Это ещё самые мягкие, — пояснила Аня.
— У них, значит, дикость средневековая, а варвары — мы? — сказал Ваня обиженно. — Потрясающая логика! Пусть только брякнут что-нибудь подобное — сразу в лоб!
— Не вздумай даже, — замахала руками Аня. — Могут посадить в тюрьму, а оттуда ты уже живым не выйдешь. Знаешь, какие здесь пытки? Похлеще, чем у инквизиторов.
— Не может быть. О средневековой Европе я знаю больше, чем ты, — лицо у Вани сделалось серьезным, даже мрачным.
— Но ты не знаешь Китая, — печально усмехнулась девушка. — Хочешь испытать на себе, чтобы почувствовать разницу? Давай я лучше расскажу вкратце, а ты послушай. Для начала тебя поколотят бамбуковыми палками, да так, что кожа будет висеть клочьями. Это обычная судейская практика, которая помогает подсудимому припомнить все обстоятельства дела или, по крайней мере, изобрести их. В глазах китайского суда обвиняемый — значит, уже виновный, участь его предрешена заранее.
Так вот, вернёмся к пыткам. После битья бамбуковыми палками, ты обязательно вспомнишь, что обокрал какого-нибудь китайца, и тогда тебе наденут широкую шейную колодку из дерева, в ней будет очень трудно доставать руками до лица. Например, чтобы поднести пищу ко рту, тебе придётся исполнять акробатические трюки: вытягивать шею, как жираф, или изгибаться в неестественной позе, так что кости захрустят. Ну, а если какая-нибудь муха сядет на нос, ты научишься так двигать лицом, такие рожи строить, что нормальному человеку в кошмарном сне не приснится. Ещё веселее будет, когда захочется спать, ведь с этой колодкой ни голову откинуть, ни самому лечь… Да и тюремное помещение не вызовет у тебя восторга. В маленькой зловонной клетушке с земляным полом вместе с ещё пятнадцатью, скажем, заключенными ты будешь сидеть на гнилой соломе, которая кишит отвратительными насекомыми. Но и это ещё цветочки. Чтобы выбить нужные показания, судьи применят и более изощренные пытки: сжимание колодками щиколоток, поджаривание, кипячение, сдирание полос кожи, скручивание ушей…
— Хватит, — прервал её Саша. — По-моему, ты слишком увлеклась.
— Но я ещё про казни не рассказала, — Аня обиженно надула губки. — Про них тоже знать надо. Четвертование, например, или казнь в бочке с известью…
— А может не надо, — усомнился Саша. — По-моему, Иван уже передумал махать руками на улицах.
— Да я и не собирался, — сказал Ваня. — Просто пошутил. Но про бочку с известью, так уж и быть, расскажи.
— Думаешь, мне самой приятно всё это описывать? Просто я хочу, чтоб вы сразу поняли, куда мы попали. Это очень серьёзно, — добавила она. — Так вот. Преступника ставят в большую бочку, выше его роста, на дне которой негашёная известь и один на другом шесть-семь кирпичей, собственно, человек на них и стоит босыми ногами. Голова просунута в отверстие в крышке, руки связаны за спиной. Осуждённый стоит так целый день — просто в ожидании. Потом из-под его ног вынимают один кирпич и наливают на дно немного воды. Известь начинает кипеть и разъедать ноги преступника. Ещё через день вынимают следующий кирпич — осуждённый уже стоит на цыпочках, — опять подливают воды и так до последнего кирпича. В результате у человека постепенно растворяются ноги в кипящей извести, и он, лишаясь опоры, оказывается подвешенным за шею.
— Кошмар, — сказал Ваня. — И кто-нибудь доживает до последнего кирпича?
— К сожалению, многие доживают, — подтвердила Аня. — Человек — существо живучее. Китайцы хорошо это знают и любят казнить медленно и жестоко. Причём смотреть на муки, осуждённого приходят толпы зевак. И, кстати, если китайцу предлагают на выбор быть обезглавленным или подвергнуться самой мучительной казни, но сохранить голову, он предпочитает последнее.
— Это ещё почему? — спросил Саша.
— А у них считается, что после смерти невозможно жить без головы. Обезглавленный дух обречён на страшные муки: не сможет есть, не сможет найти жену в Подземном царстве, и друзей у него там тоже не будет. Кто же захочет общаться с человеком без головы? Все будут шарахаться от него, неприкаянного и ненавистного.
— Оригинальная постановка вопроса, — оценил Ваня. — Во всём мире рубили головы направо-налево, то есть казнили без мучений. А здесь, значит, нарочно придумали такой загробный мир, что человек согласен мучиться, лишь бы остаться с головой.
— Дикая логика! — поддержал Саша. — Я не хочу быть китайцем.
— Да-а, — протянул Ваня. — И они ещё называют европейцев варварами!
— Круг замкнулся, — подколол Саша. — Сейчас Оболенский заявит, что отметелит любого, кто назовёт его варваром, а Анюта будет снова объяснять, почему этого делать нельзя.
— Я уже чувствую, что объяснять придется ещё не один и не два раза, — вздохнула Аня. — Вы главное поймите. Китай слишком долго был абсолютно закрытой страной, иноземцев сюда пускали крайне редко и с большой осторожностью. А жестокие законы установили тысячелетия назад. Китайцы так чтят память своих предков, что никогда не меняют законов. Поменять закон —значит пренебречь традициями, стать преступником, варваром. Законы предков для них незыблемы.
— Ну, хорошо, — сказал Саша. — Это я усвоил. Но причём тут иностранцы? Они что, тоже обязаны подчиняться местным традициям? Их тоже подвергают пыткам? Я всегда думал, что иностранец обладает определённой неприкосновенностью.
— Здесь скорее наоборот, — ответила Аня. — Правда, в последнее время к иностранцам стали относиться немного лучше, во всяком случае, с оглядкой — после того, как англичане с французами практически захватили Пекин.
— Кажется, это называлось «опиумной войной», — вспомнил Саша. — Я где-то читал.
— Правильно, — кивнула Аня. — В общем, иностранцев теперь в Пекин пускают. Но каких? Либо это купцы, либо сотрудники посольств, либо проповедники-миссионеры — все находятся под защитой своего флага, но всё равно стараются держаться вместе. А мы? Приблудные какие-то. Случись что, некому будет и вступиться. За какую категорию себя выдавать?
— Тяжелый случай, — констатировал Ваня. — Мы здесь одиноки, как ветер в поле. Давайте примкнём к какой-нибудь миссии.
— А у тебя есть верительная грамота, одинокий ты наш? — спросила Аня.
Ваня почесал в затылке и грустно сказал:
— Я могу только сразу в лоб.
Никто даже не улыбнулся.
— Послушайте, — вступил в разговор генетик, ставший здесь, на китайской земле совсем немногословным. Все с надеждой повернулись к нему: всё-таки человек с опытом и постарше, значит, должен решить проблему. — Давайте попробуем обратиться в посольство или к миссионерам. Да, у нас нет официальной грамоты, но можно сказать, что мы её потеряли или, что нас ограбили по дороге. Логично?
— Логично, — сказала Аня. — Только не в посольство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
— У них, значит, дикость средневековая, а варвары — мы? — сказал Ваня обиженно. — Потрясающая логика! Пусть только брякнут что-нибудь подобное — сразу в лоб!
— Не вздумай даже, — замахала руками Аня. — Могут посадить в тюрьму, а оттуда ты уже живым не выйдешь. Знаешь, какие здесь пытки? Похлеще, чем у инквизиторов.
— Не может быть. О средневековой Европе я знаю больше, чем ты, — лицо у Вани сделалось серьезным, даже мрачным.
— Но ты не знаешь Китая, — печально усмехнулась девушка. — Хочешь испытать на себе, чтобы почувствовать разницу? Давай я лучше расскажу вкратце, а ты послушай. Для начала тебя поколотят бамбуковыми палками, да так, что кожа будет висеть клочьями. Это обычная судейская практика, которая помогает подсудимому припомнить все обстоятельства дела или, по крайней мере, изобрести их. В глазах китайского суда обвиняемый — значит, уже виновный, участь его предрешена заранее.
Так вот, вернёмся к пыткам. После битья бамбуковыми палками, ты обязательно вспомнишь, что обокрал какого-нибудь китайца, и тогда тебе наденут широкую шейную колодку из дерева, в ней будет очень трудно доставать руками до лица. Например, чтобы поднести пищу ко рту, тебе придётся исполнять акробатические трюки: вытягивать шею, как жираф, или изгибаться в неестественной позе, так что кости захрустят. Ну, а если какая-нибудь муха сядет на нос, ты научишься так двигать лицом, такие рожи строить, что нормальному человеку в кошмарном сне не приснится. Ещё веселее будет, когда захочется спать, ведь с этой колодкой ни голову откинуть, ни самому лечь… Да и тюремное помещение не вызовет у тебя восторга. В маленькой зловонной клетушке с земляным полом вместе с ещё пятнадцатью, скажем, заключенными ты будешь сидеть на гнилой соломе, которая кишит отвратительными насекомыми. Но и это ещё цветочки. Чтобы выбить нужные показания, судьи применят и более изощренные пытки: сжимание колодками щиколоток, поджаривание, кипячение, сдирание полос кожи, скручивание ушей…
— Хватит, — прервал её Саша. — По-моему, ты слишком увлеклась.
— Но я ещё про казни не рассказала, — Аня обиженно надула губки. — Про них тоже знать надо. Четвертование, например, или казнь в бочке с известью…
— А может не надо, — усомнился Саша. — По-моему, Иван уже передумал махать руками на улицах.
— Да я и не собирался, — сказал Ваня. — Просто пошутил. Но про бочку с известью, так уж и быть, расскажи.
— Думаешь, мне самой приятно всё это описывать? Просто я хочу, чтоб вы сразу поняли, куда мы попали. Это очень серьёзно, — добавила она. — Так вот. Преступника ставят в большую бочку, выше его роста, на дне которой негашёная известь и один на другом шесть-семь кирпичей, собственно, человек на них и стоит босыми ногами. Голова просунута в отверстие в крышке, руки связаны за спиной. Осуждённый стоит так целый день — просто в ожидании. Потом из-под его ног вынимают один кирпич и наливают на дно немного воды. Известь начинает кипеть и разъедать ноги преступника. Ещё через день вынимают следующий кирпич — осуждённый уже стоит на цыпочках, — опять подливают воды и так до последнего кирпича. В результате у человека постепенно растворяются ноги в кипящей извести, и он, лишаясь опоры, оказывается подвешенным за шею.
— Кошмар, — сказал Ваня. — И кто-нибудь доживает до последнего кирпича?
— К сожалению, многие доживают, — подтвердила Аня. — Человек — существо живучее. Китайцы хорошо это знают и любят казнить медленно и жестоко. Причём смотреть на муки, осуждённого приходят толпы зевак. И, кстати, если китайцу предлагают на выбор быть обезглавленным или подвергнуться самой мучительной казни, но сохранить голову, он предпочитает последнее.
— Это ещё почему? — спросил Саша.
— А у них считается, что после смерти невозможно жить без головы. Обезглавленный дух обречён на страшные муки: не сможет есть, не сможет найти жену в Подземном царстве, и друзей у него там тоже не будет. Кто же захочет общаться с человеком без головы? Все будут шарахаться от него, неприкаянного и ненавистного.
— Оригинальная постановка вопроса, — оценил Ваня. — Во всём мире рубили головы направо-налево, то есть казнили без мучений. А здесь, значит, нарочно придумали такой загробный мир, что человек согласен мучиться, лишь бы остаться с головой.
— Дикая логика! — поддержал Саша. — Я не хочу быть китайцем.
— Да-а, — протянул Ваня. — И они ещё называют европейцев варварами!
— Круг замкнулся, — подколол Саша. — Сейчас Оболенский заявит, что отметелит любого, кто назовёт его варваром, а Анюта будет снова объяснять, почему этого делать нельзя.
— Я уже чувствую, что объяснять придется ещё не один и не два раза, — вздохнула Аня. — Вы главное поймите. Китай слишком долго был абсолютно закрытой страной, иноземцев сюда пускали крайне редко и с большой осторожностью. А жестокие законы установили тысячелетия назад. Китайцы так чтят память своих предков, что никогда не меняют законов. Поменять закон —значит пренебречь традициями, стать преступником, варваром. Законы предков для них незыблемы.
— Ну, хорошо, — сказал Саша. — Это я усвоил. Но причём тут иностранцы? Они что, тоже обязаны подчиняться местным традициям? Их тоже подвергают пыткам? Я всегда думал, что иностранец обладает определённой неприкосновенностью.
— Здесь скорее наоборот, — ответила Аня. — Правда, в последнее время к иностранцам стали относиться немного лучше, во всяком случае, с оглядкой — после того, как англичане с французами практически захватили Пекин.
— Кажется, это называлось «опиумной войной», — вспомнил Саша. — Я где-то читал.
— Правильно, — кивнула Аня. — В общем, иностранцев теперь в Пекин пускают. Но каких? Либо это купцы, либо сотрудники посольств, либо проповедники-миссионеры — все находятся под защитой своего флага, но всё равно стараются держаться вместе. А мы? Приблудные какие-то. Случись что, некому будет и вступиться. За какую категорию себя выдавать?
— Тяжелый случай, — констатировал Ваня. — Мы здесь одиноки, как ветер в поле. Давайте примкнём к какой-нибудь миссии.
— А у тебя есть верительная грамота, одинокий ты наш? — спросила Аня.
Ваня почесал в затылке и грустно сказал:
— Я могу только сразу в лоб.
Никто даже не улыбнулся.
— Послушайте, — вступил в разговор генетик, ставший здесь, на китайской земле совсем немногословным. Все с надеждой повернулись к нему: всё-таки человек с опытом и постарше, значит, должен решить проблему. — Давайте попробуем обратиться в посольство или к миссионерам. Да, у нас нет официальной грамоты, но можно сказать, что мы её потеряли или, что нас ограбили по дороге. Логично?
— Логично, — сказала Аня. — Только не в посольство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101