– Что случилось?
Она не ответила. Он приподнял ее подбородок и посмотрел ей в глаза. Фары встречной машины осветили ее, и он ахнул. С ней явно что-то случилось. Такие глаза. На лице ни кровинки, только ссадина темнеет на щеке и еще одна на виске.
Не может быть, подумал он…
– О Господи, – прошептал он и прижал ее к себе. – Что я сделал с тобой, gataki?
– Я сама виновата.
– Нет, радость моя. – Он провел рукой по ее мокрым волосам. – Это я. Нельзя было гнать па такой скорости, но когда я вышел из офиса и Лия сказала, что ты сбежала…
– Я вела себя как последняя дура. А потом… потом сошла с тротуара… как во сне…
Хуже некуда. Она вся в ссадинах, у нее все болит, и она кается. Хуже не придумаешь.
Он обнял ее за плечи, откинулся, чтобы заглянуть ей в глаза, затем легонько дотронулся до ее виска.
– Болит?
– Нет. – Дрожь пробежала по ее телу, дыхание сбилось. – Лодыжка. Когда я прыгнула обратно, я неудачно приземлилась. Лодыжка подвернулась.
У Александра сжалось сердце. Он развернулся, чтобы взглянуть на ногу, но отодвинуться было некуда.
– Ты можешь пошевелить ногой?
– Могу, – еле заметно кивнула она. – Но больно.
Он выскочил из машины, обошел ее, открыл пассажирскую дверцу; из бардачка достал фонарик, наклонился и посветил вниз.
– Чтоб его! – пробормотал он. – Я не могу…
Что он делает? Она сказала, что лодыжка болит. Что толку рассматривать ее? Ей нужен врач, вот и все. И как можно быстрее, подумал он, потому что у нее начинается озноб. От холода? От шока? Господи, что он натворил?!
Александр быстро снял пиджак и осторожно накинул его ей на плечи, ожидая, что она заартачится, начнет с ним спорить, объяснять, что он может сделать со своим пиджаком и куда идти с ним… но она охотно закуталась в него.
– Так лучше?
– Угу.
– Вот и хорошо.
Только чего тут хорошего? Лучше бы она обругала его, назвала идиотом, стукнула его по рукам, когда он застегивал пиджак на ней. Ее пассивность сводила его с ума.
– Все будет хорошо, – проговорил он.
Она кивнула.
– Хорошо, – повторил он нежно, затем нагнулся, осторожно обнял ее за плечи и поцеловал, уверяя себя, что, в конце концов, лодыжка есть лодыжка…
Но это Ник, и от одной мысли, что ей больно и что это из-за него, ему стало жутко.
В квартале от них есть больница. Как лучше ехать? Быстро или по-черепашьи, чтобы не причинить ей ни малейшей боли на колдобинах? Он остановился на компромиссном решении. Ехал в два раза медленнее обычного, но раза в два быстрее черепахи.
У Ник клацали зубы. Время от времени она стонала. Его непробиваемой, бесстрашной тигрице плохо. «Пожалуйста, – молил он, – пожалуйста, пусть все будет хорошо!»
Время словно остановилось, но тем не менее до больницы они добрались. Он остановил машину перед главным подъездом, не обращая внимания на запретный знак. Как можно осторожней взял ее на руки. Она тихо застонала, и он забормотал какие-то утешительные слова из далекого детства.
В приемном покое никого не было. Александр направился к столу регистрации.
– Нам нужен врач, – сказал он.
Женщина-регистратор взглянула на него, потом на Николь. В глазах у нее застыло выражение скуки.
– В чем дело?
– С женщиной плохо.
– Я и спрашиваю: в чем дело?
Александр сжал губы, пытаясь сохранять спокойствие. Что толку ругаться?
– Она упала.
– Где упала?
– На улице.
– На какой улице?
У него на скулах заходили желваки.
– Было темно. Я не смотрел на уличный знак. Какое это имеет значение? Я же говорю, ей плохо.
Женщина взяла из ящика стола формуляр.
– Мне нужны ее имя и адрес..
– Ее зовут Николь Колдер. Она живет у меня.
Женщина взглянула на него.
– Это где?
Он сказал. Он отвечал на вопросы, но время шло, а терпение кончалось. Ник пошевелилась у него на руках и застонала. Ему захотелось усадить ее в кресло, потом схватить регистраторшу и выбить из нее душу.
– Как это случилось?
– Мисс Колдер оступилась, сходя с тротуара на дорогу, и чуть не попала под мою машину. Я подавал сигнал и пытался остановиться. Она испугалась и отпрыгнула.
– Дорожно-транспортное происшествие. Понятно. Полицию известили?
– Но это не дорожно-транспортное происшествие!
– Но вы сами только что сказали…
– Я не задел ее…
– Но, как я поняла…
– Александр, – слабым голосом проговорила Ник, – объясни ей точно и ясно, что ты не виноват.
– Она говорит по-английски?
– Она американка.
– А. В таком случае нужно два других формуляра…
– Формуляры подождут. – Александр снова призвал на помощь всю свою выдержку. Гневом делу не поможешь, он по собственному опыту знает это. – Ей немедленно нужен врач. У нее боль. Что-то с лодыжкой. И у нее озноб. К тому же, насколько я понимаю, она в шоке.
– Формуляры…
– К черту формуляры! – взорвался он. – Вызовите врача!
– Вы здесь не приказывайте. Мне нужна информация. А кое-какие бумаги должна подписать сама больная. После этого придется ждать, Когда вас вызовут. Вам понятно?
– Наверное, это вам следует понять, что скажут вам ваши начальники, когда узнают, что члена совета директоров держат в приемной.
У женщины вытянулась физиономия.
– Как, вы сказали, ваше имя?
– Александр Татакис. И мне нужен врач-ортопед. Немедленно.
– Разумеется, сэр. Будьте добры, Присядьте. Я вызываю доктора.
Он сел, прижимая Ник к себе, грея ее своим телом. Она проговорила что-то, но так тихо, что ему пришлось нагнуться к ней.
– Что, gataki?
– Я говорю, ну и спектакль. – Зубы у нее стучали. – Т-т-ты и правда в совете директоров больницы?
– Кто знает? – Он улыбнулся. – Не исключено. Я даю деньги на многие благотворительные дела и числюсь во многих попечительских советах. Трудно все упомнить.
Ник улыбнулась.
– Когда ты волнуешься, у тебя появляется особая интонация.
– Я и не замечал. – Он поморщился, потому что она сказала правду. – Прибавим это к твоей работе. Теперь будешь не только переводить, но и сообщать, когда у меня появляется эта интонация.
– Не буду, я ухожу с работы.
– Никуда ты не уходишь, – спокойно проговорил он. – У нас контракт.
– Нет у нас никакого контракта. Мы ничего не подписывали.
– У нас словесное соглашение. Такого рода соглашения приравниваются к контрактам. Ты что, рискнешь порвать контракт с человеком, способным напугать тирана местного значения?
Взгляды их встретились. В глазах Ник еще стояла боль; лицо было бледно. Что промелькнуло на ее лице: гримаса боли или подобие улыбки?
– Сэр?
– Да? – поднял глаза на регистраторшу Александр.
– Доктор сейчас выйдет.
– Ортопед, – проговорил он, поднимаясь с Ник на руках.
– Главный ортопед, – поправила женщина из регистратуры, а Ник зарылась лицом в шею Александра, и ему показалось, что на этот раз она действительно улыбнулась.
Ссадины на лице Ник оказались липовыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Она не ответила. Он приподнял ее подбородок и посмотрел ей в глаза. Фары встречной машины осветили ее, и он ахнул. С ней явно что-то случилось. Такие глаза. На лице ни кровинки, только ссадина темнеет на щеке и еще одна на виске.
Не может быть, подумал он…
– О Господи, – прошептал он и прижал ее к себе. – Что я сделал с тобой, gataki?
– Я сама виновата.
– Нет, радость моя. – Он провел рукой по ее мокрым волосам. – Это я. Нельзя было гнать па такой скорости, но когда я вышел из офиса и Лия сказала, что ты сбежала…
– Я вела себя как последняя дура. А потом… потом сошла с тротуара… как во сне…
Хуже некуда. Она вся в ссадинах, у нее все болит, и она кается. Хуже не придумаешь.
Он обнял ее за плечи, откинулся, чтобы заглянуть ей в глаза, затем легонько дотронулся до ее виска.
– Болит?
– Нет. – Дрожь пробежала по ее телу, дыхание сбилось. – Лодыжка. Когда я прыгнула обратно, я неудачно приземлилась. Лодыжка подвернулась.
У Александра сжалось сердце. Он развернулся, чтобы взглянуть на ногу, но отодвинуться было некуда.
– Ты можешь пошевелить ногой?
– Могу, – еле заметно кивнула она. – Но больно.
Он выскочил из машины, обошел ее, открыл пассажирскую дверцу; из бардачка достал фонарик, наклонился и посветил вниз.
– Чтоб его! – пробормотал он. – Я не могу…
Что он делает? Она сказала, что лодыжка болит. Что толку рассматривать ее? Ей нужен врач, вот и все. И как можно быстрее, подумал он, потому что у нее начинается озноб. От холода? От шока? Господи, что он натворил?!
Александр быстро снял пиджак и осторожно накинул его ей на плечи, ожидая, что она заартачится, начнет с ним спорить, объяснять, что он может сделать со своим пиджаком и куда идти с ним… но она охотно закуталась в него.
– Так лучше?
– Угу.
– Вот и хорошо.
Только чего тут хорошего? Лучше бы она обругала его, назвала идиотом, стукнула его по рукам, когда он застегивал пиджак на ней. Ее пассивность сводила его с ума.
– Все будет хорошо, – проговорил он.
Она кивнула.
– Хорошо, – повторил он нежно, затем нагнулся, осторожно обнял ее за плечи и поцеловал, уверяя себя, что, в конце концов, лодыжка есть лодыжка…
Но это Ник, и от одной мысли, что ей больно и что это из-за него, ему стало жутко.
В квартале от них есть больница. Как лучше ехать? Быстро или по-черепашьи, чтобы не причинить ей ни малейшей боли на колдобинах? Он остановился на компромиссном решении. Ехал в два раза медленнее обычного, но раза в два быстрее черепахи.
У Ник клацали зубы. Время от времени она стонала. Его непробиваемой, бесстрашной тигрице плохо. «Пожалуйста, – молил он, – пожалуйста, пусть все будет хорошо!»
Время словно остановилось, но тем не менее до больницы они добрались. Он остановил машину перед главным подъездом, не обращая внимания на запретный знак. Как можно осторожней взял ее на руки. Она тихо застонала, и он забормотал какие-то утешительные слова из далекого детства.
В приемном покое никого не было. Александр направился к столу регистрации.
– Нам нужен врач, – сказал он.
Женщина-регистратор взглянула на него, потом на Николь. В глазах у нее застыло выражение скуки.
– В чем дело?
– С женщиной плохо.
– Я и спрашиваю: в чем дело?
Александр сжал губы, пытаясь сохранять спокойствие. Что толку ругаться?
– Она упала.
– Где упала?
– На улице.
– На какой улице?
У него на скулах заходили желваки.
– Было темно. Я не смотрел на уличный знак. Какое это имеет значение? Я же говорю, ей плохо.
Женщина взяла из ящика стола формуляр.
– Мне нужны ее имя и адрес..
– Ее зовут Николь Колдер. Она живет у меня.
Женщина взглянула на него.
– Это где?
Он сказал. Он отвечал на вопросы, но время шло, а терпение кончалось. Ник пошевелилась у него на руках и застонала. Ему захотелось усадить ее в кресло, потом схватить регистраторшу и выбить из нее душу.
– Как это случилось?
– Мисс Колдер оступилась, сходя с тротуара на дорогу, и чуть не попала под мою машину. Я подавал сигнал и пытался остановиться. Она испугалась и отпрыгнула.
– Дорожно-транспортное происшествие. Понятно. Полицию известили?
– Но это не дорожно-транспортное происшествие!
– Но вы сами только что сказали…
– Я не задел ее…
– Но, как я поняла…
– Александр, – слабым голосом проговорила Ник, – объясни ей точно и ясно, что ты не виноват.
– Она говорит по-английски?
– Она американка.
– А. В таком случае нужно два других формуляра…
– Формуляры подождут. – Александр снова призвал на помощь всю свою выдержку. Гневом делу не поможешь, он по собственному опыту знает это. – Ей немедленно нужен врач. У нее боль. Что-то с лодыжкой. И у нее озноб. К тому же, насколько я понимаю, она в шоке.
– Формуляры…
– К черту формуляры! – взорвался он. – Вызовите врача!
– Вы здесь не приказывайте. Мне нужна информация. А кое-какие бумаги должна подписать сама больная. После этого придется ждать, Когда вас вызовут. Вам понятно?
– Наверное, это вам следует понять, что скажут вам ваши начальники, когда узнают, что члена совета директоров держат в приемной.
У женщины вытянулась физиономия.
– Как, вы сказали, ваше имя?
– Александр Татакис. И мне нужен врач-ортопед. Немедленно.
– Разумеется, сэр. Будьте добры, Присядьте. Я вызываю доктора.
Он сел, прижимая Ник к себе, грея ее своим телом. Она проговорила что-то, но так тихо, что ему пришлось нагнуться к ней.
– Что, gataki?
– Я говорю, ну и спектакль. – Зубы у нее стучали. – Т-т-ты и правда в совете директоров больницы?
– Кто знает? – Он улыбнулся. – Не исключено. Я даю деньги на многие благотворительные дела и числюсь во многих попечительских советах. Трудно все упомнить.
Ник улыбнулась.
– Когда ты волнуешься, у тебя появляется особая интонация.
– Я и не замечал. – Он поморщился, потому что она сказала правду. – Прибавим это к твоей работе. Теперь будешь не только переводить, но и сообщать, когда у меня появляется эта интонация.
– Не буду, я ухожу с работы.
– Никуда ты не уходишь, – спокойно проговорил он. – У нас контракт.
– Нет у нас никакого контракта. Мы ничего не подписывали.
– У нас словесное соглашение. Такого рода соглашения приравниваются к контрактам. Ты что, рискнешь порвать контракт с человеком, способным напугать тирана местного значения?
Взгляды их встретились. В глазах Ник еще стояла боль; лицо было бледно. Что промелькнуло на ее лице: гримаса боли или подобие улыбки?
– Сэр?
– Да? – поднял глаза на регистраторшу Александр.
– Доктор сейчас выйдет.
– Ортопед, – проговорил он, поднимаясь с Ник на руках.
– Главный ортопед, – поправила женщина из регистратуры, а Ник зарылась лицом в шею Александра, и ему показалось, что на этот раз она действительно улыбнулась.
Ссадины на лице Ник оказались липовыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37