!
Стемнело быстро. Оленька так и уснула здесь же, на кровати, разметавшись по зеленому покрывалу и запрокинув голову. Лиля легонько, одним пальцем, гладила её, спящую, по щеке. Деликатная Кира Петровна в комнату не заходила.
У соседей громко играл магнитофон, в воздухе звенела тревожная песня про черную луну. Луна, и в самом деле, была странная. Огромная, желтая, с темным, размытым ободком, похожая на радужку человеческого глаза в контактной линзе.
Лиля думала о том, что будет дальше. Вернее о том, что дальше уже ничего не будет. Любовницу Вадима искать не только бесполезно, но и бессмысленно. Правильно спросила Маринка в самом начале: "Зачем она тебе? Что ты с ней собираешься делать? В картишки перекидываться?"
Маринка, Маринка, Маринка... Львенок на полке и что-то важное, сказанное мимоходом, отчего нехорошо захолонуло сердце.
Вадим... Вадим сразу предупреждал, что предлагает сделку. Разве он обманул? Разве всегда сделки оказываются взаимовыгодными? Кто-то получает больше, кто-то меньше. Она, по крайней мере, получила полтора года радостной надежды на счастье и дочь - главное, конечно, дочь...
Откуда-то вдруг налетел резкий злой ветер, деревья пригнулись к земле. Громко хлопнула плохо прикрытая дверь подъезда. Девочка засопела и зачмокала во сне, розовые её веки теперь казались чуть припухшими.
Оля, Оля, Оленька... Что будет с ней дальше? Заменят ли ей свидетельство о рождении, вычеркнут ли из графы "мать" написанное каллиграфическим почерком "Бокарева Лилия Владимировна"? Что она будет знать о своей настоящей матери? О настоящей матери или об Олесе? Кто будет по утрам заплетать в косички её тоненькие светлые волосенки?
Лиля так ясно представила белую неживую маску вместо лица, что горло сдавило резко и больно. Мысли опять метнулись к Вадиму.
Вадим и эта женщина. Вадим... Он стал совсем белым, когда узнал о гибели Олеси. Ничего не сказал, просто зашел в ванную и не выходил оттуда почти два часа. Из крана мерно текла вода и больше не доносилось ни звука. Вадим... Она поймала себя на том, что боится думать о нем. Боится и не хочет. Вадим и эта женщина... Вадим!
В дверь позвонили. Лиля осторожно отодвинула головку Оленьки в сторону. Она почему-то точно знала, что сейчас произойдет, и поэтому совершенно не удивилась, когда Кира Петровна начала сердито и испуганно выговаривать кому-то, стоящему на лестничной клетке:
- Какая ещё Муратова? Никакой Муратовой я не знаю. Что вам, молодой человек, нужно? Я сейчас милицию вызову. Мужчина, да уйдите же в конце концов!
Подумала только: "Он пришел один. Он пришел за мной. Как он меня нашел? Впрочем, что удивительного? Ведь узнала же откуда-то его любовница о Валеркиной даче?" Его каштановые волосы, его глаза, его руки... Вадим. Вадим и эта женщина. И львенок на песке.
- Мужчина, руки уберите немедленно! - выкрикнула Кира Петровна почти истерично. Лиля встала, мельком взглянула на себя в зеркало, успев ужаснуться: "Господи! Как глупо! Какая же я дура!". Толкнула дверь комнаты, на секунду прищурившись от яркого света. Увидела мужской силуэт. Не тот силуэт, который ожидала увидеть! Инстинктивно отступила на шаг назад, глухо охнула.
- Лилька! - сказал он. И она, готовившаяся произнести: "Вадим", выдохнула пораженно и горько:
- Это ты...
* * *
Валерка выставлял на кухонный стол тушенку, сгущенку, тетрапаки с соком и рыбные консервы, а она почему-то думала о том, что банки для консервирования на даче всегда готовил он. Он пересчитывал крышки и резиновые кольца, он кипятил и стерилизовал
посуду, она раскладывал овощи на кучки: крупные - отдельно, средние отдельно, а совсем маленькие и помятые - в большую эмалированную чашку. Валерка всегда был чрезвычайно хозяйственным.
Когда из необъятной спортивной сумки на стол переместился ещё и пластиковый пакет с картошкой, Лиля только вздохнула:
- Зачем? Мы не голодаем.
- Пусть будет, - он старался не поднимать на неё глаз. - Места не пролежит. Не на Киры Петровнину пенсию же жить, правда?
Она опустилась на табуретку, подперла лоб обеими руками. Пробормотала:
- Как ты нас нашел?
Впрочем, ей было все равно. Нашел и нашел. Что от этого изменится? Рано или поздно её найдут все те, кто ищет. Нельзя до бесконечности скрываться в стандартной панельной пятиэтажке посреди Москвы. Нельзя вздрагивать от каждого звонка, от каждого шороха за дверью.
Это только любовница Вадима умеет прятаться так, что найти её невозможно. Все, что напоминает о её существовании - это запах духов, клочок ваты и тихий, странный смех в трубке. А ещё фотография мертвой Олеси с растрепанными, залитыми кровью светлыми волосами...
Валерка что-то бормотал уже несколько минут.
- Что? - Лиля, поморщившись, отвела руки от лица.
- Да я говорю: ты не сердись на меня. Никто не узнает, что ты здесь. Просто в прокуратуре сказали, что ты сбежала. Вот я и подумал: куда тебе деться?
Она попыталась усмехнуться: уголки губ жалко дрогнули. Куда деться? А, на самом деле, некуда деться! Только к старой доброй квартирной хозяйке Кире Петровне. Только на харчи к бывшему любовнику, который помнит все, что было три года назад - в том числе и адрес квартиры, в которой она снимала комнату.
В тот миг, когда она поняла, что её разыскал не Вадим, что-то в ней больно оборвалось. Не Вадим, не Вадим, не Вадим...
- ... Лиль, ты, правда, не волнуйся! Я когда сюда шел - все время оборачивался. Точно говорю: никто за мной не следил. Хотя в прокуратуру все ещё таскают. Ищут тебя. Подальше бы тебе уехать надо.
- Зачем? - спросила она точно таким же тоном, каким спрашивала о консервах и картошке.
- Так у тебя же дочь... И потом, ты ведь не виновата, правда?
Пожала худыми плечами:
- Я и сама уже не знаю. Может у меня провалы в памяти? Убила и не помню?! - и расхохоталась, прижимая руки к лицу с такой силой, словно собираясь продавить побелевшими пальцами лобную кость.
Он кинулся к ней, неловко задев ногой стол. Две банки с грохотом упали на пол и раскатились по линолеуму. "Сайра", "сайра", "сайра" несколько раз мелькнуло на черной бумажной этикетке.
- Лилька, погоди, хорошая моя! Девочка моя! Это не может вот так кончиться! Я-то знаю, что ты ни при чем. Ты не могла!
Она уже не плакала и не смеялась. Только вздрагивала. В дверях появилась Кира Петровна, молча подошла к раковине, набрала в чашку воды, поставила прямо перед Лилей воду и бутылек с таблетками. Она взглянула на них лишь мельком и подумала почему-то о болгарским сигаретах "Опал" и о том, что умри она вместо той девочки в шестнадцать лет, ничего бы сейчас не было. Не пришлось бы думать о том, что будет с Оленькой, о том, как переживет все это мама, за спиной которой будут шептаться: "Надо же! Столько сил в дочь вложила: вылечила, на ноги поставила, в Москву отправила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Стемнело быстро. Оленька так и уснула здесь же, на кровати, разметавшись по зеленому покрывалу и запрокинув голову. Лиля легонько, одним пальцем, гладила её, спящую, по щеке. Деликатная Кира Петровна в комнату не заходила.
У соседей громко играл магнитофон, в воздухе звенела тревожная песня про черную луну. Луна, и в самом деле, была странная. Огромная, желтая, с темным, размытым ободком, похожая на радужку человеческого глаза в контактной линзе.
Лиля думала о том, что будет дальше. Вернее о том, что дальше уже ничего не будет. Любовницу Вадима искать не только бесполезно, но и бессмысленно. Правильно спросила Маринка в самом начале: "Зачем она тебе? Что ты с ней собираешься делать? В картишки перекидываться?"
Маринка, Маринка, Маринка... Львенок на полке и что-то важное, сказанное мимоходом, отчего нехорошо захолонуло сердце.
Вадим... Вадим сразу предупреждал, что предлагает сделку. Разве он обманул? Разве всегда сделки оказываются взаимовыгодными? Кто-то получает больше, кто-то меньше. Она, по крайней мере, получила полтора года радостной надежды на счастье и дочь - главное, конечно, дочь...
Откуда-то вдруг налетел резкий злой ветер, деревья пригнулись к земле. Громко хлопнула плохо прикрытая дверь подъезда. Девочка засопела и зачмокала во сне, розовые её веки теперь казались чуть припухшими.
Оля, Оля, Оленька... Что будет с ней дальше? Заменят ли ей свидетельство о рождении, вычеркнут ли из графы "мать" написанное каллиграфическим почерком "Бокарева Лилия Владимировна"? Что она будет знать о своей настоящей матери? О настоящей матери или об Олесе? Кто будет по утрам заплетать в косички её тоненькие светлые волосенки?
Лиля так ясно представила белую неживую маску вместо лица, что горло сдавило резко и больно. Мысли опять метнулись к Вадиму.
Вадим и эта женщина. Вадим... Он стал совсем белым, когда узнал о гибели Олеси. Ничего не сказал, просто зашел в ванную и не выходил оттуда почти два часа. Из крана мерно текла вода и больше не доносилось ни звука. Вадим... Она поймала себя на том, что боится думать о нем. Боится и не хочет. Вадим и эта женщина... Вадим!
В дверь позвонили. Лиля осторожно отодвинула головку Оленьки в сторону. Она почему-то точно знала, что сейчас произойдет, и поэтому совершенно не удивилась, когда Кира Петровна начала сердито и испуганно выговаривать кому-то, стоящему на лестничной клетке:
- Какая ещё Муратова? Никакой Муратовой я не знаю. Что вам, молодой человек, нужно? Я сейчас милицию вызову. Мужчина, да уйдите же в конце концов!
Подумала только: "Он пришел один. Он пришел за мной. Как он меня нашел? Впрочем, что удивительного? Ведь узнала же откуда-то его любовница о Валеркиной даче?" Его каштановые волосы, его глаза, его руки... Вадим. Вадим и эта женщина. И львенок на песке.
- Мужчина, руки уберите немедленно! - выкрикнула Кира Петровна почти истерично. Лиля встала, мельком взглянула на себя в зеркало, успев ужаснуться: "Господи! Как глупо! Какая же я дура!". Толкнула дверь комнаты, на секунду прищурившись от яркого света. Увидела мужской силуэт. Не тот силуэт, который ожидала увидеть! Инстинктивно отступила на шаг назад, глухо охнула.
- Лилька! - сказал он. И она, готовившаяся произнести: "Вадим", выдохнула пораженно и горько:
- Это ты...
* * *
Валерка выставлял на кухонный стол тушенку, сгущенку, тетрапаки с соком и рыбные консервы, а она почему-то думала о том, что банки для консервирования на даче всегда готовил он. Он пересчитывал крышки и резиновые кольца, он кипятил и стерилизовал
посуду, она раскладывал овощи на кучки: крупные - отдельно, средние отдельно, а совсем маленькие и помятые - в большую эмалированную чашку. Валерка всегда был чрезвычайно хозяйственным.
Когда из необъятной спортивной сумки на стол переместился ещё и пластиковый пакет с картошкой, Лиля только вздохнула:
- Зачем? Мы не голодаем.
- Пусть будет, - он старался не поднимать на неё глаз. - Места не пролежит. Не на Киры Петровнину пенсию же жить, правда?
Она опустилась на табуретку, подперла лоб обеими руками. Пробормотала:
- Как ты нас нашел?
Впрочем, ей было все равно. Нашел и нашел. Что от этого изменится? Рано или поздно её найдут все те, кто ищет. Нельзя до бесконечности скрываться в стандартной панельной пятиэтажке посреди Москвы. Нельзя вздрагивать от каждого звонка, от каждого шороха за дверью.
Это только любовница Вадима умеет прятаться так, что найти её невозможно. Все, что напоминает о её существовании - это запах духов, клочок ваты и тихий, странный смех в трубке. А ещё фотография мертвой Олеси с растрепанными, залитыми кровью светлыми волосами...
Валерка что-то бормотал уже несколько минут.
- Что? - Лиля, поморщившись, отвела руки от лица.
- Да я говорю: ты не сердись на меня. Никто не узнает, что ты здесь. Просто в прокуратуре сказали, что ты сбежала. Вот я и подумал: куда тебе деться?
Она попыталась усмехнуться: уголки губ жалко дрогнули. Куда деться? А, на самом деле, некуда деться! Только к старой доброй квартирной хозяйке Кире Петровне. Только на харчи к бывшему любовнику, который помнит все, что было три года назад - в том числе и адрес квартиры, в которой она снимала комнату.
В тот миг, когда она поняла, что её разыскал не Вадим, что-то в ней больно оборвалось. Не Вадим, не Вадим, не Вадим...
- ... Лиль, ты, правда, не волнуйся! Я когда сюда шел - все время оборачивался. Точно говорю: никто за мной не следил. Хотя в прокуратуру все ещё таскают. Ищут тебя. Подальше бы тебе уехать надо.
- Зачем? - спросила она точно таким же тоном, каким спрашивала о консервах и картошке.
- Так у тебя же дочь... И потом, ты ведь не виновата, правда?
Пожала худыми плечами:
- Я и сама уже не знаю. Может у меня провалы в памяти? Убила и не помню?! - и расхохоталась, прижимая руки к лицу с такой силой, словно собираясь продавить побелевшими пальцами лобную кость.
Он кинулся к ней, неловко задев ногой стол. Две банки с грохотом упали на пол и раскатились по линолеуму. "Сайра", "сайра", "сайра" несколько раз мелькнуло на черной бумажной этикетке.
- Лилька, погоди, хорошая моя! Девочка моя! Это не может вот так кончиться! Я-то знаю, что ты ни при чем. Ты не могла!
Она уже не плакала и не смеялась. Только вздрагивала. В дверях появилась Кира Петровна, молча подошла к раковине, набрала в чашку воды, поставила прямо перед Лилей воду и бутылек с таблетками. Она взглянула на них лишь мельком и подумала почему-то о болгарским сигаретах "Опал" и о том, что умри она вместо той девочки в шестнадцать лет, ничего бы сейчас не было. Не пришлось бы думать о том, что будет с Оленькой, о том, как переживет все это мама, за спиной которой будут шептаться: "Надо же! Столько сил в дочь вложила: вылечила, на ноги поставила, в Москву отправила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92