— А сеньорита? — спросил Стефан.
— Мадам, — без нажима поправил его Иоахим, — ещё не вернулась с прогулки верхом. Ваша милость будет любезна подождать, или мне тем временем подать что-нибудь перекусить?
Стефан почувствовал себя несколько оробевшим от такой изысканности и заявил, что не голоден и что подождет на верхней террасе.
— Пришлите мне чего-нибудь выпить, — добавил он, поднимаясь по лестнице.
Наверху он невольно приостановился, чтобы бросить взгляд на золотистую обивку стен от пола до потолка, на огромный персидский ковер и тяжелые простеганные кресла, окружающие небольшой круглый стол с отполированной до зеркального блеска крышкой. Слева и справа через приоткрытые двери можно было видеть ещё более великолепные комнаты, сверкающую бронзу, ковры, бархатные шторы, зеркала и канделябры, резную палисандровую и красного дерева мебель, обтянутые шелком стены.
Роскошь просто подавляла. Стефан чувствовал себя тут неловко и неуверенно, как в святыне странного загадочного культа. Мысль, что сеньорита Мария Франческа обитает в этой обстановке, ступает по этим узорчатым коврам, касается драгоценного фарфора, опирается на спинки кресел, глядит на свои отражения в зеркалах, наполнила его меланхолией. Ему казалось, что теперь их разделяет огромное пустое и холодное пространство, которое не объять взглядом. Он оставался где-то далеко, на краю ледяной пустыни, пока она тут раздаривала взгляды и улыбки, забыв про его существование.
Тихие шаги и легкий звон стекла рассеяли эту картину. Румяный плотный парень в зеленой ливрее нес на подносе графин вина, кувшин с водой и хрустальный бокал.
— Поставь на террасе, — велел Грабинский.
Выйдя первым и подойдя к балюстраде, он взглянул на тенистую, обсаженную каштанами дорогу, которая от ворот убегала в поля, вилась между виноградниками, а дальше разветвлялась в сторону Бордо — налево — и к молодым посадкам у леса — направо. Солнце, голубое небо и свежая весенняя зелень рассеяли его понурое настроение. Мир был весел, радостен и молод! Казалось, он широко раскрыл объятья, приветствуя и обещая все, что только пожелаешь.
Мсье де Клиссон, только что назначенный адмиралом Западного Флота, считался отличным моряком и командиром. Воинские лавры, венчавшие его лысый яйцеобразный череп, не были слишком обильны, поскольку ограничивались парочкой незначительных стычек в море у берегов Нормандии, но уже одного имени хватало для получения титула высшего морского начальника. Ведь Август де Клиссон был потомком по прямой линии Оливье де Клиссона, коннетабля короля Карла V, героя битв под Ореем и Розебеском, победителя англичан по Ла-Рошелью, корабли которого входили в Темзу, а десанты захватывали прибрежные города и сжигали рыбацкие деревни.
Правда, со времен этих героических деяний прошло больше двух веков, и никому из потомков славного адмирала не удалось совершить ничего подобного, но слава и богатство, добытые ценой огромной крови, пережили время. Август де Клиссон желал придать им новый блеск и чувствовал в себе силы выполнить эту задачу. Он был столь же корыстен и жесток, как его великий предок, прозванный «Мясником», но считал себя гораздо рассудительнее. Полагал, что личная отвага, лихость в атаке и несокрушимое мужество в обороне подобают подчиненным, а не вождям. Эти же последние поступают мудро, держась на безопасном расстоянии от неприятеля, чтобы вступить в дело лишь в решающий момент, когда победа уже склоняется на их сторону, или вовремя отступить, если судьба сражения кажется сомнительной.
Вдобавок мсье де Клиссон был разговорчив и в своем роде даже жизнерадостен, хотя шутки его не отличались остроумием, тем более что высказывал он их тем полупрезрительным тоном, который отличает людей, безмерно довольных собой. И в результате его нескончаемая болтовня вызывала раздражение, а высокомерие и надменность, с которыми он относился к людям, не равным ему по рождению или положению, при полном отсутствии всяких дружеских чувств, становились непереносимы.
Королевский рескрипт, назначающий его командующим морскими силами Франции, сосредоточенными в Нанте, Ла-Рошели и Бордо, возлагал на адмирала прежде всего задачи прорыва испанской блокады, обеспечения свободного и безопасного мореплавания вдоль западного побережья, а также разгрома и преследования неприятельских кораблей в Северной Атлантике. Это было нелегким заданием, тем более что военный флот Генриха IV ни численностью, ни вооружением не мог сравниться со все ещё могучей Армадой испанцев. Мсье де Клиссону волей-неволей приходилось искать союзников среди столь презираемых им корсаров, и с этой целью вызвал к себе среди прочих и Яна Мартена.
О нем он слышал как от мсье де Бетюна в Париже, так и от коменданта порта де Тюрвиля и Людвига Марго, капитана стоявшего в Ла-Рошели корабля «Виктуар», и отзывы их были в высшей степени похвальными. Несмотря на это, а может быть именно поэтому, адмирал с самого начала проникся к Мартену неприязнью. Он не терпел людей, возвышавшихся над посредственностью. Подозревал, что они слишком умны, опасался, что их способности (или скорее исключительное везение) могли бы затмить его собственные успехи, завидовал их удачам.
Он решил дать почувствовать чужеземному корсару, что его заморская слава не имеет тут особого значения, и что под командованием столь опытного моряка, как Август де Клиссон, можно ещё много чему научиться. Заставил его ждать не меньше часа в коридоре, и только после этого допустил к себе.
— Вы, похоже, очень любите топить испанские корабли? спросил адмирал с усмешкой полуиздевательской, полудобродушной.
— Разумеется, — ответил Мартен. — Это мое главное занятие уже больше двух десятков лет.
Ответ адмиралу не понравился. Во-первых, в нем недоставало титула «ваша светлость», к которому он не только привык, но и на который имел право; во-вторых, она отдавала похвальбой: «больше двух десятков лет» — значит с тех пор, когда сам мсье де Клиссон делал первые шаги по палубе…
— В самом деле? — с деланным недоверием поинтересовался он. — Ах да, да… Я слышал, что вы делаете это довольно ловко. Правда, не имел ещё случая увидеть вас в деле. Так вы их действительно топите?
— Время от времени, — признался Мартен, словно сообщая о своих невинных привычках. — Случается, правда, что я их просто сжигаю или даже позволяю уплыть, разумеется без оружия и груза.
— Под моим командованием вам придется забыть об этой последней манере, — заявил адмирал. — Ни один испанский корабль не заслуживает того, чтобы плавать и впредь, раз уж он был захвачен. Все должны идти на дно.
— Как вам будет угодно, адмирал, — пожал плечами Мартен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76