Больше всего томились ребята: духота, отупение и впереди ничего интересного.
Было время, жители городка — и стар и млад — увлеченно обсуждали приключения чирешаров — Рыцарей с улицы Черешен. Но слава, как известно, вещь недолговечная: быстро растет, но еще быстрее тает. А тем более в таком городке, где звон разбитого стекла с мгновение долетает из центра до самой окраины. И больше всех негодовал по этому поводу курносый, вихрастый мальчишка по имени Тик. Каждый вечер он отправлялся в парикмахерскую «Гигиена» в поисках восторженных слушателей, но там чаще всего никого не было, и Тик оставался ни с чем. Скрывая огорчение, он всегда выслушивал одну и ту же ироническую фразу, брошенную парикмахером, отцом Дана:
— У жителей этого городка, почтенный, два недостатка: не бреются и не любят своих детей.
И Тику делалось легче на душе.
Но больше, чем зной, сонливость, безделье, угнетали чирешаров неожиданные расставания. Виктор отправился в молодежный лагерь за границу, Ионел отдыхал где-то вместе с родителями, Урсу участвовал в спортивных соревнованиях, а остальные — Мария, Дан и Лучия — убивали время как могли: читали, писали, мечтали…
И впереди ничего увлекательного…
Так, наверное, и тянулись бы дни тоскливой чередой, если бы однажды Тик не отправился в школу — потолковать со сторожем, дедом Тимофте. На школьном дворе он сразу же заприметил незнакомого мужчину, который прохаживался вместе с дедом. Тик сперва не очень-то и удивился, хотя прежде он никогда не видал этого человека в городке. Дед же — судя по всему — был очень рад встрече.
Но потом малышка Тик увидел нечто такое, что захватило его целиком: у фонтана посреди двора стояла… девушка! Смуглая, с короткими, вьющимися волосами, в белоснежном платье. Как человек ума трезвого и практического, Тик сразу же задал себе вопрос: «Кто она такая?» Он уже вел себя как заправский разведчик (хотя никто таких поручений ему не давал) и тут же решил незаметно прошмыгнуть во двор и, примостившись там в подходящем месте, тайком понаблюдать за девчонкой. Никто лучше Тика не знал все видимые и невидимые закоулки школьного двора, все входы и выходы; в мгновение ока он перемахнул через забор и, ловко проскользнув между кустами и клумбами, застыл в треугольной нише под каменной лестницей. Из этого темного убежища он стал жадно разглядывать удивительное явление в белом.
А черноволосая девочка, задумавшись, спокойно стояла у фонтана. Проказник Тик не замедлили съязвить: «Точь-в-точь как моя сестрица! Тоже небось стихи читает…» А когда девушка в белом вдруг тряхнула головой и резко вскинула руку, он и вовсе сделал нелестный вывод: «Девчонка, видать, малость того… — И сразу же спохватился: — А может, просто оса привязалась…» Но тут незнакомка отошла от фонтана и, проходя мимо, ехидно заметила:
— Что за бездарные шпионы в этом городке!
Тик просто рот открыл от удивления. Правда, тут же опомнился и, показав нахальной девчонке язык, обиженно пробормотал:
— Ишь, воображала! Ты еще пожалеешь…
Трудно сказать, что он имел при этом в виду. Но так или эдак, новостей, да таких, что удивят любого, теперь было целый короб. А это тоже, в конце концов, что-нибудь да значило.
Вот так и случилось, что именно курносый мальчуган по имени Тик принес своим друзьям удивительную весть: в городке появилась незнакомка — находчивая, странная смуглянка в белоснежном платье.
Тику позарез нужен был собеседник, и он тут же нашел его. Им оказался Дан. Впрочем, иного выбора у него не было: с Марией, своей старшей сестрой, он повздорил еще с утра из-за каких-то жалких цветочков, вернее, из-за того, что без спросу оборвал в саду самые красивые цветы для гербария. В ответ не упреки сестры он назвал ее завидущей, а потом упорно молчал, хотя сестра продолжала возмущаться, все больше и больше повышая голос. При этом он строил такие уморительные рожи, что любой карикатурист или клоун позеленел бы от зависти. Своего приятеля Урсу мальчуган просто не нашел: тот каждое утро уходил на реку и усиленно тренировался.
Дан сосредоточенно читал, лежа в тени старого орехового дерева. Тик громко кашлянул и, засунув руки в карманы, прошелся несколько раз мимо дерева. Но друг и бровью не повел. Тик, обиженный его молчанием, тут же придумал способ возмездия. Самым невинным голосом он проговорил как бы про себя:
— Какая жалость! Такой симпатичный малый!
Дан невозмутимо перевернул страницу.
— А может, ему отрежут не всю ногу, а только по колено. Спасибо и на том.
Книголюб как ни в чем не бывало перевернулся на другой бок.
— Подумать только — лучший парикмахер в городе…
Дан подскочил словно ужаленный:
— Кто? Что случилось? — и отбросил книгу подальше.
— А, и ты тут! Я и не заметил… Знаешь…
— Какая нога? Какой парикмахер? Что случилось?
— Нога? Парикмахер? Ты что? — Тик пожал плечами.
— Ты же сам только что сказал, что придется отрезать ногу лучшему парикмахеру в городе? Ты что, издеваешься, кнопка?
— Я? Да когда я такое говорил? Тебе приснилось, что ли? Я говорил о собачке Ифрима. Она сломала ногу, а ты-то ведь знаешь, что это была за собака…
— А парикмахер? Ты же говорил, что… Ох и вздую же я тебя!
— Во-первых, не родился еще тот, кто меня вздует. А во-вторых, когда я увидел, что тебя ничуть не волнует судьба собачки, я подумал: «Ну возможно ли, чтобы этот безжалостный парень был сыном лучшего парикмахера в городе?» Ты просто злишься на меня, вот и перевираешь мои слова и еще наскакиваешь. И не называй меня, пожалуйста, кнопкой. Уж если обзывать человека с курносым носом, так можно назвать его либо мопсом, либо… ослом.
— А разве бывают курносые ослы?
— Бывают, правда, ты не из курносых…
Дан оказался в ловушке. От чтения его оторвали, разговор о собачке и парикмахере кончился ничем, а тут еще и оскорбляют. Продолжать было ни к чему. И он примирительно сказал:
— Выкладывай, что задумал. Не зря же ты сюда явился, курносик.
На этот раз прозвище звучало ласково. Тик решил отказаться от мести. Самое время было перейти к главному.
— Как будет «Белый арап» в женском роде?
Дан ответил недоуменным взглядом. Опять подковырка?
— Ну, если ты опять за свое, так и знай — я читаю, — сердито отрезал он.
— Да не шучу я, честное слово! Мне действительно нужно знать, как будет «Белый арап» в женском роде.
Голос Тика, его лицо выражали предельную искренность. Дан поверил ему.
— А ты разве не знаешь?
— Не знаю, как лучше: арапка, арапиха или арапчиха.
— Наверное, арапиха.
— Ну нет. Это не звучит.
— Тогда арапка.
— Тоже не то. Грубо как-то.
— А собственно, для чего тебе это нужно? — спросил Дан, теряя терпение. — Кого ты имеешь в виду? Кто эта арапка?
— Ага, сообразил наконец! Я встретил ее на школьном дворе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Было время, жители городка — и стар и млад — увлеченно обсуждали приключения чирешаров — Рыцарей с улицы Черешен. Но слава, как известно, вещь недолговечная: быстро растет, но еще быстрее тает. А тем более в таком городке, где звон разбитого стекла с мгновение долетает из центра до самой окраины. И больше всех негодовал по этому поводу курносый, вихрастый мальчишка по имени Тик. Каждый вечер он отправлялся в парикмахерскую «Гигиена» в поисках восторженных слушателей, но там чаще всего никого не было, и Тик оставался ни с чем. Скрывая огорчение, он всегда выслушивал одну и ту же ироническую фразу, брошенную парикмахером, отцом Дана:
— У жителей этого городка, почтенный, два недостатка: не бреются и не любят своих детей.
И Тику делалось легче на душе.
Но больше, чем зной, сонливость, безделье, угнетали чирешаров неожиданные расставания. Виктор отправился в молодежный лагерь за границу, Ионел отдыхал где-то вместе с родителями, Урсу участвовал в спортивных соревнованиях, а остальные — Мария, Дан и Лучия — убивали время как могли: читали, писали, мечтали…
И впереди ничего увлекательного…
Так, наверное, и тянулись бы дни тоскливой чередой, если бы однажды Тик не отправился в школу — потолковать со сторожем, дедом Тимофте. На школьном дворе он сразу же заприметил незнакомого мужчину, который прохаживался вместе с дедом. Тик сперва не очень-то и удивился, хотя прежде он никогда не видал этого человека в городке. Дед же — судя по всему — был очень рад встрече.
Но потом малышка Тик увидел нечто такое, что захватило его целиком: у фонтана посреди двора стояла… девушка! Смуглая, с короткими, вьющимися волосами, в белоснежном платье. Как человек ума трезвого и практического, Тик сразу же задал себе вопрос: «Кто она такая?» Он уже вел себя как заправский разведчик (хотя никто таких поручений ему не давал) и тут же решил незаметно прошмыгнуть во двор и, примостившись там в подходящем месте, тайком понаблюдать за девчонкой. Никто лучше Тика не знал все видимые и невидимые закоулки школьного двора, все входы и выходы; в мгновение ока он перемахнул через забор и, ловко проскользнув между кустами и клумбами, застыл в треугольной нише под каменной лестницей. Из этого темного убежища он стал жадно разглядывать удивительное явление в белом.
А черноволосая девочка, задумавшись, спокойно стояла у фонтана. Проказник Тик не замедлили съязвить: «Точь-в-точь как моя сестрица! Тоже небось стихи читает…» А когда девушка в белом вдруг тряхнула головой и резко вскинула руку, он и вовсе сделал нелестный вывод: «Девчонка, видать, малость того… — И сразу же спохватился: — А может, просто оса привязалась…» Но тут незнакомка отошла от фонтана и, проходя мимо, ехидно заметила:
— Что за бездарные шпионы в этом городке!
Тик просто рот открыл от удивления. Правда, тут же опомнился и, показав нахальной девчонке язык, обиженно пробормотал:
— Ишь, воображала! Ты еще пожалеешь…
Трудно сказать, что он имел при этом в виду. Но так или эдак, новостей, да таких, что удивят любого, теперь было целый короб. А это тоже, в конце концов, что-нибудь да значило.
Вот так и случилось, что именно курносый мальчуган по имени Тик принес своим друзьям удивительную весть: в городке появилась незнакомка — находчивая, странная смуглянка в белоснежном платье.
Тику позарез нужен был собеседник, и он тут же нашел его. Им оказался Дан. Впрочем, иного выбора у него не было: с Марией, своей старшей сестрой, он повздорил еще с утра из-за каких-то жалких цветочков, вернее, из-за того, что без спросу оборвал в саду самые красивые цветы для гербария. В ответ не упреки сестры он назвал ее завидущей, а потом упорно молчал, хотя сестра продолжала возмущаться, все больше и больше повышая голос. При этом он строил такие уморительные рожи, что любой карикатурист или клоун позеленел бы от зависти. Своего приятеля Урсу мальчуган просто не нашел: тот каждое утро уходил на реку и усиленно тренировался.
Дан сосредоточенно читал, лежа в тени старого орехового дерева. Тик громко кашлянул и, засунув руки в карманы, прошелся несколько раз мимо дерева. Но друг и бровью не повел. Тик, обиженный его молчанием, тут же придумал способ возмездия. Самым невинным голосом он проговорил как бы про себя:
— Какая жалость! Такой симпатичный малый!
Дан невозмутимо перевернул страницу.
— А может, ему отрежут не всю ногу, а только по колено. Спасибо и на том.
Книголюб как ни в чем не бывало перевернулся на другой бок.
— Подумать только — лучший парикмахер в городе…
Дан подскочил словно ужаленный:
— Кто? Что случилось? — и отбросил книгу подальше.
— А, и ты тут! Я и не заметил… Знаешь…
— Какая нога? Какой парикмахер? Что случилось?
— Нога? Парикмахер? Ты что? — Тик пожал плечами.
— Ты же сам только что сказал, что придется отрезать ногу лучшему парикмахеру в городе? Ты что, издеваешься, кнопка?
— Я? Да когда я такое говорил? Тебе приснилось, что ли? Я говорил о собачке Ифрима. Она сломала ногу, а ты-то ведь знаешь, что это была за собака…
— А парикмахер? Ты же говорил, что… Ох и вздую же я тебя!
— Во-первых, не родился еще тот, кто меня вздует. А во-вторых, когда я увидел, что тебя ничуть не волнует судьба собачки, я подумал: «Ну возможно ли, чтобы этот безжалостный парень был сыном лучшего парикмахера в городе?» Ты просто злишься на меня, вот и перевираешь мои слова и еще наскакиваешь. И не называй меня, пожалуйста, кнопкой. Уж если обзывать человека с курносым носом, так можно назвать его либо мопсом, либо… ослом.
— А разве бывают курносые ослы?
— Бывают, правда, ты не из курносых…
Дан оказался в ловушке. От чтения его оторвали, разговор о собачке и парикмахере кончился ничем, а тут еще и оскорбляют. Продолжать было ни к чему. И он примирительно сказал:
— Выкладывай, что задумал. Не зря же ты сюда явился, курносик.
На этот раз прозвище звучало ласково. Тик решил отказаться от мести. Самое время было перейти к главному.
— Как будет «Белый арап» в женском роде?
Дан ответил недоуменным взглядом. Опять подковырка?
— Ну, если ты опять за свое, так и знай — я читаю, — сердито отрезал он.
— Да не шучу я, честное слово! Мне действительно нужно знать, как будет «Белый арап» в женском роде.
Голос Тика, его лицо выражали предельную искренность. Дан поверил ему.
— А ты разве не знаешь?
— Не знаю, как лучше: арапка, арапиха или арапчиха.
— Наверное, арапиха.
— Ну нет. Это не звучит.
— Тогда арапка.
— Тоже не то. Грубо как-то.
— А собственно, для чего тебе это нужно? — спросил Дан, теряя терпение. — Кого ты имеешь в виду? Кто эта арапка?
— Ага, сообразил наконец! Я встретил ее на школьном дворе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73