Роль Руми в обновлении ислама велика. Его творения читались, переводились и комментировались во всем мусульманском мире. Столь исключительная популярность в который раз говорит о том, что художественное творчество, и поэзия в особенности, придают еще большую глубину религиозной жизни. Подобно другим великим мистикам, Руми непрестанно превозносит божественную любовь, причем с особым пылом и с несравненной поэтической силой. "Без Любви мир лишился бы души" ("Месневи", V, 3844). Его мистическая поэзия изобилует символами, заимствованными из области танца и музыки. Его богословие, несмотря на некоторое влияние неоплатонизма, несет в себе и чисто личные, и традиционные, и новаторские элементы, представляя собой в целом довольно сложную систему. Руми подчеркивает необходимость прикасаться к небытию, дабы иметь возможность становления и бытия; при этом он неоднократно ссылается на аль-Халладжа.
Человеческое существование совершается по воле и замыслу Творца. Богом на человека возложена миссия стать посредником между Ним и миром. Не просто так человек прошел путь "от семени к разуму" ("Месневи", III, 1975). "Как только ты начинаешь существование, перед тобой ставится лестница, чтобы у тебя была возможность совершить побег". В действительности человек сначала был минералом, затем растением, затем животным. "Затем тебя сделали человеком, наделенным сознанием, разумом, верой". В конечном итоге, человек станет ангелом и обретет обитель в небесах. Но это еще не заключительная стадия. "Преодолей и ангельский удел, влейся в этот океан (Божественного Единства), чтобы твоя капля воды смогла стать морем". В знаменитом отрывке из «Месневи» (II, 1157 и cл.) Руми дает объяснение изначальной богоподобной природе человека, созданного по Божьему образу и подобию: "Образ мой зиждется в сердце Царя: сердце Царя станет больным без образа моего (…) Свет многих Разумов исходит из моего помысла; небо было создано из моего первозданного существа (…). Я владею царством Духа (…). Я не единосущен Царю (…). Но в его явлении я обретаю от Него свет" (по переводу Е. de Vitray-Meyerovitch).
§ 283. Триумф суфизма и реакция богословов. Алхимия
Суфизм, заслугами богослова аль-Газали получивший одобрение законоучителей, приобрел большую популярность — сначала в некоторых областях Западной Азии и Северной Африки, затем повсюду, куда проник ислам: в Индии, в Центральной Азии, в Индонезии и Восточной Африке. Со временем небольшие группы учеников, собиравшиеся вокруг шейхов, становятся настоящими орденами с многочисленными филиалами и сотнями членов. Суфии были лучшими миссионерами ислама. Гибб считает, что закат шиизма был следствием роста популярности и миссионерского духа суфиев. Столь явный успех служит объяснением их престижа и поддержки их светскими властями.
Терпимость улемов способствовала межкультурным заимствованиям и использованию нетрадиционных методов. Некоторые мистические техники суфиев углубились и модифицировались от контакта с инородной средой. Достаточно сравнить зикр первых суфиев (§ 275) с этой же практикой, разработанной под индийским влиянием на заре XII в. н. э. Согласно одному из авторов, "рецитацию начинают, сосредоточась на левой стороне (груди), которая подобна нише, где находится светильник сердца, вместилище духовного света. Продолжают молиться, переходя от нижней части груди к правой стороне, достигая верха и возвращаясь в исходную позицию". Согласно другому автору, dhak?r [отправляющий зикр] "должен сесть на землю скрестя ноги и охватив их руками, спрятать голову между колен и закрыть глаза. Поднимая голову, произносят 'l? il?h' [нет Бога…], пока голова проходит расстояние до сердца и от сердца до правого плеча, на которое она ложится (…). Как только рот доходит до уровня сердца, следует с силой произнести 'ill? [кроме…]. И у сердца еще энергичнее сказать All?h..". Здесь легко усматриваются аналогии с його-тантрическими техниками, особенно в упражнениях, вызывающих световые видения, сопровождающиеся звуками, — слишком сложные, чтобы излагать их здесь.
Описанные влияния не искажают, по крайней мере, у настоящих dhak?rs мусульманского характера зикра. Происходит скорее противоположное. Многие религиозные и аскетические практики обогатились благодаря заимствованиям или влияниям извне. Можно даже сказать, что подобно тому, как это происходило в истории христианства, внешние влияния внесли свой вклад в "универсализацию ислама", придав ему тем самым экуменическое измерение.
Как бы то ни было, совершенно очевидно, что суфизм немало способствовал обновлению мусульманского религиозного опыта. Значителен и культурный вклад суфиев. Во всех исламских странах признано их влияние на музыку, танец и особенно поэзию.
Но последствия для истории ислама этого победоносного, сохранившего свою популярность вплоть до наших дней движения остаются неоднозначными. Антирационализм некоторых суфиев приобретает подчас агрессивную форму, а в своих выпадах против философов они опускаются до уровня черни. С другой стороны, эксцессы эмоциональности, трансы и исступления во время публичных радений получают все более широкое распространение. Большинство суфийских учителей выступают против таких неумеренных проявлений экзальтации, но они не всегда могут овладеть ситуацией. Кроме того, члены некоторых орденов, например, странствующие дервиши или факиры ("исповедующие бедность"), объявляют себя чудотворцами и живут вне рамок Закона.
Хотя и обязанные терпимо относиться к суфизму, улемы все же продолжали искать в нем чужеродные, главным образом, иранские и гностические элементы, которые, проникая через учения некоторых суфиев в ислам, казались этим законоучителям угрозой для его целостности (богословам, и не только мусульманским, тогда — как и сейчас — было трудно признать огромную роль мистики в обогащении, несмотря на риск «ереси», религиозного опыта простонародья; впрочем, такой риск всегда существует для теологов, на любом уровне религиозного познания). В ответ улемы открывали все больше медресе, которые обладали официальным статусом богословских школ и в которых преподаватели получали жалованье. К VIII/XIV в. сотни медресе сосредоточили контроль над высшим образованием в руках богословов.
Остается сожалеть, что Запад не знал классического суфизма в эпоху средневековья. Его косвенного отражения в мистико-эротической поэзии Андалузии явно не хватало для подлинной встречи двух великих мистических традиций. Как известно, основной вклад ислама в европейскую культуру состоял в передаче арабоязычных версий философских и научных трудов античности и, прежде всего, трудов Аристотеля.
Однако добавим к этому, что если суфийская мистика осталась неизвестной, то герметизм и алхимия проникли на Запад благодаря арабским текстам, среди которых было немало оригинальных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101