"В поте лица ты будешь добывать хлеб свой!" Слова эти казались несколько странными; они могли, пожалуй, произвести впечатление на посвященных, но здесь, в ресторане, полном не выветрившихся еще запахов первосортного ужина, они звучали кощунственно и провокационно. Франя был уверен, что повар, конечно, не согласится с такой точкой зрения и просто посмеется над этими россказнями. Поэтому, чтобы поддержать Кирилла, он также подбросил полено-другое в огонь поджигательской речи Кирилла!
У Ли Чуксина вдруг загорелись голубые глазки.
Он стукнул кулаком по столу.
- Так, значит, можно жить и без работы! - озорно закричал он.
- Нет ничего проще! - подтвердил Кирилл.
- А как это сделать?
- Бросить работу и уйти...
Ли Чу-син продолжительно свистнул, задорно сбил с головы поварскую высокую митру. Но вдруг он помрачнел и уже без прежней уверенности развязал белый халат, повернулся к двери и молча вышел с упрямым видом, словно оскорбленный в своем достоинстве... "Вы не должны уходить, если вам не хочется!" - чуть было не крикнул ему вдогонку Франя.
Кирилл, конечно, прав, что открыл повару глаза.
И повар прав, что так сразу решил освободиться от работы! И все же здесь что-то не в порядке. Ведь этот повар нужен мне для того, чтобы я мог есть и наслаждаться пищей! И Кириллу он нужен - разве он сам не понимает этого?
- Ты заметил, как весело он свистнул? Как сбросил с головы свою поварскую корону?
Франя кивнул утвердительно головой, но в душе он протестовал. Кирилл не должен так пересадивать в своем усердии! Все имеет границы! Ведь Ля Чу-син в конце концов почувствовал себя несчастный, когда все хорошенько обдумал...
- Потому что он привык стоять у плиты, - ответил Кирилл, как бы читая ФранинЫ мысли. - Ему вдруг стало жаль своих оков...
Больше они не возвращались к разговору о китайце. Но, когда на следующий депь они пришли в ресторан, им пришлось долго ждать ужина. Им сказали, что повар ушел, а с ним и оформитель и кельнеры. В меню по-прежнему красовались морской черт и "китайское блюдо" и другие деликатесы, как будто ничего не случилось. Франя облегченно вздохнул. Однако из-за предательства кельнеров пришлось заняться самообслуживанием. Франя взял себе "китайское блюдо". Попробовав это кушанье, он пришел в ужас, настолько оно было отвратительно. Ему хотелось крикнуть, что это коварное нападение на человеческий язык, но он промолчал. Он видел, как Кирилл, наклонившись над тарелкой, молча глотал кусок за куском, и решил отомстить ему. С полным самоотречением он принялся за еду.
"Заварил кашу, теперь расхлебывай", - злорадствовал Франя, исподтишка наблюдая за выражением лица Кирилла. Еще никогда в жизни Франя не ощущал такого острого, отвратительного вкуса во рту. Однако он ел и страдал, сам удивляясь, что может побороть в себе омерзение. Вот какое наказание он придумал для Кирилла за его необдуманный поступок!
- Сегодня это блюдо приготовлено отлично,поддразнивал его Франя. Но Кирилл невозмутимо продолжал есть, делая вид, что очень вкусно.
- Видишь, -г сказал он удовлетворенно, покончив с едой и вытирая губы салфеткой, - повар ушел, и ты боялся, что варить будет некому, а окавалось все в порядке...
"Хитрец! - подумал про себя Франя. - Все в порядке, а у самого, небось, горят все внутренности!.." Вчера в это время перед Франей давно уже стоял стакан холодного пльзеньского. А сегодня, когда у него язык горел так, что хотелось плеваться и звать на помощь, пиво, как нарочно, не приносили. В конце концов Фране самому пришлось идти ва ним. Но, как только он поставил полный стакан на стол, принесли пиво и Кириллу. В довершение всех бед пиво было теплое и с каким-то горьковатым привкусом. Фране казалось, что этого последнего удара он уже не перенесет. Он пришел в ярость, и в то же время ему хотелось плакать, плакать навзрыд и жаловаться на ужасную несправедливость или же схватить стакан и швырнуть его об пол.
Однако, почувствовав на своем плече дружескую руку, он моментально овладел собой.
- Спокойствие, только спокойствие, Франя, - улыбался ему Кирилл, и его улыбка как бы говорила теперь: "Я многое знаю и еще больше понимаю... " Он начал мягко увещевать Франю: - Ничего не поделаешь, дружище, приходится приспосабливаться к обстоятельствам. Наши требования возросли, но мы должны предоставить всем одинаковую свободу. Повар тоже имеет право жить, как ему хочется, и беззаботно порхать себе, как ты или я, как птица или бабочка. Мы не должны роптать - ведь и так можно жить...
- Быть может, ты и прав, - уныло сказал Франя. - Мне нетрудно ограничить себя - обойдусь и без китайских соусов.
- Быть может, как раз учится готовить новый повар, кто его знает; когда-нибудь и он научится, если, конечно, захочет так долго оставаться у плиты...
Франя готов был возмутиться, уж пусть Кирилл лучше молчит, пусть прекратит это проклятое карканье - виноват во всем, а еще подшучивает над ним. Но волей-неволей ему пришлось согласиться с Кириллом в том, что повар-китаец имел полное право освободиться от работы. Франя, конечно, постарается скрыть свое личное разочарование, чтобы не дать приятелю повод для насмешек - хорош, дескать, апостол новой идеи!
Итак, Франя как будто успокоился, больше ничего не говорил, но, уходя из ресторанчика "У Шимачков", поклялся, что ноги его здесь не будет, даже если бы он умирал с голоду...
У Франи было достаточно оснований возненавидеть Кирилла, и все же он не мог расстаться с ним.
Он по-прежнему с нетерпением ждал его прихода, по-прежнему доставляли ему удовольствие их совместные црогулки, которые таили в себе множество непредвиденных случайностей, удивительных встреч, невероятных приключений.
Порой Франя бывал свидетелем, как принципиально и непреклонно Кирилл проводил в жизнь свою идею; он восхищался им и принимал решение так же стойко переносить все лишения и ограничения и страдать "за идею". Но все чаще в глубине его души шевелилась затаенная мысль: когда же наконец этот искуситель образумится? Когда ему надоест эта напрасная, донкихотская борьба, в которой всякий нанесенный ими удар рикошетом обрушивается им же на голову?
Иногда происходили просто невероятные вещи.
Однажды в кафе "У небесного хамелеона" Фране подали без сахара арабский кофе-мокко, который он так любил пить с сахаром в виде розовой звездочки; пришлось пить горький кофе. Франя покорно выслушал извинения управляющего кафе. Старший инженер сахарного завода "Сладкий гигант" якобы освободился от работы и улетел в Гренландию посмотреть, как там проводится обогревание почвы с помощью атомного тепла. Вместе с ним покинул завод и весь коллектив техников...
Франя только печально кивал головой, как будто уже ничто не могло его удивить. Потом шепотом спросил у Кирилла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
У Ли Чуксина вдруг загорелись голубые глазки.
Он стукнул кулаком по столу.
- Так, значит, можно жить и без работы! - озорно закричал он.
- Нет ничего проще! - подтвердил Кирилл.
- А как это сделать?
- Бросить работу и уйти...
Ли Чу-син продолжительно свистнул, задорно сбил с головы поварскую высокую митру. Но вдруг он помрачнел и уже без прежней уверенности развязал белый халат, повернулся к двери и молча вышел с упрямым видом, словно оскорбленный в своем достоинстве... "Вы не должны уходить, если вам не хочется!" - чуть было не крикнул ему вдогонку Франя.
Кирилл, конечно, прав, что открыл повару глаза.
И повар прав, что так сразу решил освободиться от работы! И все же здесь что-то не в порядке. Ведь этот повар нужен мне для того, чтобы я мог есть и наслаждаться пищей! И Кириллу он нужен - разве он сам не понимает этого?
- Ты заметил, как весело он свистнул? Как сбросил с головы свою поварскую корону?
Франя кивнул утвердительно головой, но в душе он протестовал. Кирилл не должен так пересадивать в своем усердии! Все имеет границы! Ведь Ля Чу-син в конце концов почувствовал себя несчастный, когда все хорошенько обдумал...
- Потому что он привык стоять у плиты, - ответил Кирилл, как бы читая ФранинЫ мысли. - Ему вдруг стало жаль своих оков...
Больше они не возвращались к разговору о китайце. Но, когда на следующий депь они пришли в ресторан, им пришлось долго ждать ужина. Им сказали, что повар ушел, а с ним и оформитель и кельнеры. В меню по-прежнему красовались морской черт и "китайское блюдо" и другие деликатесы, как будто ничего не случилось. Франя облегченно вздохнул. Однако из-за предательства кельнеров пришлось заняться самообслуживанием. Франя взял себе "китайское блюдо". Попробовав это кушанье, он пришел в ужас, настолько оно было отвратительно. Ему хотелось крикнуть, что это коварное нападение на человеческий язык, но он промолчал. Он видел, как Кирилл, наклонившись над тарелкой, молча глотал кусок за куском, и решил отомстить ему. С полным самоотречением он принялся за еду.
"Заварил кашу, теперь расхлебывай", - злорадствовал Франя, исподтишка наблюдая за выражением лица Кирилла. Еще никогда в жизни Франя не ощущал такого острого, отвратительного вкуса во рту. Однако он ел и страдал, сам удивляясь, что может побороть в себе омерзение. Вот какое наказание он придумал для Кирилла за его необдуманный поступок!
- Сегодня это блюдо приготовлено отлично,поддразнивал его Франя. Но Кирилл невозмутимо продолжал есть, делая вид, что очень вкусно.
- Видишь, -г сказал он удовлетворенно, покончив с едой и вытирая губы салфеткой, - повар ушел, и ты боялся, что варить будет некому, а окавалось все в порядке...
"Хитрец! - подумал про себя Франя. - Все в порядке, а у самого, небось, горят все внутренности!.." Вчера в это время перед Франей давно уже стоял стакан холодного пльзеньского. А сегодня, когда у него язык горел так, что хотелось плеваться и звать на помощь, пиво, как нарочно, не приносили. В конце концов Фране самому пришлось идти ва ним. Но, как только он поставил полный стакан на стол, принесли пиво и Кириллу. В довершение всех бед пиво было теплое и с каким-то горьковатым привкусом. Фране казалось, что этого последнего удара он уже не перенесет. Он пришел в ярость, и в то же время ему хотелось плакать, плакать навзрыд и жаловаться на ужасную несправедливость или же схватить стакан и швырнуть его об пол.
Однако, почувствовав на своем плече дружескую руку, он моментально овладел собой.
- Спокойствие, только спокойствие, Франя, - улыбался ему Кирилл, и его улыбка как бы говорила теперь: "Я многое знаю и еще больше понимаю... " Он начал мягко увещевать Франю: - Ничего не поделаешь, дружище, приходится приспосабливаться к обстоятельствам. Наши требования возросли, но мы должны предоставить всем одинаковую свободу. Повар тоже имеет право жить, как ему хочется, и беззаботно порхать себе, как ты или я, как птица или бабочка. Мы не должны роптать - ведь и так можно жить...
- Быть может, ты и прав, - уныло сказал Франя. - Мне нетрудно ограничить себя - обойдусь и без китайских соусов.
- Быть может, как раз учится готовить новый повар, кто его знает; когда-нибудь и он научится, если, конечно, захочет так долго оставаться у плиты...
Франя готов был возмутиться, уж пусть Кирилл лучше молчит, пусть прекратит это проклятое карканье - виноват во всем, а еще подшучивает над ним. Но волей-неволей ему пришлось согласиться с Кириллом в том, что повар-китаец имел полное право освободиться от работы. Франя, конечно, постарается скрыть свое личное разочарование, чтобы не дать приятелю повод для насмешек - хорош, дескать, апостол новой идеи!
Итак, Франя как будто успокоился, больше ничего не говорил, но, уходя из ресторанчика "У Шимачков", поклялся, что ноги его здесь не будет, даже если бы он умирал с голоду...
У Франи было достаточно оснований возненавидеть Кирилла, и все же он не мог расстаться с ним.
Он по-прежнему с нетерпением ждал его прихода, по-прежнему доставляли ему удовольствие их совместные црогулки, которые таили в себе множество непредвиденных случайностей, удивительных встреч, невероятных приключений.
Порой Франя бывал свидетелем, как принципиально и непреклонно Кирилл проводил в жизнь свою идею; он восхищался им и принимал решение так же стойко переносить все лишения и ограничения и страдать "за идею". Но все чаще в глубине его души шевелилась затаенная мысль: когда же наконец этот искуситель образумится? Когда ему надоест эта напрасная, донкихотская борьба, в которой всякий нанесенный ими удар рикошетом обрушивается им же на голову?
Иногда происходили просто невероятные вещи.
Однажды в кафе "У небесного хамелеона" Фране подали без сахара арабский кофе-мокко, который он так любил пить с сахаром в виде розовой звездочки; пришлось пить горький кофе. Франя покорно выслушал извинения управляющего кафе. Старший инженер сахарного завода "Сладкий гигант" якобы освободился от работы и улетел в Гренландию посмотреть, как там проводится обогревание почвы с помощью атомного тепла. Вместе с ним покинул завод и весь коллектив техников...
Франя только печально кивал головой, как будто уже ничто не могло его удивить. Потом шепотом спросил у Кирилла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89