В нем и блистала впоследствии Юлия Миронова. Правда, она недолго поработала с Эллой, что-то разладилось у них. Элла - сильный режиссер диктаторского типа, работать с ней могут далеко не все... Возьмите мою статью за прошлый год, я там достаточно подробно писала о Гурдиной.
- Ирина Генриховна, а что за критик, который что-то не так написал о "Саломее" и его выгнали с работы?
- А это Касьянников Михаил. Между нами говоря, противный мальчишка. Закончил журфак, пролез в популярнейшую газету "Российский калейдоскоп". Стал работать, как мы называем, в жанре "разгребателей грязи": болтаться по презентациям да тусовкам, выискивать сплетни, а потом делать из них хлесткие статейки. Мы его не любили.
"Мы", очевидно, - подумала Катя, - неприкасаемые и старейшие".
- Вы не дадите мне телефон Юлии Мироновой? Может быть, мне удастся поговорить с ней?
- Сейчас посмотрю. Юля, по-моему, переехала на другую квартиру. Да, вот, возьмите, только не ссылайтесь на меня, актеры не любят, когда дают их домашние телефоны. Если будете что-нибудь публиковать и цитировать меня, то покажите предварительно материал. Желаю успеха.
Когда Катя бежала вниз по лестнице (лифт не работал), ей показалось, что Ирина Генриховна несется за ней с журналами под мышкой с пожеланием цитировать ее на каждой странице. "Ну и господа театральные критики, размышляла Катя, стоя посреди миниатюрного дворика в окружении деловито копошащихся в песочнице детишек, - честолюбивы и самовлюбленны, как актеры, а может быть, и больше. Критик - это актер в квадрате", - философски заключила она.
После визита к Мануйлиной Катя решила пройтись по Арбату, благо он был в десяти минутах ходьбы. Она вышла к ресторану "Прага" и медленно двинулась вперед, увлекаемая пестрым людским потоком. "Странно, что такая яркая и честолюбивая женщина, как Элла Гурдина, не особенно жаловала прессу. Ей следовало бы поступить наоборот: окружить себя штатными перьями, прославляющими каждый ее шаг, и спокойно почивать на лаврах. Но она как бы отошла в тень и довольствовалась нечастыми публикациями. Что это удивительная скромность или?.. И все-таки один критик написал о ней нечто не совсем лестное, за что и поплатился своим местом. Немудрено, что у бедняги расшатались нервы и с ним произошел несчастный случай".
Вдоль Арбата нескончаемыми рядами тянулся импровизированный вернисаж. Тут же молодые художники рисовали прохожих. Рядом красовались изображения вечно сексуальной Мерилин Монро и разбитного парня Бельмондо. Светлые дома резко контрастировали с синими и зелеными козырьками магазинов и кафе. Казалось, неведомый строитель нахлобучил кепку на воспитанницу балетного училища и она растерянно замерла, не зная, как реагировать на столь грубый жест. Несмотря на приближение вечера, жара не отступала. Около Вахтанговского театра Катя набрела на золотой фонтан, который раньше не видела. Это была скульптура Турандот. Катя присела на прохладный парапет и опустила руку в воду, внезапно покрывшуюся ярко-красными бликами. Она подняла голову. Рядом с ней встала оживленно беседующая с подругой девушка в коротком алом платье. Катя резко выдернула руку из воды. Ей стало не по себе.
Проплутав по арбатским переулкам, Катя вынырнула к театру "Саломея". "Надо бы еще раз поговорить с Гурдиной", - подумала она.
В театре царила тишина. В холле Катя наткнулась на Лину Юрьевну, которая шла куда-то, держа в руках большую хрустальную вазу, наполненную водой.
- Здравствуйте.
- Добрый день. - Лина Юрьевна слегка натянуто улыбнулась.
- Я хотела бы поговорить с Эллой Александровной.
- Она немного приболела.
- Вы не дадите мне адрес? Я бы подъехала к ней домой.
- Сейчас позвоню ей, узнаю, в состоянии ли она вас принять. Ехать никуда не надо. Она живет в этом же доме, тремя этажами выше.
Лина Юрьевна поставила на пол вазу и направилась в сторону кабинета Гурдиной. Катя посмотрела ей вслед. Без сомнения, женщина невольно старалась походить на свою начальницу, те же рыжие волосы, многочисленные браслеты на руках, прямая спина. Но это была блеклая копия Гурдиной, словно ее рисовали уже высохшими красками.
Через две минуты Лина Юрьевна протягивала Кате стопку бумаг:
- Если нетрудно, занесите, пожалуйста. Квартира двадцать семь.
Маленькая однокомнатная квартира Эллы Александровны была плотно заставлена низкой мебелью: шкафчиками, книжными полками, двумя трюмо, стоявшими друг напротив друга.
Сама хозяйка лежала на диване, обложившись подушками. На инкрустированном столике стояли чашки и заварочный чайник, сделанный в виде двух-этажного домика с забавными голубыми окошками.
- Садись, наливай сама, кипяток под столом. Вот печенье, джем. Гурдина взяла в руки пиалу с маслинами. - Обожаю маслины, не хочешь?
- Нет, спасибо. - Маленькой серебряной ложечкой Катя положила в чашку сахар. - Расскажите об актерах, какие они.
Гурдина охнула: она попыталась принять полусидячее положение.
- Спина болит. Ну что ж, если это необходимо... Начну со старших. Рубальский Станислав Робертович - поляк, очень красивый старик, ему уже почти семьдесят, игра исключительной выразительности. Впрочем, он не профессиональный актер, но это между нами, на эту тему я предпочитаю не распространяться. Знаешь, пойдут всякие кривотолки, слухи: Гурдина берет непрофессионалов. У нас ведь любят из мухи слона делать. В Рубальском есть порода, старомодность в лучшем смысле этого слова. Он - как осколок другой эпохи. Станислав Робертович из потомственных польских дворян, где-то под Краковом даже сохранились остатки его родового замка. - Гурдина взяла со стола чашку и осторожно поднесла ее к губам. - Потом идет Женя Сандула. Амплуа героя-любовника. Красавец, жгучий брюнет. Считает себя просто неотразимым. Конечно, его время уже в прошлом. Такие мужчины пользовались бешеной популярностью у поклонниц лет десять-пятнадцать назад. Сейчас всем нравится тип Володи Машкова. Молодой, раскованный, сексапильный. Но Женя все равно хорош, этакий светский лев.
Гурдина протянула руку к пачке сигарет и закурила.
- Не могу жить без сигареты, просто наваждение какое-то. Знаю, что надо бросить, но не могу. Так на чем мы остановились? - Она взглянула на Катю, слегка прищурившись.
- На Жене Сандуле.
- Ах, да, Сандула. Затем идет наша молодая "поросль" - Артур и Рудик. Способные молодые актеры, правда, им пока не хватает практики, но это придет. А так они оба очень талантливы.
- Простите, а они не ревнуют друг к другу?
Гурдина расхохоталась:
- Это ты наслышалась дешевых сентенций, что актеры должны непременно ревновать друг к другу, скандалить, если им долго не дают хороших ролей, капризничать, дуться, требовать к себе внимания. Дорогая, это все уже вчерашний день, сейчас с актерами никто не носится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
- Ирина Генриховна, а что за критик, который что-то не так написал о "Саломее" и его выгнали с работы?
- А это Касьянников Михаил. Между нами говоря, противный мальчишка. Закончил журфак, пролез в популярнейшую газету "Российский калейдоскоп". Стал работать, как мы называем, в жанре "разгребателей грязи": болтаться по презентациям да тусовкам, выискивать сплетни, а потом делать из них хлесткие статейки. Мы его не любили.
"Мы", очевидно, - подумала Катя, - неприкасаемые и старейшие".
- Вы не дадите мне телефон Юлии Мироновой? Может быть, мне удастся поговорить с ней?
- Сейчас посмотрю. Юля, по-моему, переехала на другую квартиру. Да, вот, возьмите, только не ссылайтесь на меня, актеры не любят, когда дают их домашние телефоны. Если будете что-нибудь публиковать и цитировать меня, то покажите предварительно материал. Желаю успеха.
Когда Катя бежала вниз по лестнице (лифт не работал), ей показалось, что Ирина Генриховна несется за ней с журналами под мышкой с пожеланием цитировать ее на каждой странице. "Ну и господа театральные критики, размышляла Катя, стоя посреди миниатюрного дворика в окружении деловито копошащихся в песочнице детишек, - честолюбивы и самовлюбленны, как актеры, а может быть, и больше. Критик - это актер в квадрате", - философски заключила она.
После визита к Мануйлиной Катя решила пройтись по Арбату, благо он был в десяти минутах ходьбы. Она вышла к ресторану "Прага" и медленно двинулась вперед, увлекаемая пестрым людским потоком. "Странно, что такая яркая и честолюбивая женщина, как Элла Гурдина, не особенно жаловала прессу. Ей следовало бы поступить наоборот: окружить себя штатными перьями, прославляющими каждый ее шаг, и спокойно почивать на лаврах. Но она как бы отошла в тень и довольствовалась нечастыми публикациями. Что это удивительная скромность или?.. И все-таки один критик написал о ней нечто не совсем лестное, за что и поплатился своим местом. Немудрено, что у бедняги расшатались нервы и с ним произошел несчастный случай".
Вдоль Арбата нескончаемыми рядами тянулся импровизированный вернисаж. Тут же молодые художники рисовали прохожих. Рядом красовались изображения вечно сексуальной Мерилин Монро и разбитного парня Бельмондо. Светлые дома резко контрастировали с синими и зелеными козырьками магазинов и кафе. Казалось, неведомый строитель нахлобучил кепку на воспитанницу балетного училища и она растерянно замерла, не зная, как реагировать на столь грубый жест. Несмотря на приближение вечера, жара не отступала. Около Вахтанговского театра Катя набрела на золотой фонтан, который раньше не видела. Это была скульптура Турандот. Катя присела на прохладный парапет и опустила руку в воду, внезапно покрывшуюся ярко-красными бликами. Она подняла голову. Рядом с ней встала оживленно беседующая с подругой девушка в коротком алом платье. Катя резко выдернула руку из воды. Ей стало не по себе.
Проплутав по арбатским переулкам, Катя вынырнула к театру "Саломея". "Надо бы еще раз поговорить с Гурдиной", - подумала она.
В театре царила тишина. В холле Катя наткнулась на Лину Юрьевну, которая шла куда-то, держа в руках большую хрустальную вазу, наполненную водой.
- Здравствуйте.
- Добрый день. - Лина Юрьевна слегка натянуто улыбнулась.
- Я хотела бы поговорить с Эллой Александровной.
- Она немного приболела.
- Вы не дадите мне адрес? Я бы подъехала к ней домой.
- Сейчас позвоню ей, узнаю, в состоянии ли она вас принять. Ехать никуда не надо. Она живет в этом же доме, тремя этажами выше.
Лина Юрьевна поставила на пол вазу и направилась в сторону кабинета Гурдиной. Катя посмотрела ей вслед. Без сомнения, женщина невольно старалась походить на свою начальницу, те же рыжие волосы, многочисленные браслеты на руках, прямая спина. Но это была блеклая копия Гурдиной, словно ее рисовали уже высохшими красками.
Через две минуты Лина Юрьевна протягивала Кате стопку бумаг:
- Если нетрудно, занесите, пожалуйста. Квартира двадцать семь.
Маленькая однокомнатная квартира Эллы Александровны была плотно заставлена низкой мебелью: шкафчиками, книжными полками, двумя трюмо, стоявшими друг напротив друга.
Сама хозяйка лежала на диване, обложившись подушками. На инкрустированном столике стояли чашки и заварочный чайник, сделанный в виде двух-этажного домика с забавными голубыми окошками.
- Садись, наливай сама, кипяток под столом. Вот печенье, джем. Гурдина взяла в руки пиалу с маслинами. - Обожаю маслины, не хочешь?
- Нет, спасибо. - Маленькой серебряной ложечкой Катя положила в чашку сахар. - Расскажите об актерах, какие они.
Гурдина охнула: она попыталась принять полусидячее положение.
- Спина болит. Ну что ж, если это необходимо... Начну со старших. Рубальский Станислав Робертович - поляк, очень красивый старик, ему уже почти семьдесят, игра исключительной выразительности. Впрочем, он не профессиональный актер, но это между нами, на эту тему я предпочитаю не распространяться. Знаешь, пойдут всякие кривотолки, слухи: Гурдина берет непрофессионалов. У нас ведь любят из мухи слона делать. В Рубальском есть порода, старомодность в лучшем смысле этого слова. Он - как осколок другой эпохи. Станислав Робертович из потомственных польских дворян, где-то под Краковом даже сохранились остатки его родового замка. - Гурдина взяла со стола чашку и осторожно поднесла ее к губам. - Потом идет Женя Сандула. Амплуа героя-любовника. Красавец, жгучий брюнет. Считает себя просто неотразимым. Конечно, его время уже в прошлом. Такие мужчины пользовались бешеной популярностью у поклонниц лет десять-пятнадцать назад. Сейчас всем нравится тип Володи Машкова. Молодой, раскованный, сексапильный. Но Женя все равно хорош, этакий светский лев.
Гурдина протянула руку к пачке сигарет и закурила.
- Не могу жить без сигареты, просто наваждение какое-то. Знаю, что надо бросить, но не могу. Так на чем мы остановились? - Она взглянула на Катю, слегка прищурившись.
- На Жене Сандуле.
- Ах, да, Сандула. Затем идет наша молодая "поросль" - Артур и Рудик. Способные молодые актеры, правда, им пока не хватает практики, но это придет. А так они оба очень талантливы.
- Простите, а они не ревнуют друг к другу?
Гурдина расхохоталась:
- Это ты наслышалась дешевых сентенций, что актеры должны непременно ревновать друг к другу, скандалить, если им долго не дают хороших ролей, капризничать, дуться, требовать к себе внимания. Дорогая, это все уже вчерашний день, сейчас с актерами никто не носится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67