Что-то не могу припомнить, завтракала ли я сегодня. Впрочем, вполне возможно, что да, но это было уже давно.
– Что же тебя так захватило на этот раз?
– Тема, которая могла бы представлять интерес и для вас. Мы с преподавателем математики занимались проблемами теории и столкнулись с задачами, решение которых предложил ваш старый знакомый.
– Полагаю, ты имеешь в виду профессора Мориарти? – Его голос был таким же холодным, как и дождь за моим окном, но это меня не смутило.
– Совершенно верно. Я провела весь день, изучая некоторые статьи, опубликованные им. Меня интересовали ум и личность не меньше, чем математика.
– И какое впечатление сложилось у тебя об этом человеке?
– Приходит на ум сравнение с хитрейшим и коварнейшим зверем. Его хладнокровное и жестокое использование логики и языка меня потрясло. Мне казалось, в нем есть что-то змеиное, но это было бы несправедливо по отношению к змеям. Уверена, что если бы автор был мне незнаком, то даже один стиль его статей сам по себе заставил бы мои волосы встать дыбом.
– Будучи сама хорошим млекопитающим, ты сделала правильный вывод, – сухо заметил он.
– Ах, – произнесла я, чувствуя, что мой язык немного развязался под действием бренди, – я никогда не считала вас хладнокровным, разве не так, мой дорогой Холмс?
Какое-то мгновение он сидел очень тихо, а потом откашлялся.
– Да, ты права, благодарю.
Я предоставила ему возможность убрать со стола. Его движения казались мне ужасно неловкими, но поскольку он терпеть не мог, когда кто-то замечал его недуги, я ничего не сказала. Вероятно, его где-то просквозило в этой женской одежде, и теперь его ревматизм вновь разыгрался.
– Если вы положите это вон туда, то у меня будет прекрасный завтрак.
– К сожалению, нет, я должен положить все это назад в корзину. Это может пригодиться нам завтра.
– Холмс, я не хочу ни о чем и слышать. У меня на завтра планы. Я уезжаю в Беркшир. Я и так уже отложила эту поездку на три дня и не собираюсь больше задерживаться, даже из-за вас.
– Рассел, у тебя нет выбора. Мы должны исчезнуть, прежде чем они найдут нас.
– Кто? Холмс, что происходит? Только не говорите, что мы опять должны выйти туда. – Я махнула рукой в направлении окна, за которым стучали тяжелые капли дождя, вот-вот готового перейти в снег. – Я еще даже не высохла после первого раза. И что это у вас – действительно бомба? А зачем вы ее сюда принесли? Говорите же, Холмс!
– Хорошо. Буду краток: мы должны уйти отсюда, но не сию минуту, бомба была прикреплена к твоей двери, когда я пришел, а по поводу «что происходит» я могу сказать, что это попытка убийства.
Пораженная, я уставилась на него, а потом на опутанный проводами механизм и почувствовала, как похолодела спина. Когда дар речи ко мне вернулся, я снова заговорила, обнаружив, к своему удовольствию, что голос мой по-прежнему тверд.
– Кто же хочет убить меня? И как вы об этом узнали? – Мне показалось, что спрашивать «почему» не было смысла.
– Неплохо, Рассел. Пытливый ум бесполезен, если ты не можешь контролировать им свои эмоции. Скажи мне для начала, почему ты влезла сюда по плющу, вместо того чтобы войти через дверь? У тебя не было с собой револьвера, и ты решила, что если залезешь через окно, то застанешь врасплох своего посетителя. – По его сухому тону трудно было понять, почему это было так для него важно.
– Информация. Мне, чтобы принять решение, нужно было узнать, что меня ожидало. Если бы у меня засела вооруженная банда, я бы спустилась вниз и велела мистеру Томасу вызвать полицию. Кстати, это вы оставили пятно на дверной ручке, чтобы я его заметила?
– Да.
– А грязь и листья на подоконнике?
– Грязь была там еще до моего прихода. Один листик добавил я, чтобы ты уж точно заметила.
– К чему эти загадки, Холмс? Зачем же было рисковать?
Он посмотрел мне прямо в глаза и очень серьезно сказал:
– Потому что, дорогая моя, мне нужно было быть абсолютно уверенным в том, что, несмотря на усталость, холод и голод, ты поймешь эти маленькие намеки и сделаешь правильный выбор.
– Едва ли письмо, оставленное вами, можно назвать «маленьким намеком». Слишком грубо для вас. Вы что, не могли спросить у миссис Хадсон номер моей комнаты? Она бывала у меня раньше. – Что-то здесь не увязывалось.
– Я не видел миссис Хадсон несколько дней.
– Но еда?
– Старый Уилл принес ее мне. Ты ведь знаешь, он для нас несколько больше, чем просто садовник.
– Да, конечно. Но, вы-то сами где были?.. – Я умолкла, помнила странную неуверенность его движений, все факты слились в единое целое... – Боже мой, бы ранены. Они сначала хотели убить вас, ведь так? Куда вы ранены? И насколько серьезно?
– Да так, получил несколько довольно неприятных ссадин на спине, и все. Боюсь только, придется попросить тебя помочь мне переодеться, но не сейчас. Человек, подложивший бомбу, думает, что я умираю. Дело в том, что спустя некоторое время после того, как меня положили в больницу, одного беднягу переехала машина, и он до сих пор лежит там с забинтованной головой и моим именем на табличке над койкой. И могу добавить, что рядом с ним постоянно дежурит полицейский.
– Больше никого не ранило? Миссис Хадсон?
– Миссис Хадсон в порядке, хотя половина стекол с южной стороны повылетели. Теперь в доме, да еще в такую погоду, крайне неуютно, поэтому она уехала к своей приятельнице до конца восстановительных работ. Нет, бомба была не в доме: они заложили ее в один из ульев. Кто-то, он или она, заложил ее, должно быть, ночью, рассчитывая, что она застанет меня на утреннем обходе. Возможно, он использовал радиовзрыватель или бомба реагировала на шаги, но, в любом случае, я могу только радоваться, что она не взорвалась прямо под носом у меня.
– Кто, Холмс? Кто это?
– У меня в голове три имени, хотя этот забавный ход – заложить бомбу в улей – я вряд ли могу соотнести с их уровнем. В прошлом я посадил четырех «пиротехников». Один из них мертв. Второй освободился пять лет назад, хотя я слышал, что он покончил с прошлым и стал отличным семьянином. Третий вышел на свободу полтора года назад и, видимо, живет где-то в Лондоне. Четвертый сбежал из Принстауна прошлым летом. Любой из троих мог подложить мне бомбу, которая, надо сказать, была вполне профессионально установлена. Но твоя бомба – совсем другое дело. Подобные устройства столь же индивидуальны, как и отпечатки пальцев. Я не очень разбираюсь в бомбах, и поэтому, чтобы прочитать конкретно этот отпечаток пальца, мне нужен эксперт. Мы захватим его с собой, когда поедем.
– А куда мы поедем? – терпеливо спросила я, чувствуя, что все мои планы касательно чудесного праздника неумолимо рушатся.
– Конечно же, в большую выгребную яму.
– В Лондон? Но почему?
– Майкрофт, дитя мое, мой брат Майкрофт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Что же тебя так захватило на этот раз?
– Тема, которая могла бы представлять интерес и для вас. Мы с преподавателем математики занимались проблемами теории и столкнулись с задачами, решение которых предложил ваш старый знакомый.
– Полагаю, ты имеешь в виду профессора Мориарти? – Его голос был таким же холодным, как и дождь за моим окном, но это меня не смутило.
– Совершенно верно. Я провела весь день, изучая некоторые статьи, опубликованные им. Меня интересовали ум и личность не меньше, чем математика.
– И какое впечатление сложилось у тебя об этом человеке?
– Приходит на ум сравнение с хитрейшим и коварнейшим зверем. Его хладнокровное и жестокое использование логики и языка меня потрясло. Мне казалось, в нем есть что-то змеиное, но это было бы несправедливо по отношению к змеям. Уверена, что если бы автор был мне незнаком, то даже один стиль его статей сам по себе заставил бы мои волосы встать дыбом.
– Будучи сама хорошим млекопитающим, ты сделала правильный вывод, – сухо заметил он.
– Ах, – произнесла я, чувствуя, что мой язык немного развязался под действием бренди, – я никогда не считала вас хладнокровным, разве не так, мой дорогой Холмс?
Какое-то мгновение он сидел очень тихо, а потом откашлялся.
– Да, ты права, благодарю.
Я предоставила ему возможность убрать со стола. Его движения казались мне ужасно неловкими, но поскольку он терпеть не мог, когда кто-то замечал его недуги, я ничего не сказала. Вероятно, его где-то просквозило в этой женской одежде, и теперь его ревматизм вновь разыгрался.
– Если вы положите это вон туда, то у меня будет прекрасный завтрак.
– К сожалению, нет, я должен положить все это назад в корзину. Это может пригодиться нам завтра.
– Холмс, я не хочу ни о чем и слышать. У меня на завтра планы. Я уезжаю в Беркшир. Я и так уже отложила эту поездку на три дня и не собираюсь больше задерживаться, даже из-за вас.
– Рассел, у тебя нет выбора. Мы должны исчезнуть, прежде чем они найдут нас.
– Кто? Холмс, что происходит? Только не говорите, что мы опять должны выйти туда. – Я махнула рукой в направлении окна, за которым стучали тяжелые капли дождя, вот-вот готового перейти в снег. – Я еще даже не высохла после первого раза. И что это у вас – действительно бомба? А зачем вы ее сюда принесли? Говорите же, Холмс!
– Хорошо. Буду краток: мы должны уйти отсюда, но не сию минуту, бомба была прикреплена к твоей двери, когда я пришел, а по поводу «что происходит» я могу сказать, что это попытка убийства.
Пораженная, я уставилась на него, а потом на опутанный проводами механизм и почувствовала, как похолодела спина. Когда дар речи ко мне вернулся, я снова заговорила, обнаружив, к своему удовольствию, что голос мой по-прежнему тверд.
– Кто же хочет убить меня? И как вы об этом узнали? – Мне показалось, что спрашивать «почему» не было смысла.
– Неплохо, Рассел. Пытливый ум бесполезен, если ты не можешь контролировать им свои эмоции. Скажи мне для начала, почему ты влезла сюда по плющу, вместо того чтобы войти через дверь? У тебя не было с собой револьвера, и ты решила, что если залезешь через окно, то застанешь врасплох своего посетителя. – По его сухому тону трудно было понять, почему это было так для него важно.
– Информация. Мне, чтобы принять решение, нужно было узнать, что меня ожидало. Если бы у меня засела вооруженная банда, я бы спустилась вниз и велела мистеру Томасу вызвать полицию. Кстати, это вы оставили пятно на дверной ручке, чтобы я его заметила?
– Да.
– А грязь и листья на подоконнике?
– Грязь была там еще до моего прихода. Один листик добавил я, чтобы ты уж точно заметила.
– К чему эти загадки, Холмс? Зачем же было рисковать?
Он посмотрел мне прямо в глаза и очень серьезно сказал:
– Потому что, дорогая моя, мне нужно было быть абсолютно уверенным в том, что, несмотря на усталость, холод и голод, ты поймешь эти маленькие намеки и сделаешь правильный выбор.
– Едва ли письмо, оставленное вами, можно назвать «маленьким намеком». Слишком грубо для вас. Вы что, не могли спросить у миссис Хадсон номер моей комнаты? Она бывала у меня раньше. – Что-то здесь не увязывалось.
– Я не видел миссис Хадсон несколько дней.
– Но еда?
– Старый Уилл принес ее мне. Ты ведь знаешь, он для нас несколько больше, чем просто садовник.
– Да, конечно. Но, вы-то сами где были?.. – Я умолкла, помнила странную неуверенность его движений, все факты слились в единое целое... – Боже мой, бы ранены. Они сначала хотели убить вас, ведь так? Куда вы ранены? И насколько серьезно?
– Да так, получил несколько довольно неприятных ссадин на спине, и все. Боюсь только, придется попросить тебя помочь мне переодеться, но не сейчас. Человек, подложивший бомбу, думает, что я умираю. Дело в том, что спустя некоторое время после того, как меня положили в больницу, одного беднягу переехала машина, и он до сих пор лежит там с забинтованной головой и моим именем на табличке над койкой. И могу добавить, что рядом с ним постоянно дежурит полицейский.
– Больше никого не ранило? Миссис Хадсон?
– Миссис Хадсон в порядке, хотя половина стекол с южной стороны повылетели. Теперь в доме, да еще в такую погоду, крайне неуютно, поэтому она уехала к своей приятельнице до конца восстановительных работ. Нет, бомба была не в доме: они заложили ее в один из ульев. Кто-то, он или она, заложил ее, должно быть, ночью, рассчитывая, что она застанет меня на утреннем обходе. Возможно, он использовал радиовзрыватель или бомба реагировала на шаги, но, в любом случае, я могу только радоваться, что она не взорвалась прямо под носом у меня.
– Кто, Холмс? Кто это?
– У меня в голове три имени, хотя этот забавный ход – заложить бомбу в улей – я вряд ли могу соотнести с их уровнем. В прошлом я посадил четырех «пиротехников». Один из них мертв. Второй освободился пять лет назад, хотя я слышал, что он покончил с прошлым и стал отличным семьянином. Третий вышел на свободу полтора года назад и, видимо, живет где-то в Лондоне. Четвертый сбежал из Принстауна прошлым летом. Любой из троих мог подложить мне бомбу, которая, надо сказать, была вполне профессионально установлена. Но твоя бомба – совсем другое дело. Подобные устройства столь же индивидуальны, как и отпечатки пальцев. Я не очень разбираюсь в бомбах, и поэтому, чтобы прочитать конкретно этот отпечаток пальца, мне нужен эксперт. Мы захватим его с собой, когда поедем.
– А куда мы поедем? – терпеливо спросила я, чувствуя, что все мои планы касательно чудесного праздника неумолимо рушатся.
– Конечно же, в большую выгребную яму.
– В Лондон? Но почему?
– Майкрофт, дитя мое, мой брат Майкрофт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80