— Все понятно, накладные волосы, — махнул рукой Донзак. — Хитер… Побудьте здесь, а я посмотрю следы под окном, земля после дождя мягкая.
Когда полицейский вышел, я обратилась к доктору Бабинскому:
— Доктор, скажите, пожалуйста, вам знаком человек по имени Эспри Бланш?
— Конечно, — ответил он. — Это мой коллега, психиатр, заведует клиникой для душевнобольных.
— А где она находится? В Париже?
— Да, в саду принцессы Ламбаль, а точнее — пригород Пасси, улица Басе. Позвольте поинтересоваться, мадам Авилова, зачем вам понадобился доктор Бланш?
— В его лечебницу ведет тоненькая ниточка, связанная с этим преступлением.
— Простите великодушно, но вам-то зачем? Это дело полиции.
— Я же говорила вам: убили моего друга, русского художника. Потом убили его подругу — задушили так же, как и его. А теперь вот эту девушку… Я пытаюсь сама кое-что предпринять. И в клинике доктора Бланша я, возможно, найду ответ. Вдруг это его недолечившийся пациент или, еще хуже, сбежавший? Ведь все три убийства совершены одинаково — жертвы задушены.
— Понятно, — кивнул Бабинский. — Пойдемте ко мне в кабинет, я напишу вам записку к нему. Все-таки старый приятель, вместе учились в Сорбонне, попрошу поспешествовать.
— Спасибо, доктор, вы очень меня этим выручите. Не знаю, как вас и благодарить.
— Не стоит благодарности. Я с глубоким уважением отношусь к русской медицинской школе, а работой вашего хирурга Пирогова по ринопластике зачитывался, когда еще был студентом. Так что желаю вам успеха в вашем начинании, хотя считаю, что это не женское дело.
— Всего наилучшего, доктор.
Я уже вышла из кабинета, когда доктор Бабинский окликнул меня:
— Постойте! Если вдруг вы понадобитесь полиции, где мне вас найти? Оставьте мне ваш адрес.
— Пожалуйста, запишите: отель «Сабин» на авеню Фрошо.
Выйдя из здания, я повернула за угол и оказалась под окном, откуда выпрыгнул убийца. Донзак склонился над клумбой, рассматривая следы и ничего не замечая вокруг себя. Присев рядом, я тоже устремила взгляд на влажную почву.
— Нашли что-нибудь, мсье Донзак? — спросила я, дотронувшись до его плеча.
— Примята трава, а четких отпечатков только два, и то неполные, — машинально ответил он и рассердился: — Идите домой, мадам! Что вам тут надо? Без вас полно работы.
У вас будет еще больше работы, инспектор, если вы не посмотрите сюда. — Я расстегнула сумочку и достала из нее носовой платок с завернутым в него кусочком глины.
— Что это? — Донзак протянул руку. — Дайте мне!
Но я не дала ему слепок, а осторожно положила его рядом с влажным следом, так чтобы подковки легли параллельно.
— Смотрите, на обоих отпечатках одинаковые подковки. И шляпка гвоздика немного выдается.
— Да, действительно, очень интересно. Откуда это у вас? — удивился Донзак.
— За домом Сесиль в то утро стоял фиакр, который поджидал убийцу, и рядом со следами колес я увидела вот это.
— Как вы об этом узнали?
— Мне показал это место соседский мальчишка, — объяснила я. — Мальчишки, они востроглазые и видят иногда больше взрослых.
— Вы правы, Полин. Но почему вы не сказали мне сразу?
— Вы бы меня снова прогнали, велев не совать нос не в свои дела, не так ли?
Он поднялся с колен и через силу произнес:
— Если найдете еще нечто подобное, милости прошу. А это, с вашего позволения, я заберу.
— Всего наилучшего, мсье Донзак.
В нескольких шагах от моста Аустерлиц я опять столкнулась с Плювинье.
— Доминик, что случилось? Ты преследуешь меня?
Полин, я не перестаю тобой восхищаться, ты настоящая женщина! — улыбнулся он. — Все события в мире связываешь исключительно со своей особой. Нет, я здесь не из-за тебя. Полчаса назад неподалеку отсюда ограбили одно известное лицо, а я веду криминальную хронику в «Ле Пти Журналь», поэтому я здесь.
— Как ты узнал? — изумилась я. — Ведь ограбление произошло совсем недавно! Ты вездесущ?
— Ты слышала поговорку «дьявол прячется в мелочах»?
— Уж не хочешь ли ты сказать…
— Нет, нет, — засмеялся он, увидев испуг на моем лице, — я совсем не это имел в виду.
— Французская поговорка, правильно? — спросила я. — Моя гувернантка всегда повторяла ее, заставляя меня мыть уши и шею перед сном.
— Верно, — кивнул Плювинье. — Если бы у меня не было сотни-другой добровольных помощников во всех частях Парижа, которые за небольшое вознаграждение сообщают мне интересующие меня сведения, я бы не смог вести колонки в нескольких газетах. А так я и в «Фигаро» подвизаюсь, и в «Ла Газетт».
Я успокоилась. Мои подозрения насчет участия Плювинье в убийствах показались мне смешными и беспочвенными. Да и ступает он мягко, а не клацает подковками о булыжную мостовую.
— Доминик, ты смог бы мне помочь? — Я подумала, что лишняя пара глаз мне не помешает.
— С удовольствием, милая Полин!
— Есть ли у тебя соглядатаи в особняке виконта де Кювервиля? Мне нужно кое-что узнать, сумеешь?
— Это связано с убийством твоего возлюбленного?
— Не скрою, я хочу больше узнать об этом виконте. Уж больно часто его фигура появляется рядом.
— Например?
— Он любовник Моны, танцовщицы из «Мулен Руж».
— Ну и что? У каждого уважающего себя виконта должна быть любовница — певичка или танцовщица.
— А то, что эта Мона, или Женевьева, как ее назвали папа с мамой, родная сестра Сесиль Мерсо, тебе ни о чем не говорит?
— Вот это да! — восхитился Плювинье. — Быстро же ты раскопала! Ты думаешь, он хотел сестричку, а она не согласилась, и тогда…
— Доминик, у тебя слишком богатое воображение, да еще отягощенное профессией. Все не так.
— А как?
— Сама хочу узнать. Поэтому помоги мне, пожалуйста, если можешь. А сейчас мне пора на отпевание в православный храм, оттуда на кладбище. Ты будешь на похоронах?
— Буду. Хочу и об этом поместить заметку в газету.
— Спасибо, до встречи, Доминик.
***
Прежде чем отправиться в храм Александра Невского, я заехала домой, надела темное платье и прицепила траурную вуаль на шляпку. На улице Дарю уже стоял катафалк под балдахином черного бархата, с позументом, бахромой и шнурами. С козел привстал и поклонился мне молодой человек в черном цилиндре. «Это, наверное, зять Антуана Сен-Ландри, того круглого человечка из погребальной конторы, — подумала я. — Как все-таки деловито все устроено у французов: катафалк стоит у храма, как было договорено. Сам возница в церковь не вошел по причине католического вероисповедания, но ждет там, где следует».
В глубине души я гордилась собой. Прежде я никогда не занималась похоронами. Моего супруга и тетку Марию Игнатьевну хоронил Лазарь Петрович. А теперь здесь, в чужой стране, мне пришлось заниматься всем от начала до конца. И я справилась.
Я вошла в храм и перекрестилась.
Гроб стоял на постаменте под золотым покровом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75