Утро вторника и часть дня отпадают, так как ему, Бурцеву, необходимо посетить пару объектов, где без него встанет работа. Поднимется ненужный шум. Завтра, уже в середине дня, он вернется, оценит обстановку, а вечером… Нет, вечером у Новак скорее всего будет околачиваться парень с серьгой. Который напомнит о том, что на ночь следует надежно запирать двери… Тогда, оптимально, — утро среды. Как только женщина вернется с прогулки с собакой. Около восьми тридцати.
. Важно и другое — за все это время Темный ни намеком не дал знать о себе. Его молчание и отсутствие могли означать только одно — полное одобрение.
Санкцию свыше в своем роде. С самого верха.
Бурцев выключил воду, погасил свет И поднялся в двадцать седьмую, прикрыв за собой балконную дверь и крышку люка. В квартире он стащил испачканные ржавчиной перчатки, переоделся и покинул дом. Около часу ночи он уже был на стоянке за «Националом», где ждал «пежо», — потому что относился к тем людям, чьи привычки уже сложились, и предпочитал спать в собственной постели…
Вернулся он только на следующий день, около двух. На вахте был все тот же дежурный — самодовольный усатый старик, который несколькими днями раньше впустил его взглянуть на список жильцов. В подъезде стоял тяжелый дух перегоревшего алкоголя, старик мутно уставился на него, как бы пытаясь узнать, но пропустил беспрепятственно.
«Служба безопасности!» — ухмыльнулся Бурцев, нажимая кнопку седьмого этажа.
Остаток дня он расслаблялся за чашкой травяного чая, листая местную прессу и иногда задремывая. А когда совсем стемнело, снова спустился в двадцать третью.
Теперь у него не было цели контролировать обстановку. Он принял окончательное решение, рассудив, что, даже если вечером представится шанс, риск все равно слишком велик. Вероятность постороннего вторжения резко возрастает.
Утро — другое дело. Однако уже сейчас все должно быть готово.
Проскользнув в темную комнату, Бурцев освободил массивный письменный стол в углу от мелких безделушек, книг и тяжелой настольной лампы с бронзовыми завитушками. Поверхность должна быть гладкой и идеально чистой. На середину стола он поместил глубокую хрустальную посудину, замеченную им еще раньше на полке серванта. Затем прошел в ванную, пустил воду и закрыл отверстие в днище розовой чаши, своими изгибами и закруглениями напоминающей тело очень молодой женщины. По мере того как чаша наполнялась, звук падающей струи становился все глуше и басовитее.
Когда воды стало на треть от края, он решил, что этого достаточно.
Именно здесь через неопределенное время обнаружат обезглавленное нечто.
Маленькая прихоть, каприз гурмана. Но главное — то, чему предстоит послужить украшением хозяйского письменного стола… Их отношения с Темным требуют соблюдения ритуала, и этот ритуал по-своему прекрасен. «Номер пять» — это звучало восхитительно, как обещание любви и свободы…
В среду, незадолго до восьми, он снова занял позицию на балконе. Было по-прежнему сыро, но немного теплее, чем накануне. Ветер приносил запах тополиных почек и гниющего мусора. Весна… Ноздри Бурцева раздувались, втягивая всю эту не слишком благовонную смесь, а пальцы до боли сжимали закраину балкона.
И когда внизу замаячила фигура пожилой женщины, прогуливающей скотч-терьера, он почувствовал невероятный, почти запредельный прилив энергии.
Он полностью владел ситуацией.
Оставалось дождаться, когда свидетельница, закончив прогулку, повернет к дому и скроется под козырьком подъезда. Затем перчатки. Обувь. Инструменты.
Крышка люка.
И еще один взгляд через ограждение — опять вниз, вниз, где напротив желтеют стены убогих пятиэтажек.
Глава 5
Под утро я задремал, и мне приснилась бурая крыса. Здоровенная, сыто лоснящаяся тварь неторопливо лакала из лужицы, усы у нее шевелились, а голый ослизлый хвост подрагивал от возбуждения. Приглядевшись, я понял, что в лужице не вода, а буквально на глазах густеющая и меняющая цвет кровь.
Я заорал на крысу — и проснулся.
Было половина шестого, едва светало, и спал я не больше двадцати минут.
Руки противно дрожали, а во рту стоял первозданный вкус птичьего дерьма. Из какой сточной канавы мое подсознание извлекло эту погань?
Я поднялся, помассировал шею и вышел из подъезда, чтобы удостовериться, что на стоянке все в порядке. Но вместо этого пересек двор по направлению к крайней пятиэтажке, на углу которой торчала будка таксофона.
В будке под ногами хрустело бутылочное стекло, а диск аппарата вращался с натужным скрипом. Заранее злорадствуя, я набрал номер Домушника и представил, с какой физиономией он сейчас потопает к телефону, кляня все на свете. До полуночи я звонил ему дважды, но оба раза безрезультатно.
Однако и сейчас абонент отсутствовал.
Наслушавшись длинных гудков, я шваркнул трубку на рычаг и побрел обратно на пост. Похоже, ночевать вне дома входит у старшего лейтенанта в привычку.
С минуту я размышлял о границах личной жизни и служебных обязанностей у участковых инспекторов. Между тем крыса не шла у меня из головы…
Ночь прошла на редкость спокойно. До закрытия «Вероники» в половине третьего во дворе еще тусовался кое-какой народ, а потом все стихло. Ближе к четырем какой-то бедолага, едва держась на ногах, проследовал за угол и стал колотиться в запертый киоск, требуя пива. Ночевавший в нем киоскер кудряво послал позднего клиента, после чего тот сгинул где-то в стороне проспекта.
В четыре спустился Дима, владелец маленького «шевроле», забывший в машине какие-то дискеты, и на обратном пути стал, по обыкновению, ныть, что ему опять загородили выезд.
Все. В мертвой предрассветной паузе я еще раз разложил Сабинин пасьянс.
Начинать все-таки следовало не с паспорта, а с признания факта смерти на официальном уровне недействительным. Тут я порадовался, что своевременно посвятил Домушника в наши с Сабиной дела. Как-никак свидетель. Далее — квартира. Тут уже в судебном порядке. «О признании незаконной сделки купли-продажи, заключенной между гражданами…» На основании экспертного заключения о подлоге, имевшем место при составлении доверенности, выданной на имя Романова Павла Николаевича. Означенная доверенность должна находиться в архиве нотариуса, оформившего сделку, о котором нам пока ничего не известно, так как договор находится у господина в зеленом пальто. Второй экземпляр — у Павлуши.
С минуту я обкатывал идею отправить факсом родственникам Сабины в Нью-Джерси запрос о местонахождении Павла Николаевича, скрепив его собственноручной подписью покойной, но вынужден был отказаться от этой мысли.
Еще не время. Да и захочет ли сама Сабина сдать Павлушу — это вопрос. В конце концов, он муж ее единственной дочери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
. Важно и другое — за все это время Темный ни намеком не дал знать о себе. Его молчание и отсутствие могли означать только одно — полное одобрение.
Санкцию свыше в своем роде. С самого верха.
Бурцев выключил воду, погасил свет И поднялся в двадцать седьмую, прикрыв за собой балконную дверь и крышку люка. В квартире он стащил испачканные ржавчиной перчатки, переоделся и покинул дом. Около часу ночи он уже был на стоянке за «Националом», где ждал «пежо», — потому что относился к тем людям, чьи привычки уже сложились, и предпочитал спать в собственной постели…
Вернулся он только на следующий день, около двух. На вахте был все тот же дежурный — самодовольный усатый старик, который несколькими днями раньше впустил его взглянуть на список жильцов. В подъезде стоял тяжелый дух перегоревшего алкоголя, старик мутно уставился на него, как бы пытаясь узнать, но пропустил беспрепятственно.
«Служба безопасности!» — ухмыльнулся Бурцев, нажимая кнопку седьмого этажа.
Остаток дня он расслаблялся за чашкой травяного чая, листая местную прессу и иногда задремывая. А когда совсем стемнело, снова спустился в двадцать третью.
Теперь у него не было цели контролировать обстановку. Он принял окончательное решение, рассудив, что, даже если вечером представится шанс, риск все равно слишком велик. Вероятность постороннего вторжения резко возрастает.
Утро — другое дело. Однако уже сейчас все должно быть готово.
Проскользнув в темную комнату, Бурцев освободил массивный письменный стол в углу от мелких безделушек, книг и тяжелой настольной лампы с бронзовыми завитушками. Поверхность должна быть гладкой и идеально чистой. На середину стола он поместил глубокую хрустальную посудину, замеченную им еще раньше на полке серванта. Затем прошел в ванную, пустил воду и закрыл отверстие в днище розовой чаши, своими изгибами и закруглениями напоминающей тело очень молодой женщины. По мере того как чаша наполнялась, звук падающей струи становился все глуше и басовитее.
Когда воды стало на треть от края, он решил, что этого достаточно.
Именно здесь через неопределенное время обнаружат обезглавленное нечто.
Маленькая прихоть, каприз гурмана. Но главное — то, чему предстоит послужить украшением хозяйского письменного стола… Их отношения с Темным требуют соблюдения ритуала, и этот ритуал по-своему прекрасен. «Номер пять» — это звучало восхитительно, как обещание любви и свободы…
В среду, незадолго до восьми, он снова занял позицию на балконе. Было по-прежнему сыро, но немного теплее, чем накануне. Ветер приносил запах тополиных почек и гниющего мусора. Весна… Ноздри Бурцева раздувались, втягивая всю эту не слишком благовонную смесь, а пальцы до боли сжимали закраину балкона.
И когда внизу замаячила фигура пожилой женщины, прогуливающей скотч-терьера, он почувствовал невероятный, почти запредельный прилив энергии.
Он полностью владел ситуацией.
Оставалось дождаться, когда свидетельница, закончив прогулку, повернет к дому и скроется под козырьком подъезда. Затем перчатки. Обувь. Инструменты.
Крышка люка.
И еще один взгляд через ограждение — опять вниз, вниз, где напротив желтеют стены убогих пятиэтажек.
Глава 5
Под утро я задремал, и мне приснилась бурая крыса. Здоровенная, сыто лоснящаяся тварь неторопливо лакала из лужицы, усы у нее шевелились, а голый ослизлый хвост подрагивал от возбуждения. Приглядевшись, я понял, что в лужице не вода, а буквально на глазах густеющая и меняющая цвет кровь.
Я заорал на крысу — и проснулся.
Было половина шестого, едва светало, и спал я не больше двадцати минут.
Руки противно дрожали, а во рту стоял первозданный вкус птичьего дерьма. Из какой сточной канавы мое подсознание извлекло эту погань?
Я поднялся, помассировал шею и вышел из подъезда, чтобы удостовериться, что на стоянке все в порядке. Но вместо этого пересек двор по направлению к крайней пятиэтажке, на углу которой торчала будка таксофона.
В будке под ногами хрустело бутылочное стекло, а диск аппарата вращался с натужным скрипом. Заранее злорадствуя, я набрал номер Домушника и представил, с какой физиономией он сейчас потопает к телефону, кляня все на свете. До полуночи я звонил ему дважды, но оба раза безрезультатно.
Однако и сейчас абонент отсутствовал.
Наслушавшись длинных гудков, я шваркнул трубку на рычаг и побрел обратно на пост. Похоже, ночевать вне дома входит у старшего лейтенанта в привычку.
С минуту я размышлял о границах личной жизни и служебных обязанностей у участковых инспекторов. Между тем крыса не шла у меня из головы…
Ночь прошла на редкость спокойно. До закрытия «Вероники» в половине третьего во дворе еще тусовался кое-какой народ, а потом все стихло. Ближе к четырем какой-то бедолага, едва держась на ногах, проследовал за угол и стал колотиться в запертый киоск, требуя пива. Ночевавший в нем киоскер кудряво послал позднего клиента, после чего тот сгинул где-то в стороне проспекта.
В четыре спустился Дима, владелец маленького «шевроле», забывший в машине какие-то дискеты, и на обратном пути стал, по обыкновению, ныть, что ему опять загородили выезд.
Все. В мертвой предрассветной паузе я еще раз разложил Сабинин пасьянс.
Начинать все-таки следовало не с паспорта, а с признания факта смерти на официальном уровне недействительным. Тут я порадовался, что своевременно посвятил Домушника в наши с Сабиной дела. Как-никак свидетель. Далее — квартира. Тут уже в судебном порядке. «О признании незаконной сделки купли-продажи, заключенной между гражданами…» На основании экспертного заключения о подлоге, имевшем место при составлении доверенности, выданной на имя Романова Павла Николаевича. Означенная доверенность должна находиться в архиве нотариуса, оформившего сделку, о котором нам пока ничего не известно, так как договор находится у господина в зеленом пальто. Второй экземпляр — у Павлуши.
С минуту я обкатывал идею отправить факсом родственникам Сабины в Нью-Джерси запрос о местонахождении Павла Николаевича, скрепив его собственноручной подписью покойной, но вынужден был отказаться от этой мысли.
Еще не время. Да и захочет ли сама Сабина сдать Павлушу — это вопрос. В конце концов, он муж ее единственной дочери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83