Но Евгения Александровна категорически долго отвергала даже саму возможность подобных товарно-денежных отношений.
— Это грязно и низко! — возмущенно заявляла она.
— Ты всегда была и осталась неисправимой идеалисткой! — посмеивался отец. — Рынок не про тебя! Ты просто создана для коммунистического общества! Но оно закончилось, Женечка, даже не успев толком начаться. Поэтому тебе надо перестраиваться. Пора!
— Мать перестраиваться упрямо не желала. И Анюта без ее помощи постигла, что людей стоит остерегаться. Если окажется негодяй — не Но ей тогда придется брать академический!.. — не сдавался Юрий.
— Пусть берет! — махнула рукой теща. — Лишь бы родила…
Но умерла и вторая девочка, появившаяся на свет через год… Первой удалось прожить на земле всего сутки, а второй чуточку больше — две недели. Тогда даже появилась надежда…
Потом жизнь превратилась в настоящий ад… Разве Аня и Юрий могли когда-нибудь предположить такое?.. Никто никогда не думает о плохом. Может, надо бы?..
Врачи развели руками и сказали странную вещь выживет только мальчик.
Юрий за прошедшие годы очень изменился, возмужал. Пропала мягкость линий юношеского, полудетского лица, пушок на подбородке превратился в жесткую щетину. Черты лица стали четкими, слегка резковатыми и обозначили настоящий характер, словно из наброска получился оконченный портрет. Голос зазвучал басовито.
А Анюта задумала рожать в третий раз…
Больная, грустно думал Юрий.
Хочу ребенка, тосковала Аня.
— Нюта… — начал очередной разговор Юрий.
— Будет мальчик! — категорически пресекла она его. — Потому что я видела сегодня сон… Очень странный… И жуткий.
Как надоели ее сны, тоскливо подумал Юрка. Вот шляхта упрямая…
— Будто я просыпаюсь в какой-то квартире с двумя дверями. Звонок. Иду к дверям, открываю первую, смотрю в глазок второй… На площадке стоит мальчик лет девяти. Худенький такой, бледный, в очках… Я спрашиваю, зачем и к кому. А он молчит. Потом идет к квартире напротив, звонит туда, а потом к квартире рядом. Ему нигде не открывают. Тогда он возвращается к моим дверям… И вдруг вижу… — Аня на секунду замолчала, — что первой двери, за моей спиной, уже нет. Мальчик провел руками — и она исчезла… Осталась только та, за которой я стою, и мальчик что-то с ней делает, и она тоже вот-вот исчезнет… И тогда он войдет… И мне страшно-страшно… А потом я проснулась… Это о чем, как ты думаешь?
Юрий с досадой пожал плечами.
— На редкость дурацкий жест, — прокомментировала Аня. — Просто у нас будет мальчик! Который должен войти… А ты эгоист!
— Допустим, — согласился Юрий. — А ты?
— Я думаю не о себе, в отличие от тебя, а о ребенке! — возмутилась Аня.
— Нюся, что ты несешь? Ты думаешь как раз о себе. Ты, именно ты хочешь иметь ребенка — и все! На остальных тебе наплевать…
— Да, наплевать! — признала правду Аня. — Я не могу тебе ничего объяснить…
И Юрий смирился в очередной раз. У Анюты были такие глаза, что им подчинился бы каждый…
* * *
Как же она его ждала, этого мальчика!.. Даже боялась верить УЗИ, когда ей сказали, что третьим будет парень… Но он родился, и завопил, и сломал радостью всю их жизнь… Да, сначала только радостью…
Какая она всегда коротенькая, эта радость, как ни старайся ее продлить… И каким долгим оказывается любое несчастье…
— Тише, он спит…
— Господи, да не шуми ты так! Что орешь? Ты его разбудишь!
— Тише, не топай, как лошадь! Он может проснуться!
Тише, тише, тише…
Это навязчивое, отвратительное слово стало преследовать Юрия. Давить на него, мучить, как болезнь, как страшные мысли о неотвратимости конца, смерти близких, войне… Хотелось все сделать наоборот: громче, громче, громче!.. Засмеяться во весь . голос, прямо-таки заржать как лошадь, включить на всю гашетку магнитолу… Но нельзя. Он понимал, что этого нельзя делать — малыш спит. Долгожданный, такой необходимый им обоим теплый малыш. Почему же все сразу в доме пошло наперекосяк, не так, как хотелось и мечталось?..
Синха по жесткому требованию Анюты безропотно забрал отец. Метод воспитания дочери у великого физика заключался в одной любимой фразе Маршака: «А то, чего требует дочка, должно быть исполнено. Точка!»
Евгения Александровна заскучала без собаки, но понимала, что иначе нельзя. С Аней стало опасно спорить. Без Синха мать грустила и вечерами упоенно слушала на кухне радио.
Аня с интересом наблюдала за матерью, а потом, наконец, спросила:
— Ты кого это с таким наслаждением слушаешь? Джо Дассена или Иглесиаса?
— А программу этого лохматого, у которого никогда нет денег на парикмахера! — объяснила мать.
Она слушала любимое «Эхо Москвы».
Анька присела в кресло и без всякого интереса выслушала вечерние новости. Снова где-то что-то взлетело на воздух — ни дня без взрыва! В кого-то стреляли популярные нынче «маски-шоу», планета содрогалась от возмущения и ужаса, а Небо заливало грешную землю страшными стенобитными ливнями, напоминающими потопы, — словно расстреливало.
* * *
Жизнь изменилась, а Юрий все не понимал, что так оно и должно быть. Он просто еще не знал, что такое дети и как непросто они приходят в этот мир, начиная сразу диктовать свои условия. Этот диктат неизбежен, и его нужно принять, иначе жить станет невозможно.
Но он не понял и не принял. Почему? Ведь когда-то хотел ребенка… Что случилось? Где и когда он перестал жить с Анютой одной жизнью и думать одними мыслями?
В семье такая одинаковость непреложна. Он не сознавал этого. И панически боялся крохотных пищащих комочков. И не собирался что-либо менять из-за них в своей жизни. Зачем?
Но они сами изменили его и Анюты жизнь.
* * *
Их мир четко разделился на два. На два чужих и почти уже враждебных друг другу мира. Аня словно куда-то ушла от Юрия, оставаясь рядом, в одной комнате. Стала занятой — с ней уже больше нельзя было никуда ездить, как он любил раньше…
Они садились в машину, подаренную Юрию матерью, — свободные, счастливые, не связанные ничем — и мчались к его приятелям в гости, или в ЦДЛ на вечер, или в Дом киноактера, или в Дом композиторов… Всегда находилась элитная тусовка, куда они запросто проникали и где весело проводили время.
Часто наведывались в дом и друзья Юрия по институту, порой оставались ночевать на надувном матрасе и просто на полу. Воробей всегда и всюду легко заводил знакомых. Лишних диванов в доме не имелось, но никто из Юркиных приятелей на них и не претендовал, все без капризов.
Теперь пригласить никого стало нельзя.
— Тише, он спит!..
Монотонный, уже ставший привычным рефрен их новой жизни, которую они так ждали…
Аня стремилась за мужем в его тусовки, но поделать ничего не могла. Она оказалась в своеобразном капкане. Малыш приковал ее к себе сильнее всяких цепей и любви к Юрию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82