– Присядьте, мисс Рассел. Мистер Холмс, пока этот пистолет будет нацелен на мисс Рассел, не будете ли вы любезны включить электрический свет, лампы которого я вижу над нашими головами? Только двигайтесь очень осторожно: оружие заряжено, и мне нужно совсем небольшое усилие, чтобы нажать на курок. Благодарю вас, мистер Холмс. Кстати, выглядите вы значительно лучше, нежели мне сообщали. А теперь, будьте любезны, принесите вон тот стул и поставьте его рядом со стулом мисс Рассел. Чуть дальше. Хорошо. Лампу передвиньте на книжную полку.
Да, вот сюда. Теперь садитесь. Только не забывайте все время держать руки на столе. Оба. Хорошо.
Я села на расстоянии вытянутой руки от Холмса и посмотрела в угол на преподавательницу математики. Она сидела так, что на нее падала тень от книжных полок, оставляя на свету только ее ноги и дуло пистолета. Видны были лишь поблескивающие глаза и зубы, а также золотая цепочка и медальон, который она носила на шее.
– Мистер Холмс, мы видимся в последний раз. Я ждала этой встречи очень долго.
– Лет двадцать пять или чуть больше, не так ли, мисс Донливи? Или вы предпочитаете, чтобы я называл вас фамилией вашего отца?
В лаборатории воцарилась тишина. Я с изумлением смотрела на Холмса. Неужели он знал эту женщину? Ее отца...
– О, мистер Холмс. Вы все еще в хорошей форме, я вижу. Может, объясните все мисс Рассел.
– На сиденье кеба мисс Донливи написала свое собственное имя, Рассел. Это дочь профессора Мориарти.
– Вы удивлены, мисс Рассел? Но вы ведь сами говорили мне о блестящем уме вашего друга. Какая жалость, что он разместился в теле мужчины.
С усилием я овладела своими мыслями и направила их в русло разработанного нами ранее плана.
– Я не могу согласиться с вами, мисс Донливи, – возразила я, глядя на свои руки, – ум и тело мистера Холмса вполне соответствуют друг другу.
– Мисс Рассел, – воскликнула она, – остра, как всегда. Должна признаться, что мне всегда нравился ваш интеллект. Кстати, я забыла, что вы... разошлись. Меня всегда интересовало, что вы в нем нашли? Мы могли бы многое сделать с вами, если бы не эта ваша глупая привязанность к мистеру Холмсу.
Я ничего не ответила, а лишь изучала свои руки.
– Но теперь привязанность исчезла, не так ли? – заметила она печальным голосом. – Грустно наблюдать, как старые друзья расходятся и становятся врагами.
В моем сердце забилась надежда, но лицо оставалось бесстрастным. Если она верит в это, у нас еще есть шанс. Обдумать этот вопрос мне было некогда, потому что Холмс, быстро на меня взглянув, заговорил ничего не выражающим голосом:
– Хватит, мисс Донливи. Мне кажется, вы жаждете сказать мне что-то.
Дуло пистолета на ее колене задрожало, и после промелькнувшего секундного страха я поняла, что она смеется, и услышала это. Она играла со мной. Мы могли ввести ее в заблуждение на некоторое время, но наши действия были разгаданы и теперь у нас не было никакого шанса.
– Вы правы, мистер Холмс. Времени у меня мало, а вы отняли у меня за последние несколько дней столько энергии. Как вы понимаете, у меня ее немного. Я умираю. Да, мисс Рассел, мое отсутствие в университете вполне обоснованно. В моем животе краб с клешнями, которого нельзя извлечь. Я собиралась подождать еще несколько лет, но теперь уже нет времени. Еще немного, и у меня не хватит сил, чтобы справиться с вами. Это должно произойти сейчас.
– Очень хорошо, мисс Донливи, я к вашим услугам. Давайте отпустим мисс Рассел и обсудим наши дела.
– Ну нет, мистер Холмс, извините. Этого я сделать не могу. Она стала частью вас, и я не могу иметь дело с вами, исключая ее. Она остается. – Ее голос стал холодным и резким, и мне с трудом верилось, что с этим человеком я пила чай и смеялась перед камином. Я вздрогнула, и она заметила это.
– Мисс Рассел холодно, и, я полагаю, она устала. Мы все устали, но осталось совсем немного. Давайте, мистер Холмс, я уверена, что у вас есть вопросы, которые вы хотели бы мне задать. Можете начинать.
Я посмотрела на него. Он как раз вытирал рукой лоб, и на мгновение его глаза сверкнули триумфом из-под ладони, встретившись с моими, и вновь стали пустыми.
– У меня нет вопросов, мисс Донливи.
Оружие дернулось в ее руке.
– Нет вопросов! Но, разумеется, у вас есть... – Она овладела собой. – Мистер Холмс, не надо меня раздражать.
– В самом деле, мисс Донливи, у меня нет вопросов по этому делу. Оно было очень интересным, но теперь все позади.
– Действительно? Может, будете столь любезны разъяснить мисс Рассел и мне связь событий. Руки на стол, мистер Холмс. Мне бы не хотелось заканчивать так быстро. Благодарю. Можете начинать.
– С событий прошлой осени или двадцативосьмилетней давности?
– Как хотите, впрочем, возможно, мисс Рассел предпочла бы узнать все с самого начала.
– Очень хорошо. Рассел, двадцать восемь лет назад я, будем называть вещи своими именами, убил профессора Джеймса Мориарти, отца твоей преподавательницы. То, что это было актом самообороны, не снимает с меня ответственности за его падение в Рейхенбахский водопад, хотя он сам искал меня, чтобы убить. Я выследил его, выявил его преступную деятельность и был непосредственной причиной его смерти. Однако я совершил тогда две ошибки, хотя и не мог предвидеть следующие события. Во-первых, мое трехлетнее отсутствие в Англии позволило реорганизовать империю Мориарти, и, когда я наконец вернулся, она стала уже международной. Моей второй ошибкой было то, что я позволил семье Мориарти, существование которой было одним из его главных секретов, исчезнуть из моего поля зрения. Его жена и юная дочь уехали в Нью-Йорк, и больше их никто не видел. По крайней мере, я так думал. Донливи – это девичья фамилия вашей матери, не так ли?
– Ага, значит все-таки у вас есть вопросы! Да, это так.
– Это мало меняет дело, мисс Донливи. Какая разница, был ли это волос вашего отца, тот, который вы оставили в кебе, чтобы я его нашел? Или в какой комнате склада находился снайпер, прежде чем выстрелить в мисс Рассел? Или кто подорвал бомбу, от которой погиб Диксон, – вы или один из ваших людей?
Незначительные детали едва ли меняют картину в целом.
– Интересно это слышать от человека, который всегда основывает свое расследование на самых незначительных деталях. Однако я отвечу. Да, это был волос моего отца, оставшийся с тех дней, когда он носил длинные волосы. Моя мать хранила его в медальоне. Сейчас этот медальон ношу я. Да, один из моих друзей, вооруженный снайперской винтовкой, действительно был на складе, хотя Скотланд-Ярд до сих пор ищет катер. Ну как можно было добиться подобной точности, стреляя с катера, качающегося на волнах? А что касается Диксона, то он знал, что рискует. Я щедро расплатилась с его семьей, вы не можете этого отрицать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Да, вот сюда. Теперь садитесь. Только не забывайте все время держать руки на столе. Оба. Хорошо.
Я села на расстоянии вытянутой руки от Холмса и посмотрела в угол на преподавательницу математики. Она сидела так, что на нее падала тень от книжных полок, оставляя на свету только ее ноги и дуло пистолета. Видны были лишь поблескивающие глаза и зубы, а также золотая цепочка и медальон, который она носила на шее.
– Мистер Холмс, мы видимся в последний раз. Я ждала этой встречи очень долго.
– Лет двадцать пять или чуть больше, не так ли, мисс Донливи? Или вы предпочитаете, чтобы я называл вас фамилией вашего отца?
В лаборатории воцарилась тишина. Я с изумлением смотрела на Холмса. Неужели он знал эту женщину? Ее отца...
– О, мистер Холмс. Вы все еще в хорошей форме, я вижу. Может, объясните все мисс Рассел.
– На сиденье кеба мисс Донливи написала свое собственное имя, Рассел. Это дочь профессора Мориарти.
– Вы удивлены, мисс Рассел? Но вы ведь сами говорили мне о блестящем уме вашего друга. Какая жалость, что он разместился в теле мужчины.
С усилием я овладела своими мыслями и направила их в русло разработанного нами ранее плана.
– Я не могу согласиться с вами, мисс Донливи, – возразила я, глядя на свои руки, – ум и тело мистера Холмса вполне соответствуют друг другу.
– Мисс Рассел, – воскликнула она, – остра, как всегда. Должна признаться, что мне всегда нравился ваш интеллект. Кстати, я забыла, что вы... разошлись. Меня всегда интересовало, что вы в нем нашли? Мы могли бы многое сделать с вами, если бы не эта ваша глупая привязанность к мистеру Холмсу.
Я ничего не ответила, а лишь изучала свои руки.
– Но теперь привязанность исчезла, не так ли? – заметила она печальным голосом. – Грустно наблюдать, как старые друзья расходятся и становятся врагами.
В моем сердце забилась надежда, но лицо оставалось бесстрастным. Если она верит в это, у нас еще есть шанс. Обдумать этот вопрос мне было некогда, потому что Холмс, быстро на меня взглянув, заговорил ничего не выражающим голосом:
– Хватит, мисс Донливи. Мне кажется, вы жаждете сказать мне что-то.
Дуло пистолета на ее колене задрожало, и после промелькнувшего секундного страха я поняла, что она смеется, и услышала это. Она играла со мной. Мы могли ввести ее в заблуждение на некоторое время, но наши действия были разгаданы и теперь у нас не было никакого шанса.
– Вы правы, мистер Холмс. Времени у меня мало, а вы отняли у меня за последние несколько дней столько энергии. Как вы понимаете, у меня ее немного. Я умираю. Да, мисс Рассел, мое отсутствие в университете вполне обоснованно. В моем животе краб с клешнями, которого нельзя извлечь. Я собиралась подождать еще несколько лет, но теперь уже нет времени. Еще немного, и у меня не хватит сил, чтобы справиться с вами. Это должно произойти сейчас.
– Очень хорошо, мисс Донливи, я к вашим услугам. Давайте отпустим мисс Рассел и обсудим наши дела.
– Ну нет, мистер Холмс, извините. Этого я сделать не могу. Она стала частью вас, и я не могу иметь дело с вами, исключая ее. Она остается. – Ее голос стал холодным и резким, и мне с трудом верилось, что с этим человеком я пила чай и смеялась перед камином. Я вздрогнула, и она заметила это.
– Мисс Рассел холодно, и, я полагаю, она устала. Мы все устали, но осталось совсем немного. Давайте, мистер Холмс, я уверена, что у вас есть вопросы, которые вы хотели бы мне задать. Можете начинать.
Я посмотрела на него. Он как раз вытирал рукой лоб, и на мгновение его глаза сверкнули триумфом из-под ладони, встретившись с моими, и вновь стали пустыми.
– У меня нет вопросов, мисс Донливи.
Оружие дернулось в ее руке.
– Нет вопросов! Но, разумеется, у вас есть... – Она овладела собой. – Мистер Холмс, не надо меня раздражать.
– В самом деле, мисс Донливи, у меня нет вопросов по этому делу. Оно было очень интересным, но теперь все позади.
– Действительно? Может, будете столь любезны разъяснить мисс Рассел и мне связь событий. Руки на стол, мистер Холмс. Мне бы не хотелось заканчивать так быстро. Благодарю. Можете начинать.
– С событий прошлой осени или двадцативосьмилетней давности?
– Как хотите, впрочем, возможно, мисс Рассел предпочла бы узнать все с самого начала.
– Очень хорошо. Рассел, двадцать восемь лет назад я, будем называть вещи своими именами, убил профессора Джеймса Мориарти, отца твоей преподавательницы. То, что это было актом самообороны, не снимает с меня ответственности за его падение в Рейхенбахский водопад, хотя он сам искал меня, чтобы убить. Я выследил его, выявил его преступную деятельность и был непосредственной причиной его смерти. Однако я совершил тогда две ошибки, хотя и не мог предвидеть следующие события. Во-первых, мое трехлетнее отсутствие в Англии позволило реорганизовать империю Мориарти, и, когда я наконец вернулся, она стала уже международной. Моей второй ошибкой было то, что я позволил семье Мориарти, существование которой было одним из его главных секретов, исчезнуть из моего поля зрения. Его жена и юная дочь уехали в Нью-Йорк, и больше их никто не видел. По крайней мере, я так думал. Донливи – это девичья фамилия вашей матери, не так ли?
– Ага, значит все-таки у вас есть вопросы! Да, это так.
– Это мало меняет дело, мисс Донливи. Какая разница, был ли это волос вашего отца, тот, который вы оставили в кебе, чтобы я его нашел? Или в какой комнате склада находился снайпер, прежде чем выстрелить в мисс Рассел? Или кто подорвал бомбу, от которой погиб Диксон, – вы или один из ваших людей?
Незначительные детали едва ли меняют картину в целом.
– Интересно это слышать от человека, который всегда основывает свое расследование на самых незначительных деталях. Однако я отвечу. Да, это был волос моего отца, оставшийся с тех дней, когда он носил длинные волосы. Моя мать хранила его в медальоне. Сейчас этот медальон ношу я. Да, один из моих друзей, вооруженный снайперской винтовкой, действительно был на складе, хотя Скотланд-Ярд до сих пор ищет катер. Ну как можно было добиться подобной точности, стреляя с катера, качающегося на волнах? А что касается Диксона, то он знал, что рискует. Я щедро расплатилась с его семьей, вы не можете этого отрицать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80