Он, правда, тогда был всего лишь интерном, но это не имеет значения, я думаю. Да, и еще. — Она на секунду умолкла. — Егор, если возможно, пусть Стивен побудет у вас. Я уверена — еще сегодня он вернется.
Набегается и придет. Согласны?
Я кивнул, прикидывая, как может выглядеть сила, заставившая Сабину расстаться, пусть и на время, с ее обожаемым псом, — и поежился…
Часом позже я уже бежал трусцой к дому, чтобы как можно скорее отпустить на волю истомившегося Кузьмича. В моей голове творилась полная неразбериха.
Кузьмич встретил меня ворчливо.
— Бегаете все… — неопределенно заметил он. — Суетитесь. А толку?
Он любил выражаться туманно и несколько философски, но из его слов можно было заключить, что ни случившегося с Сабиной, ни ее отъезда в больницу он не видел.
— К чему это ты, Кузьмич? — спросил я, переводя дух и наливая из термоса еще не остывшего кофе. — А к тому, — сурово отвечал мой сменщик. — Вон, на проспекте с час назад автобусом женщину сбило. Насмерть. Череп вдребезги. Тоже небось торопилась. — Он подумал и укоризненно добавил:
— А еще пожилая!.. Несолидно.
Глава 4
«Всю жизнь она меня доставала, даже теперь, — сказал себе Павел Николаевич, дрожащими пальцами нащупывая ключи от двадцать четвертой в кармане брюк. — Но теперь этому конец». Прежде чем достать связку, он дважды для верности нажал кнопку звонка, потому что из-за двери приглушенно доносилась какая-то музыка.
На звонок никто не отозвался.
Как только Романов вошел в пустую прихожую, на него обрушилась лавина рэпа, будто он по ошибке попал в негритянский ад. Отвязный громила по имени Тупак ревел из открытой комнаты сына, как «боинг» на взлете.
Романов в три прыжка достиг цели и, вложив все свое омерзение в жест, вдавил большим пальцем клавишу кассетника. Тот стоял на полу среди разбросанных вещей парня.
Медленно расправляя усталую спину в благословенной тишине, Павел Николаевич огляделся. И сразу же заметил записку жены: «Коленька, я уехала на рынок, поешь в кастрюльке гречневую кашу и котлетку, не опоздай в школу».
Упомянутая кастрюлька, наполовину опустошенная, стояла тут же, на письменном столе, рядом валялись ложка и надгрызенный огурец. Изжеванная ночная пижама сына покоилась на сиденье стула, облитого чем-то липким, одна штанина была разорвана до колена.
«Снова в школу опоздал», — вздохнул Павел Николаевич, отметив, что в отсутствие Сабины сын позволяет себе не только врубать музыку на полную мощность, но и вести себя как свинья. «И это гораздо лучше, чем бесконечная тирания старухи», — внезапно подумал он.
На кухне было почище, голод снова напомнил о себе, однако Павел Николаевич решил, что, пока дом пуст, следует наведаться в апартаменты тещи.
Господи, пришло ему в голову, теперь все пойдет по-другому, он перестанет пугаться даже шарканья собственных шлепаццев, и никто — понимаете: никто! — не посмеет запрещать мальчишке слушать эту чертову рэповину, кроме отца. Потому что право на это имеет только глава семьи…
Комнату Сабина оставила открытой, и он не без трепета переступил порог.
Балкон был открыт, кресло сложено, а постель убрана — значит, их высочество встали в добром здравии и планировали весь день провести на ногах. В беспорядке лежали лишь книги, а в остальном — та знакомая смесь педантизма и девической рассеянности, всегда царившая в комнате тещи.
Как и предполагалось, ящик письменного стола оказался по-прежнему заперт, однако Павел Николаевич был к этому вполне готов. Прежде чем приступить к делу, он посетил туалет, а на обратном пути, в прихожей, заблокировал замок входной двери.
Объяснять жене или кому бы то ни было свои поступки не входило в его планы.
Ящик поддался сразу. Первым делом он вернул на место паспорт Сабины, решив пока остальные документы не трогать. Содержимое ящика было тем же, что и в момент первой ревизии, однако пачка .зеленых двадцаток отсутствовала.
Это осложняло ситуацию, и Павел Николаевич, задвинув ящик на место, приступил к поискам денег.
Гильотина могла спрятать доллары где угодно в доме, поэтому искать их сейчас — лишь потратить время и истрепать себе нервы вконец, решил Павел Николаевич, заглянув к теще в шкаф, в плоский чемоданчик на антресолях и порыскав на балконе. Вместо этого он изъял из паспорта кредитную карточку и запер ящик стола — теперь уже ключом, который во время поисков денег обнаружил в кармане теплого халата Сабины Георгиевны.
Выйдя в прихожую, он вернул на место стопор замка и отправился на кухню.
На полпути его остановил резкий телефонный звонок.
Павел Николаевич даже присел от неожиданности, а затем, не разбирая дороги, метнулся к аппарату и схватил трубку. Ладони сразу же стали мокрыми.
В трубке шуршало, доносился уличный шум.
— Я слушаю, — сказал Романов. — Говорите!
— Готово, — произнес знакомый голос на другое конце провода, Романов молчал, дыша в микрофон.
— Я говорю — готово, — повторил голос. — Ты меня понял?
— Да-да, — быстро сказал Павел Николаевич. — Понял…
— Тогда порядок.
Трубку повесили, и на секунду Романову показалось, что воздух в квартире стал вязким, будто глицерин, и пахучим, как в тропиках. В ушах шумело, и этот звук напомнил ему гул отдаленного океанского прибоя.
В десять тридцать пять жена застала его на кухне, поглощающим яичницу с остатками гречневой каши. Муж восседал за столом, выложив на него локти, аппетитно чавкая и уставившись в свернутую пополам газету.
— Ты дома? — обрадовалась она. — И никуда не уходишь?
Он мотнул головой, словно отгоняя муху.
— Мне удалось купить отличную рыбу. Поможешь почистить, Павлуша?
Павел Николаевич брезгливо покосился на скрюченные промороженные тушки, которые жена вывалила в мойку вместе с немытой посудой.
— Уйду сразу же после обеда, — сообщил он, придвигая к себе чашку с остывшим чаем.
— Сколько народу на рынке! — продолжала Евгения Александровна, разгружая сумку. — Поразительно: все плачутся, что нет денег, однако торговля идет вовсю… Я купила до списку все из того, что ты мне дал, осталась мелочь, несколько сотен… Между прочим, даже Степану прихватила с полкило говядины, обрадую маму. А кстати, где она, что-то ее не слышно?
— Понятия не имею, — пожал плечами Романов. — Когда я возвращался домой, она гуляла с собакой. Погода-то вроде получше… Так что ты там мне навешиваешь, Евгения? У меня времени в обрез, я хочу до обеда заняться переводами… Что мне делать с этой… с рыбой?
— Я сама, Павлуша, иди, — засуетилась жена, — управлюсь и без тебя.
Весьма довольный таким оборотом, Павел Николаевич вальяжно удалился.
Однако около часу дня жена осторожно поскреблась в его дверь. Он придвинулся ближе к столу, встряхнул головой, сбрасывая остатки дремоты, и перевернул страницу книги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Набегается и придет. Согласны?
Я кивнул, прикидывая, как может выглядеть сила, заставившая Сабину расстаться, пусть и на время, с ее обожаемым псом, — и поежился…
Часом позже я уже бежал трусцой к дому, чтобы как можно скорее отпустить на волю истомившегося Кузьмича. В моей голове творилась полная неразбериха.
Кузьмич встретил меня ворчливо.
— Бегаете все… — неопределенно заметил он. — Суетитесь. А толку?
Он любил выражаться туманно и несколько философски, но из его слов можно было заключить, что ни случившегося с Сабиной, ни ее отъезда в больницу он не видел.
— К чему это ты, Кузьмич? — спросил я, переводя дух и наливая из термоса еще не остывшего кофе. — А к тому, — сурово отвечал мой сменщик. — Вон, на проспекте с час назад автобусом женщину сбило. Насмерть. Череп вдребезги. Тоже небось торопилась. — Он подумал и укоризненно добавил:
— А еще пожилая!.. Несолидно.
Глава 4
«Всю жизнь она меня доставала, даже теперь, — сказал себе Павел Николаевич, дрожащими пальцами нащупывая ключи от двадцать четвертой в кармане брюк. — Но теперь этому конец». Прежде чем достать связку, он дважды для верности нажал кнопку звонка, потому что из-за двери приглушенно доносилась какая-то музыка.
На звонок никто не отозвался.
Как только Романов вошел в пустую прихожую, на него обрушилась лавина рэпа, будто он по ошибке попал в негритянский ад. Отвязный громила по имени Тупак ревел из открытой комнаты сына, как «боинг» на взлете.
Романов в три прыжка достиг цели и, вложив все свое омерзение в жест, вдавил большим пальцем клавишу кассетника. Тот стоял на полу среди разбросанных вещей парня.
Медленно расправляя усталую спину в благословенной тишине, Павел Николаевич огляделся. И сразу же заметил записку жены: «Коленька, я уехала на рынок, поешь в кастрюльке гречневую кашу и котлетку, не опоздай в школу».
Упомянутая кастрюлька, наполовину опустошенная, стояла тут же, на письменном столе, рядом валялись ложка и надгрызенный огурец. Изжеванная ночная пижама сына покоилась на сиденье стула, облитого чем-то липким, одна штанина была разорвана до колена.
«Снова в школу опоздал», — вздохнул Павел Николаевич, отметив, что в отсутствие Сабины сын позволяет себе не только врубать музыку на полную мощность, но и вести себя как свинья. «И это гораздо лучше, чем бесконечная тирания старухи», — внезапно подумал он.
На кухне было почище, голод снова напомнил о себе, однако Павел Николаевич решил, что, пока дом пуст, следует наведаться в апартаменты тещи.
Господи, пришло ему в голову, теперь все пойдет по-другому, он перестанет пугаться даже шарканья собственных шлепаццев, и никто — понимаете: никто! — не посмеет запрещать мальчишке слушать эту чертову рэповину, кроме отца. Потому что право на это имеет только глава семьи…
Комнату Сабина оставила открытой, и он не без трепета переступил порог.
Балкон был открыт, кресло сложено, а постель убрана — значит, их высочество встали в добром здравии и планировали весь день провести на ногах. В беспорядке лежали лишь книги, а в остальном — та знакомая смесь педантизма и девической рассеянности, всегда царившая в комнате тещи.
Как и предполагалось, ящик письменного стола оказался по-прежнему заперт, однако Павел Николаевич был к этому вполне готов. Прежде чем приступить к делу, он посетил туалет, а на обратном пути, в прихожей, заблокировал замок входной двери.
Объяснять жене или кому бы то ни было свои поступки не входило в его планы.
Ящик поддался сразу. Первым делом он вернул на место паспорт Сабины, решив пока остальные документы не трогать. Содержимое ящика было тем же, что и в момент первой ревизии, однако пачка .зеленых двадцаток отсутствовала.
Это осложняло ситуацию, и Павел Николаевич, задвинув ящик на место, приступил к поискам денег.
Гильотина могла спрятать доллары где угодно в доме, поэтому искать их сейчас — лишь потратить время и истрепать себе нервы вконец, решил Павел Николаевич, заглянув к теще в шкаф, в плоский чемоданчик на антресолях и порыскав на балконе. Вместо этого он изъял из паспорта кредитную карточку и запер ящик стола — теперь уже ключом, который во время поисков денег обнаружил в кармане теплого халата Сабины Георгиевны.
Выйдя в прихожую, он вернул на место стопор замка и отправился на кухню.
На полпути его остановил резкий телефонный звонок.
Павел Николаевич даже присел от неожиданности, а затем, не разбирая дороги, метнулся к аппарату и схватил трубку. Ладони сразу же стали мокрыми.
В трубке шуршало, доносился уличный шум.
— Я слушаю, — сказал Романов. — Говорите!
— Готово, — произнес знакомый голос на другое конце провода, Романов молчал, дыша в микрофон.
— Я говорю — готово, — повторил голос. — Ты меня понял?
— Да-да, — быстро сказал Павел Николаевич. — Понял…
— Тогда порядок.
Трубку повесили, и на секунду Романову показалось, что воздух в квартире стал вязким, будто глицерин, и пахучим, как в тропиках. В ушах шумело, и этот звук напомнил ему гул отдаленного океанского прибоя.
В десять тридцать пять жена застала его на кухне, поглощающим яичницу с остатками гречневой каши. Муж восседал за столом, выложив на него локти, аппетитно чавкая и уставившись в свернутую пополам газету.
— Ты дома? — обрадовалась она. — И никуда не уходишь?
Он мотнул головой, словно отгоняя муху.
— Мне удалось купить отличную рыбу. Поможешь почистить, Павлуша?
Павел Николаевич брезгливо покосился на скрюченные промороженные тушки, которые жена вывалила в мойку вместе с немытой посудой.
— Уйду сразу же после обеда, — сообщил он, придвигая к себе чашку с остывшим чаем.
— Сколько народу на рынке! — продолжала Евгения Александровна, разгружая сумку. — Поразительно: все плачутся, что нет денег, однако торговля идет вовсю… Я купила до списку все из того, что ты мне дал, осталась мелочь, несколько сотен… Между прочим, даже Степану прихватила с полкило говядины, обрадую маму. А кстати, где она, что-то ее не слышно?
— Понятия не имею, — пожал плечами Романов. — Когда я возвращался домой, она гуляла с собакой. Погода-то вроде получше… Так что ты там мне навешиваешь, Евгения? У меня времени в обрез, я хочу до обеда заняться переводами… Что мне делать с этой… с рыбой?
— Я сама, Павлуша, иди, — засуетилась жена, — управлюсь и без тебя.
Весьма довольный таким оборотом, Павел Николаевич вальяжно удалился.
Однако около часу дня жена осторожно поскреблась в его дверь. Он придвинулся ближе к столу, встряхнул головой, сбрасывая остатки дремоты, и перевернул страницу книги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83