С той поры миновали двадцать пять лет. Зигфрид Ведеке слышал, что Миколай Куна погиб в битве с испанцами у юго-восточных берегов Англии, а его сын отправился в Западные Индии. Им не стоило забивать голову и все это дело потонуло бы в забвении, не появись в Гданьске вновь племянник Готлиба Шульца — Генрих.
Тот вернулся в родной город около 1586 года и вскоре развернул оживленную торговую деятельность. Он уже не был бедным родственником наследников Готлиба. За морем добыл вполне приличный капитал, а через несколько лет стал одним из богатейших в Гданьске купцов и банкиров. Начало его состоянию положили небывалые удачи в корсарских экспедициях под командованием Яна Куны, из чего он впрочем отнюдь не делал секрета. Поскольку Шульц происходил из известной семьи, его без труда допустили в высшие слои общества. Наконец он очень выгодно женился и теперь усиливал свое влияние даже на политику Сената.
От него, собственно, Зигфрид Ведеке и узнал о прибытии «Зефира», а упорядочив в памяти все, что касалось Яна Куны, пожелал получить и другую информацию об этом «мальчишке», как он называл его, не учитывая промчавшихся лет.
Получил. И ощутил нависшую над собой опасность. Его охватил испуг перед грозным, неудержимым корсаром, о котором Генрих Шульц выражался со смесью снисходительности, зависти и удивления, описывая его как романтичного авантюриста.
Шульц умел его обмануть и извлекать корысть даже из его недостатков — это правда. Похвалялся этим, издевался над его наивностью, огорчался расточительностью, высмеивал неспособность в делах, но зато верил в его неслыханное счастье и невольно восторгался отчаянной отвагой. Однако над всем этим господствовали опасения. Опасения, которые разделял старый Ведеке, помня обиды, которые по его повелению причинили Миколаю Куне.
— Зачем ты притащил его сюда? — спросил он, всматриваясь в Генриха.
— Он мне нужен, — отрезал Шульц. — И он, и его корабль.
Зигфрид Ведеке немного помолчал, потом кивнул. Из столь лаконичного ответа он сделал вывод, что осторожный, и в то же время прожженный игрок вроде Генриха Шульца не выдаст ему своих планов. И решил, что это могут быть планы очень смелые и рискованные. С некоторого времени он подозревал, что Шульц затевает что-то с пуцким старостой, паном Яном Вейером. Он не мог отгадать и раскрыть, что именно, но это могло угрожать даже власти Сената, да и интересам купечества.
Шульца ни в чем нельзя было уличить или даже просто обвинить. Если он и в самом деле готовил заговор, то делал это исключительно осторожно. Но однако…
« — Для чего ему нужен Ян Куна? — задавал себе вопрос Зигфрид Ведеке. — Как он его хочет использовать? Нет ли у него враждебных замыслов против меня и Готарда?»
За свою жизнь он не боялся — сколько там ему осталось! Но Готард! Единственный сын и опора его старости… Разве не возможно — больше того, разве не правдоподобно, — что этот корсар прибыл отомстить за смерть брата и матери?
Готард смеялся над этими опасениями. Шульц, даже вместе с Вейером и при помощи Яна Куны, не мог бы перевернуть раз и навсегда установленные в гданьском обществе порядки. Если рвался к власти в Совете, то наверняка бы мог её получить. И для этого не понадобилось бы ни угроз, ни насилия, и уж по крайней мере ни «Зефира»с его капитаном. Может быть, он имел в виду создание собственной каперской флотилии, а Мартена наметил в её командиры и об этом вел переговоры с Вейером? Или попросту намеревался купить этот стройный и быстроходный корабль, чтобы перевозить на нем самые ценные товары прямо из далеких стран?
Что касается мести со стороны самого Яна Куны, то разве стал бы он ждать с её исполнением целых двадцать пять или даже тридцать лет? За такое время забываются самые большие обиды и оскорбления. Жар их угасает как огонь, не поддерживаемый свежим топливом. Желай Мартен мстить, прибыл бы в Гданьск гораздо раньше. Такую возможность он имел хотя бы в 1577 году, когда король Стефан Баторий вел войну с Гданьском и осаждал Старую Лятарню.
— Я с ним говорил на палубе его корабля, — сказал Готард отцу. — Он достаточно заносчив и мрачен, но не похоже, что затаил против нас какие-то злые намерения. Не похож ни на человека не в своем уме, ни на скрытого убийцу. О Генрихе говорит как будто с легкой иронией. Сомневаюсь, что Мартен так сильно от него зависит, как представляет это Шульц. Интересует его прежде всего война с Швецией и думаю, что прибыл он сюда для того, чтобы принять в ней участие как королевский капер.
Говоря отцу, что Ян Куна не похож на одержимого или человека не в своем уме, Готард Ведеке утаил одну небольшую деталь своего разговора с капитаном «Зефира». Подробность, которая его поразила и даже в первую минуту пробудила мимолетное сомнение в умственном здоровье Мартена. Дело в том, что когда тому назначили для разгрузки одно из самых удобных мест на Длинной набережной, сразу у конца Длинного рынка, замкнутого Зелеными Воротами, Мартен задохнулся, испепелили его взглядом, после чего гневно заявил, что не хочет даже слышать о Зеленых воротах и не подумает ставить корабль на стоянку рядом с ними. Этот непонятный взрыв правда быстро миновал, но так или иначе хафенмейстер не сумел убедить его в своих лучших намерениях и в конце концов, пожав плечами, оставил в покое.
В результате «Зефир» причалил между Журавлем и Святоянской, в большому неудовольствию Генриха Шульца, до складов которого на улице Поврожничей оттуда было гораздо дальше, чем от Зеленой Брамы.
Мартен чувствовал себя почти счастливым. Встреча с Марией Франческой и первые дни, проведенные с ней в усадьбе на Холендрах, не обманули его надежд, а жемчуга, которые он привез, вызвали её искреннее восхищение. Она скучала по нему — это точно, и теперь они не могли натешиться друг другом.
Ни Шульц, ни его «тетушка» не нарушали этой идиллии. Пани фон Хетбарк удалилась в Гданьск, где у неё хватало разных интересов, а Генрих, снедаемый ревностью, занялся делами «Зефира»и каперских листов для его капитана, стремясь поскорее снова выпроводить его в море.
В буре страстных заверений от внимания Мартена не ушли однако некоторые детали и обстоятельства, которые его удивили и даже немного обеспокоили. Так, например, он случайно обнаружил, что кроме спален, занимаемых Марией и пани Хетбарк, наверху помещались ещё три комнаты поменьше, с широкими ложами, зеркалами и предметами, которыми обычно пользуются женщины. Ян знал, что и Леония, и прочая прислуга живут во флигелях. Тем более, что дорогая обстановка этих альковов явно исключала такое их предназначение. Тогда для кого все это было приготовлено?
Когда он спросил об этом, Мария Франческа пожала плечами.
— Наверху — комнаты для гостей, — ответила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76