Казалось, долго копившийся страх родил отвагу. Не дожидаясь подмоги из замка, в сторону холмов бежали крестьяне, вооруженные вилами.
– Бей! Не упускай!
Осмелевшая дичь сама выбралась на охоту.
Как ни странно, в хаосе звуков не был слышен лишь вой оборотня. Кто-то командовал уверенным голосом, крепкие мужики, с косами, топорами, факелами, шли цепью по выгону. «Что они будут делать, когда придут к холмам? – подумалось Людвигу. – Там лишь узкая тропа». Бархатная тьма колыхалась впереди, испещренная красноватыми точками факельного огня. Крик, команды сливались в общий шум, похожий на плач. А ведь кто-то действительно плакал. Богослов побежал, пытаясь догнать загонщиков, потревоженная боль в раненой спине билась горячим комком, мешала сосредоточиться. Горько рыдала женщина. Цепь охотников распалась, люди сгрудились, окружив нечто, лежащее на земле.
– Вот он, вот! Смотрите!
Людвиг приходил в отчаяние от собственной медлительности.
– Хайни! Хайни! Где ты? Помоги мне.
Ночь расступилась. Ладер, поддержав хозяина, помог пройти ему еще пятьдесят шагов.
– Отойдите прочь! Дайте дорогу.
Люди, бессознательно повинуясь властному приказу, расступились.
На земле, на истоптанной, вбитой в грязь весенней травке, лицом вниз лежал убитый. Поношенная одежда, казалось, скрывала не тело, а разбитый остов статуи. Голову чуть прикрывал седой пух. Левая рука неловко подвернулась.
Фон Фирхоф перевернул тело. Лицо мертвого старика застыло в гримасе укоризненного удивления. Шею и воротник заливала еще не запекшаяся кровь. Богослов вытер липкие пальцы о траву.
– Ad patres …
– Чего он говорит?
– Чего-чего… Старого Георга убили!
Глаза покойного все еще смотрели в темноту.
Людвиг бережно закрыл сухие веки, попытался разжать старческую, в мозолях руку. Это удалось с трудом, сморщенные пальцы не хотели расставаться с крошечным клочком белой ткани. Богослов сунул находку в кошель и огляделся. Толпа крестьян поредела, многие, улюлюкая, торопились в сторону холмов, откуда навстречу им накатывала еще одна цепочка огней – пореже.
– Ведьма! Волчица!
Сквозь выкрики прорывался судорожный, всхлипывающий женский плач. Двое дюжих парней, ухватив за локти, толкали перед собой перепуганную женщину. Из-под платка пленницы выбились растрепанные пепельные волосы. Богослов узнал прислугу-альвисианку.
– Люди, пустите! Не виновата я!
– А откуда кровь на твоей одежде, ведьма?!
– А разве не кровь на руках твоих?!
– Смерть ведьме!
– Смерть убийце!
– Заткните ей пасть! Размозжите ей череп!
Пахло кровью и растоптанной травой. Толпой овладело безумие, чья-то коса уже вздернулась для удара. Парни, схватившие ведьму, верно оценили ситуацию и, струсив, отпрянули в стороны. Этого оказалось достаточно – пленница вырвалась, толкнула кого-то, опрокинув навзничь, и с неожиданным проворством пустилась наутек.
– Держи ее!
– Улюлю!
Беглянке удалось сделать всего несколько шагов – толпа тут же смяла ее. На земле мгновенно сгрудилась куча неловких тел. Кто-то в азарте бил по шевелящейся массе оглоблей, видимо, надеясь поразить ударом оборотня. В ответ раздавались гневные и жалобные крики ушибленных.
– Стойте, дурачье! Вы поубиваете друг друга!
Людвига никто не слушал. Он попытался отобрать оглоблю, но получил крепкий толчок, отбросивший его под ноги дерущихся. Под кучей тел кто-то хрипел, задыхаясь.
– Остановитесь!
Поднявшегося было фон Фирхофа вновь сбили с ног, чья-то нога едва не лягнула его в висок.
– Дураки! Мужичье! Назад, дети потаскухи!
Вопли дерущихся перекрыл яростный рев Хайни и высокомерный голос Шарфенберга. Послышались шлепки – мечи солдат били щедро, наотмашь, плашмя, били по шеям, спинам и иным, менее благородным частям тел драчунов.
– Поднимайтесь, хозяин!
Избитый Людвиг, пошатываясь, встал рядом с Мартином, ухватился за протянутую крепкую, надежную руку Ладера. Вокруг озлобленным кольцом сбились два десятка распаленных дракой людей. Женщина слабо стонала на земле. В ярких, с сумасшедшинкой, глазах Шарфенберга плясали искорки.
– Я, ваш сеньор, приказываю вам остановиться…
– Отдайте ее нам, господин!
– Мы сами расквитаемся с ведьмой!
Крестьяне придвинулись вплотную. Хмурые взгляды не сулили ничего доброго.
– Стойте, олухи. Вы хотите силой противиться своему господину?
К Людвигу подобрался сутулый человек с мощной мускулатурой, низко свисающими руками.
– Вы не священник ли, господин Людвиг? Нет? Ну, это все равно… Скажите барону – пусть отдаст служанку нам. Вы не подбирали в полях тех, кого растерзала волчица. Что вам до наших слез, плоти и крови? А у меня волк зарезал дочь…
– Ты уверен, что эта женщина виновна в ведьмовстве?
– Она это, господин, больше некому.
– Хорошо, – вмешался после минутного молчания Мартин. – Эта женщина будет предана духовному трибуналу. Инквизиция никогда не ошибается. Если она ведьма, то понесет заслуженную кару. До тех пор она останется заключенной в узилище, в подвале.
Служанку подняли с земли. Она обвисла на чужих руках, разбитые в лепешку губы едва шевелились:
– Я не ведьма…
Толпа начала расходиться медленно и неохотно.
– Ну и зачем вы полезли в драку, хозяин? Оборотниху отбивать? На вас теперь смотреть страшно – глаз вам подбили, одежду разодрали, рана-то, рана – чудом не разошлась! А если бы я не подоспел с господином бароном Шарфенбергом? Вас бы богом ушибленное мужичье растоптало и не заметило…
Хайни, сам, впрочем, не пострадавший в драке, был отменно сердит.
– Ты прав, Хайни, я вел себя глупо. Но теперь буду умнее. Сейчас мы вернемся в Шарфенберг. Ты быстро, слышишь – быстро! – укладывай сумки. Оседлаешь лошадей, и мы в суматохе уедем.
– Так до утра еще далеко… Лучше утром, позавтракаем путем. Что, сейчас прямо?
– Не медля ни минуты.
– А как же оборотень в холмах?
– Оборотень найден.
– Верно. Я и забыл.
– Ты не понял, Хайни. Оборотень гуляет на свободе, и я, увы, знаю, кто он. Именно поэтому – давай-ка поспешим отсюда прочь. Собирай сумки. Время не ждет.
Женщина серым клубком забилась в угол сводчатого подвала. Круг света от фонаря выхватил из темноты ее скрещенные на коленях руки, кое-как приглаженные волосы, запекшуюся царапину на щеке.
– Анна, я пришел поговорить с тобой. От твоих слов сейчас зависит твоя участь.
Служанка подняла на Шарфенберга равнодушно-недобрые глаза. Бесполезно, Мартин стоял за пределами светлого круга.
– Ты обвиняешься в ведьмовстве и сношениях с дьяволом. Что ты можешь сказать в свое оправдание?
– Я не ведьма…
– Тебя застали у тела человека, растерзанного волком, твоя одежда и руки были в крови. Как ты объяснишь это?
Женщина бесцветно, как заученный урок, забормотала:
– Я шла вечером по выгону и увидела его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
– Бей! Не упускай!
Осмелевшая дичь сама выбралась на охоту.
Как ни странно, в хаосе звуков не был слышен лишь вой оборотня. Кто-то командовал уверенным голосом, крепкие мужики, с косами, топорами, факелами, шли цепью по выгону. «Что они будут делать, когда придут к холмам? – подумалось Людвигу. – Там лишь узкая тропа». Бархатная тьма колыхалась впереди, испещренная красноватыми точками факельного огня. Крик, команды сливались в общий шум, похожий на плач. А ведь кто-то действительно плакал. Богослов побежал, пытаясь догнать загонщиков, потревоженная боль в раненой спине билась горячим комком, мешала сосредоточиться. Горько рыдала женщина. Цепь охотников распалась, люди сгрудились, окружив нечто, лежащее на земле.
– Вот он, вот! Смотрите!
Людвиг приходил в отчаяние от собственной медлительности.
– Хайни! Хайни! Где ты? Помоги мне.
Ночь расступилась. Ладер, поддержав хозяина, помог пройти ему еще пятьдесят шагов.
– Отойдите прочь! Дайте дорогу.
Люди, бессознательно повинуясь властному приказу, расступились.
На земле, на истоптанной, вбитой в грязь весенней травке, лицом вниз лежал убитый. Поношенная одежда, казалось, скрывала не тело, а разбитый остов статуи. Голову чуть прикрывал седой пух. Левая рука неловко подвернулась.
Фон Фирхоф перевернул тело. Лицо мертвого старика застыло в гримасе укоризненного удивления. Шею и воротник заливала еще не запекшаяся кровь. Богослов вытер липкие пальцы о траву.
– Ad patres …
– Чего он говорит?
– Чего-чего… Старого Георга убили!
Глаза покойного все еще смотрели в темноту.
Людвиг бережно закрыл сухие веки, попытался разжать старческую, в мозолях руку. Это удалось с трудом, сморщенные пальцы не хотели расставаться с крошечным клочком белой ткани. Богослов сунул находку в кошель и огляделся. Толпа крестьян поредела, многие, улюлюкая, торопились в сторону холмов, откуда навстречу им накатывала еще одна цепочка огней – пореже.
– Ведьма! Волчица!
Сквозь выкрики прорывался судорожный, всхлипывающий женский плач. Двое дюжих парней, ухватив за локти, толкали перед собой перепуганную женщину. Из-под платка пленницы выбились растрепанные пепельные волосы. Богослов узнал прислугу-альвисианку.
– Люди, пустите! Не виновата я!
– А откуда кровь на твоей одежде, ведьма?!
– А разве не кровь на руках твоих?!
– Смерть ведьме!
– Смерть убийце!
– Заткните ей пасть! Размозжите ей череп!
Пахло кровью и растоптанной травой. Толпой овладело безумие, чья-то коса уже вздернулась для удара. Парни, схватившие ведьму, верно оценили ситуацию и, струсив, отпрянули в стороны. Этого оказалось достаточно – пленница вырвалась, толкнула кого-то, опрокинув навзничь, и с неожиданным проворством пустилась наутек.
– Держи ее!
– Улюлю!
Беглянке удалось сделать всего несколько шагов – толпа тут же смяла ее. На земле мгновенно сгрудилась куча неловких тел. Кто-то в азарте бил по шевелящейся массе оглоблей, видимо, надеясь поразить ударом оборотня. В ответ раздавались гневные и жалобные крики ушибленных.
– Стойте, дурачье! Вы поубиваете друг друга!
Людвига никто не слушал. Он попытался отобрать оглоблю, но получил крепкий толчок, отбросивший его под ноги дерущихся. Под кучей тел кто-то хрипел, задыхаясь.
– Остановитесь!
Поднявшегося было фон Фирхофа вновь сбили с ног, чья-то нога едва не лягнула его в висок.
– Дураки! Мужичье! Назад, дети потаскухи!
Вопли дерущихся перекрыл яростный рев Хайни и высокомерный голос Шарфенберга. Послышались шлепки – мечи солдат били щедро, наотмашь, плашмя, били по шеям, спинам и иным, менее благородным частям тел драчунов.
– Поднимайтесь, хозяин!
Избитый Людвиг, пошатываясь, встал рядом с Мартином, ухватился за протянутую крепкую, надежную руку Ладера. Вокруг озлобленным кольцом сбились два десятка распаленных дракой людей. Женщина слабо стонала на земле. В ярких, с сумасшедшинкой, глазах Шарфенберга плясали искорки.
– Я, ваш сеньор, приказываю вам остановиться…
– Отдайте ее нам, господин!
– Мы сами расквитаемся с ведьмой!
Крестьяне придвинулись вплотную. Хмурые взгляды не сулили ничего доброго.
– Стойте, олухи. Вы хотите силой противиться своему господину?
К Людвигу подобрался сутулый человек с мощной мускулатурой, низко свисающими руками.
– Вы не священник ли, господин Людвиг? Нет? Ну, это все равно… Скажите барону – пусть отдаст служанку нам. Вы не подбирали в полях тех, кого растерзала волчица. Что вам до наших слез, плоти и крови? А у меня волк зарезал дочь…
– Ты уверен, что эта женщина виновна в ведьмовстве?
– Она это, господин, больше некому.
– Хорошо, – вмешался после минутного молчания Мартин. – Эта женщина будет предана духовному трибуналу. Инквизиция никогда не ошибается. Если она ведьма, то понесет заслуженную кару. До тех пор она останется заключенной в узилище, в подвале.
Служанку подняли с земли. Она обвисла на чужих руках, разбитые в лепешку губы едва шевелились:
– Я не ведьма…
Толпа начала расходиться медленно и неохотно.
– Ну и зачем вы полезли в драку, хозяин? Оборотниху отбивать? На вас теперь смотреть страшно – глаз вам подбили, одежду разодрали, рана-то, рана – чудом не разошлась! А если бы я не подоспел с господином бароном Шарфенбергом? Вас бы богом ушибленное мужичье растоптало и не заметило…
Хайни, сам, впрочем, не пострадавший в драке, был отменно сердит.
– Ты прав, Хайни, я вел себя глупо. Но теперь буду умнее. Сейчас мы вернемся в Шарфенберг. Ты быстро, слышишь – быстро! – укладывай сумки. Оседлаешь лошадей, и мы в суматохе уедем.
– Так до утра еще далеко… Лучше утром, позавтракаем путем. Что, сейчас прямо?
– Не медля ни минуты.
– А как же оборотень в холмах?
– Оборотень найден.
– Верно. Я и забыл.
– Ты не понял, Хайни. Оборотень гуляет на свободе, и я, увы, знаю, кто он. Именно поэтому – давай-ка поспешим отсюда прочь. Собирай сумки. Время не ждет.
Женщина серым клубком забилась в угол сводчатого подвала. Круг света от фонаря выхватил из темноты ее скрещенные на коленях руки, кое-как приглаженные волосы, запекшуюся царапину на щеке.
– Анна, я пришел поговорить с тобой. От твоих слов сейчас зависит твоя участь.
Служанка подняла на Шарфенберга равнодушно-недобрые глаза. Бесполезно, Мартин стоял за пределами светлого круга.
– Ты обвиняешься в ведьмовстве и сношениях с дьяволом. Что ты можешь сказать в свое оправдание?
– Я не ведьма…
– Тебя застали у тела человека, растерзанного волком, твоя одежда и руки были в крови. Как ты объяснишь это?
Женщина бесцветно, как заученный урок, забормотала:
– Я шла вечером по выгону и увидела его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106