с мужем, выскочила замуж на первом курсе, родила двоих детей, регулярно, почти каждую ночь, отдавалась ему и ничего подобного не испытывала. Уступала ему. Не скажу, что мне было безразлично, но особого удовольствия не испытывала. И мне было невдомек, отчего женщины в романах готовы пожертвовать жизнью ради счастья быть с предметом своего обожания. Я не понимала и не верила книгам, когда там описывались постельные страсти, от которых теряют сознание. Я считала непроходимыми дурами баб, которым мужчина весь свет застил. Теперь я всему верю. Господи, да нет ничего равного этому сладостному ощущению, какое я испытываю с тобой. Да что может быть лучше в этой жизни? Какой это подарок природы! Это венец, награда за все наши муки и невзгоды в жизни.
Для меня, более опытного, Лена тоже оказалась открытием. Я открыл новые высоты, новую степень физического наслаждения от обладания женщиной. И должен признать, возбуждала она меня так интенсивно, вызывала острое, неутолимое желание так часто, что я только диву давался, никак не предполагая за собой такой прыти.
У нее было удивительное тело. Нормальных, обычных форм молодой и здоровой женщины. С первыми признаками проступающей полноты. Отчего ее тренированные спортом мышцы приобрели легкую мягкость, сохранив упругость и свежесть. Женское тело в пору расцвета. Круглый, чуть выпуклый живот. Еще крепкие большие груди. Широкие мягкие бедра. Одно лишь прикосновение пальцем к этому телу вызывало во мне возбуждающую дрожь. Даже не прикасаясь, а просто сидя в постели и рассматривая ее, вольно раскинувшуюся, без стыда, на смятых простынях, я сразу же испытывал вспышку влечения, желание сжать ее до хруста в костях и утонуть, раствориться в ней.
Были у Лены любовники до меня? Всего один. Она лишь однажды изменила мужу. Когда убедилась, что он неверен ей. Лена узнала имя этой женщины, где она живет и, позвонив, договорилась с ее мужем о встрече. С женщиной видеться она не сочла нужным. Решила переспать с ее мужем и этим отомстить ей и наказать своего неверного супруга. Что и совершила. Снова не испытав страсти и никакой радости. Убедившись лишь в том, что все мужчины одинаковы. Она даже поклялась себе больше никогда не испытывать судьбу. И вот эта встреча в Ялте и ослепительное открытие, что и ее судьба не обошла женским счастьем.
Что может быть лестней для стареющего и уже теряющего сексуальное любопытство мужчины? Лена возрождала меня в моих глазах, и уж одного чувства признательности было достаточно, чтобы боготворить ее. И я отдался этому позабытому состоянию без оглядки. Выбросив из головы, как сор, все, что составляло прежде предмет моих забот и размышлений. Жизнь сразу стала легка и прозрачна. Как в ранней юности.
Сколько мы тогда провели времени в постели, ни я, ни она не помнили. Было уже за полдень, когда громкое покашливание совсем близко от кровати вернуло нас к действительности.
В комнате стоял Толя Орлов. Причиной его появления оказалась незапертая дверь. Не найдя меня ни на набережной, ни на пляже и видя, что подходит обеденное время, он решил проверить, не случилось ли что со мной, не лежу ли я больным в своей комнате. И вошел. И увидел.
— Пардон, — хрипло откашлялся он. — Вот вы где? Разрешите представиться.
Он с грубоватой прямотой протянул Лене руку. Она рассмеялась и высунула из-под простыни свою.
— Мы с ним коллеги, — пояснил Толя. — Поэтому стесняться меня не следует. Я сейчас уберусь отсюда. А вы приводите себя в порядок — и обедать. Я придержу места в ресторане.
И уже у самых дверей обернулся:
— Ну и парочка вы! Так подходите друг другу, что мне вдруг захотелось вас запечатлеть. Для вечности. Он стал стаскивать с плеча ремень фотоаппарата.
— Что за глупости? — отмахнулся я.
— Почему глупости, — мягко возразила Лена, запахивая на груди простыню. — Я с ним согласна. Запечатлейте нас, Толя.
Он тут же поднял фотоаппарат, стал наводить на нас, приговаривая:
— Немножко бы пообнаженней. Сдвиньте, Леночка, простыню…
— А это уже, Толя, перебор, — сказала она. — Щелкайте, пока я не раздумала. И убирайтесь!
За обедом Толя не сводил глаз с Лены, был с ней отчаянно любезен и незаметно толкал меня под столом ногой. А она, когда мы вышли на набережную, не церемонясь, попрощалась с Толей, сказав, что предпочитает оставаться со мной наедине, так как времени у нас в Ялте в обрез.
Толя не обиделся, а, наоборот, восхитился:
— Ну, матушка, даешь! — воскликнул он. — Настоящая славянская душа! Нараспашку! Олегу можно только позавидовать.
Не знаю, достоинство это или недостаток, но у меня феноменальная память на лица. Стоит мне даже мельком взглянуть кому-то в лицо, как моментально срабатывает в голове фотовспышка и абсолютно ненужный мне портрет надолго, а возможно и навечно, застревает в закоулках моего мозга. Но добро бы запечатлелось лицо, и все. Дудки! Стоит мне, сколько угодно времени спустя, наткнуться на того же человека, и я, как ненормальный, буду томиться и ни на чем больше не смогу сосредоточиться, пока по крохам не воссоздам в памяти, где же я прежде видел его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117