Гуго фон Шлиппенбах наоборот облачился в доспехи и взял тяжелый двуручный меч, оставив щит и шлем лежать на песке. Повернувшись к своему сопернику, гасконец заметно побледнел и сразу принялся протестовать:
— Но, господа, это не честно! Мое вооружение не соответствует оружию этого господина!
— Ты сам его выбирал, — вполне резонно заметил немец. — Но ты можешь отказаться от поединка и признать меня своим вожаком.
— Ни за что! — гасконец подобрал с земли кинжал, сунул его за пояс, второй взял в руку. Он был смертельно бледен, но отступать не собирался. На губах тевтона играла мрачная усмешка.
— Сходитесь! — скомандовал поляк.
Сидевшие рядом с Филькой центурион и викинг решили заключить пари на исход поединка.
— Ставлю десять сестерциев на тевтона! — азартно стукнул кулаком по песку Клавдий. — Нет, двадцать сестерциев… — он немного поразмыслил и пришел к неожиданному выводу; — Пятьдесят сестерциев на французишку!
— Против немца ему не выстоять, — викинг прищурил правый глаз, внимательно глядя на противников, кружащихся по ристалищу. — Ставлю пять гривн на немца.
Они полезли в пояса и тут же с досадой обнаружили, что денег у них нет.
— Дьявол! Выигрыш будет мой! — заметался римлянин. — Давай еще на что-нибудь поспорим, а, Эрик?
— Ну, хорошо, — викинг почесал в затылке, потом радостно улыбнулся. — Давай на щелчки? Я ставлю два щелчка на немца.
— Фу, — презрительно скорчил губы центурион. — Ладно, тогда так: два твоих щелчка против трех моих оплеух. Идет?
— Годится!
Спорщики хлопнули по рукам, Филька разнял. Каждый из них тут же принялся поддерживать своего фаворита.
— Гуго, вперед! — ревел сын Олафа. — Дай по башке этому хлипаку!
— Франсуа, ты будешь нашим вождем! — орал центурион, — Держись крепче, не поддавайся этому дубиноголовому!
Поневоле Филька тоже втянулся в их азартное боление. По правде сказать, ему был более симпатичен француз. С немцами были связаны не очень приятные воспоминания. Но он реально смотрел на вещи и видел, что французу с его легким вооружением не устоять против тяжеловооруженного тевтона. Так оно и вышло.
Судя по всему, француз мог рассчитывать только на неповоротливость противника и два своих кинжала. Некоторое время он избегал своего противника, кружа вокруг него, пока судья не объявил ему предупреждение за пассивное ведение боя. Тогда он пошел в отчаянную атаку.
Сделав ложный выпад шпагой, он быстро вскинул руку с кинжалом. Но немец был настороже и без особого труда уклонился от брошенного в него оружия. Француз быстро выхватил из-за пояса второй кинжал, но воспользоваться им не успел. Немец решил исход поединка в свою пользу очень быстро и решительно: до сего момента он сжимал меч двумя руками, что, естественно, сковывало его движения, потом он вдруг перехватил его одной рукой, сделал выпад и достал грудь француза, едва не сбив того с ног.
Гасконец проворно отскочил назад и на секунду расслабился, опустив глаза на рану. В этот же миг немец метнул в него меч. Широкое лезвие пробило бок французу, повалив его на землю. Пан Спыхальский хотел было объявить поединок законченным, но немец быстро подбежал к поверженному противнику и нанес решающий удар кинжалом, француз испустил дух.
С высоко поднятым мечом немец обошел круг. Разочарованный Клавдий Лукулл подставил лоб викингу. После двух щелчков у него на лбу вспухла порядочная гуля. Потирая лоб, центурион буркнул:
— Если бы я тоже поставил на немца, какой же тогда спор получился бы?
— Можно было бы поспорить, через сколько времени он его положит, — добродушно произнес викинг, любовно созерцая дело своих рук на челе римлянина.
— А если гасконец победил бы? — возразил центурион, Филька бросил взгляд на испанца. Тот не особо стремился поднять брошенную немцем перчатку, а тевтон торжествующе ходил по кругу и громко вызывал желающего испытать доброй немецкой стали.
— Ну что, нет желающих? Тогда… — он осекся. Перчатку задумчиво вертел в руках японец.
— Проше пана, — тут же подскочил к нему пан Спыхальский. — Если я правильно понял пана, пан желает бросить вызов пану Гуго фон Шлиппенбаху?
Японец коротко кивнул и направился к своему оружию. Индеец одобрительно кивнул, сарацин чуть заметно улыбнулся.
На эту пару решили поставить почти все.
— Так, кто больше? — вопил поляк. — Так. Пять оплеух центуриона против трех щелчков викинга! Пара подзатыльников Лошадиной Головы против… Кто еще желает поставить? Проше панове, делайте ставки! Так. Пан Рватый решает поставить на ниндзя. Сколько и чего вы желаете поставить? Три тумака? Отлично! Кто еще желает? Пан Чака? Прекрасно! Что вы ставите? Два тюха? — поляк озадаченно смолк — Что-то есть?
Чака невозмутимо пояснил что-то вполголоса. Поляк полез было в затылок, потом решительно замотал головой.
— Не пойдет! Один тюх! Итак, один тюх Чаки против… О синьор Альмейда! Что вы ставите?…
— Я не привык играть на щелчки, — надменно процедил испанец, — Ставлю свою честь на тевтона.
— Проше пана?… — поляк не понял.
— Если побеждает этот, — испанец небрежно кивнул в сторону японца, — я готов признать его вождем и клянусь на кресте, — он положил руку на меч, — выполнять все его приказы. А если победит тевтон, его следующим противником буду я.
— Принято, — поляк деловито чиркал лезвием кинжала на песке, выстраивая ставки по столбикам, рисуя цифры и символы.
Общая картина была такова: за тевтона спорили центурион, гунн и испанец. Против: Филька, Чака и викинг. Пять оплеух, три подзатыльника и честь испанского идальго против двух тумаков, одного тюха и трех щелчков. Игра обещала быть интересной. Записав все ставки, поляк громогласно объявил, что ставит пять пощечин на тевтона.
Нового противника немец явно опасался. Он навешал на себя все вооружение, надел шлем, похожий на ведро с крестообразной прорезью для глаз и птичьей лапой на макушке. Невозмутимый Акиро перебрал свою амуницию… и не взял ничего!
Викинг, внимательно следивший за ним, недоуменно присвистнул. Клавдий Лукулл потирал руки, предвкушая реванш и плотоядно посматривал на широкий лоб норвежца. Фильке стало жалко невысоко коренастого невысокого японца, который обладал какой-то притягивающей силой. Про себя Рватый твердо решил, что если тевтон убьет японца — ему не жить. В открытом бою он с ним может и не справиться, но махнуть кистенем из-за куста было привычно для русского ушкуйника.
— Проше паньство! — слегка дрожащим голосом объявил поляк. — Мы начинаем решающий поединок за звание…
— Заткнись, — процедил сквозь зубы испанец. Филька ожидал вспышки, но поляк покорно умолк. Бой начался…
Японец стоял, полусогнув ноги, в пяти ярдах от тевтона. Тот очень осторожно приближался к противнику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Но, господа, это не честно! Мое вооружение не соответствует оружию этого господина!
— Ты сам его выбирал, — вполне резонно заметил немец. — Но ты можешь отказаться от поединка и признать меня своим вожаком.
— Ни за что! — гасконец подобрал с земли кинжал, сунул его за пояс, второй взял в руку. Он был смертельно бледен, но отступать не собирался. На губах тевтона играла мрачная усмешка.
— Сходитесь! — скомандовал поляк.
Сидевшие рядом с Филькой центурион и викинг решили заключить пари на исход поединка.
— Ставлю десять сестерциев на тевтона! — азартно стукнул кулаком по песку Клавдий. — Нет, двадцать сестерциев… — он немного поразмыслил и пришел к неожиданному выводу; — Пятьдесят сестерциев на французишку!
— Против немца ему не выстоять, — викинг прищурил правый глаз, внимательно глядя на противников, кружащихся по ристалищу. — Ставлю пять гривн на немца.
Они полезли в пояса и тут же с досадой обнаружили, что денег у них нет.
— Дьявол! Выигрыш будет мой! — заметался римлянин. — Давай еще на что-нибудь поспорим, а, Эрик?
— Ну, хорошо, — викинг почесал в затылке, потом радостно улыбнулся. — Давай на щелчки? Я ставлю два щелчка на немца.
— Фу, — презрительно скорчил губы центурион. — Ладно, тогда так: два твоих щелчка против трех моих оплеух. Идет?
— Годится!
Спорщики хлопнули по рукам, Филька разнял. Каждый из них тут же принялся поддерживать своего фаворита.
— Гуго, вперед! — ревел сын Олафа. — Дай по башке этому хлипаку!
— Франсуа, ты будешь нашим вождем! — орал центурион, — Держись крепче, не поддавайся этому дубиноголовому!
Поневоле Филька тоже втянулся в их азартное боление. По правде сказать, ему был более симпатичен француз. С немцами были связаны не очень приятные воспоминания. Но он реально смотрел на вещи и видел, что французу с его легким вооружением не устоять против тяжеловооруженного тевтона. Так оно и вышло.
Судя по всему, француз мог рассчитывать только на неповоротливость противника и два своих кинжала. Некоторое время он избегал своего противника, кружа вокруг него, пока судья не объявил ему предупреждение за пассивное ведение боя. Тогда он пошел в отчаянную атаку.
Сделав ложный выпад шпагой, он быстро вскинул руку с кинжалом. Но немец был настороже и без особого труда уклонился от брошенного в него оружия. Француз быстро выхватил из-за пояса второй кинжал, но воспользоваться им не успел. Немец решил исход поединка в свою пользу очень быстро и решительно: до сего момента он сжимал меч двумя руками, что, естественно, сковывало его движения, потом он вдруг перехватил его одной рукой, сделал выпад и достал грудь француза, едва не сбив того с ног.
Гасконец проворно отскочил назад и на секунду расслабился, опустив глаза на рану. В этот же миг немец метнул в него меч. Широкое лезвие пробило бок французу, повалив его на землю. Пан Спыхальский хотел было объявить поединок законченным, но немец быстро подбежал к поверженному противнику и нанес решающий удар кинжалом, француз испустил дух.
С высоко поднятым мечом немец обошел круг. Разочарованный Клавдий Лукулл подставил лоб викингу. После двух щелчков у него на лбу вспухла порядочная гуля. Потирая лоб, центурион буркнул:
— Если бы я тоже поставил на немца, какой же тогда спор получился бы?
— Можно было бы поспорить, через сколько времени он его положит, — добродушно произнес викинг, любовно созерцая дело своих рук на челе римлянина.
— А если гасконец победил бы? — возразил центурион, Филька бросил взгляд на испанца. Тот не особо стремился поднять брошенную немцем перчатку, а тевтон торжествующе ходил по кругу и громко вызывал желающего испытать доброй немецкой стали.
— Ну что, нет желающих? Тогда… — он осекся. Перчатку задумчиво вертел в руках японец.
— Проше пана, — тут же подскочил к нему пан Спыхальский. — Если я правильно понял пана, пан желает бросить вызов пану Гуго фон Шлиппенбаху?
Японец коротко кивнул и направился к своему оружию. Индеец одобрительно кивнул, сарацин чуть заметно улыбнулся.
На эту пару решили поставить почти все.
— Так, кто больше? — вопил поляк. — Так. Пять оплеух центуриона против трех щелчков викинга! Пара подзатыльников Лошадиной Головы против… Кто еще желает поставить? Проше панове, делайте ставки! Так. Пан Рватый решает поставить на ниндзя. Сколько и чего вы желаете поставить? Три тумака? Отлично! Кто еще желает? Пан Чака? Прекрасно! Что вы ставите? Два тюха? — поляк озадаченно смолк — Что-то есть?
Чака невозмутимо пояснил что-то вполголоса. Поляк полез было в затылок, потом решительно замотал головой.
— Не пойдет! Один тюх! Итак, один тюх Чаки против… О синьор Альмейда! Что вы ставите?…
— Я не привык играть на щелчки, — надменно процедил испанец, — Ставлю свою честь на тевтона.
— Проше пана?… — поляк не понял.
— Если побеждает этот, — испанец небрежно кивнул в сторону японца, — я готов признать его вождем и клянусь на кресте, — он положил руку на меч, — выполнять все его приказы. А если победит тевтон, его следующим противником буду я.
— Принято, — поляк деловито чиркал лезвием кинжала на песке, выстраивая ставки по столбикам, рисуя цифры и символы.
Общая картина была такова: за тевтона спорили центурион, гунн и испанец. Против: Филька, Чака и викинг. Пять оплеух, три подзатыльника и честь испанского идальго против двух тумаков, одного тюха и трех щелчков. Игра обещала быть интересной. Записав все ставки, поляк громогласно объявил, что ставит пять пощечин на тевтона.
Нового противника немец явно опасался. Он навешал на себя все вооружение, надел шлем, похожий на ведро с крестообразной прорезью для глаз и птичьей лапой на макушке. Невозмутимый Акиро перебрал свою амуницию… и не взял ничего!
Викинг, внимательно следивший за ним, недоуменно присвистнул. Клавдий Лукулл потирал руки, предвкушая реванш и плотоядно посматривал на широкий лоб норвежца. Фильке стало жалко невысоко коренастого невысокого японца, который обладал какой-то притягивающей силой. Про себя Рватый твердо решил, что если тевтон убьет японца — ему не жить. В открытом бою он с ним может и не справиться, но махнуть кистенем из-за куста было привычно для русского ушкуйника.
— Проше паньство! — слегка дрожащим голосом объявил поляк. — Мы начинаем решающий поединок за звание…
— Заткнись, — процедил сквозь зубы испанец. Филька ожидал вспышки, но поляк покорно умолк. Бой начался…
Японец стоял, полусогнув ноги, в пяти ярдах от тевтона. Тот очень осторожно приближался к противнику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26