Его круг жизненных интересов и занятий строго определен и ограничен женой. Отныне и навсегда.
Что думал по этому поводу сам Роальд, Аню абсолютно не интересовало. Он не имеет права думать и рассуждать о своей судьбе. Всю ответственность за его будущее взяла на себя Аня, единственная кормилица и поилица. Она одна имеет настоящее право решать и распоряжаться их совместной жизнью. Она одна — и никто больше.
Ничего не вышло. Роальд пил и опускался все больше, выклянчивая у Ани деньги. Из фирмы, где он работал, его убрали. Остался только Институт психологии, где платили смешную зарплату и не требовали ходить на службу каждый день. Поэтому у Роальда оказалось море свободного времени, которое ему особенно было некуда девать.
У него не осталось — или не было никогда? — ни чувства гордости, ни собственного достоинства, вообще ничего мужского. Аня смотрела на него с презрением.
Она видела, что Роальд начинает ее побаиваться. Это ей нравилось все больше. Сила и власть заманивали, зачаровывали, притягивали к себе, демонстрируя свои преимущества и привилегии. Аня уже откровенно забавлялась, наслаждалась своим могуществом, издевалась над мужем. А он, прекрасно чувствуя это, горбился, сутулился, становился меньше ростом и посматривал на жену с неизменной опаской.
И хвалился перед друзьями-психологами:
— Моя докторица зарабатывает — на пять семей хватит! Пашет с утра до ночи.
Она освоила гомеопатию и стала подрабатывать в частной клинике, куда ее устроил все тот же Анатолий.
Ане снова требовалось сломать и перекроить всю жизнь, но она пока была не готова к очередной перестройке и отложила ее на неопределенный срок. Так и жила.
Ноги горели, ныли, стонали, плакали к вечеру — сбитые, замученные, натруженные, как трубы городского водоснабжения. Она все чаще перекрашивалась и стриглась, пытаясь остановить бег времени и самой не засидеться на одном месте. Собственное лицо ее теперь радовало все реже. То синяки, то мешки под глазами, четкие моршинки на лбу, слегка обвисающий подбородок…
Колесо жизни крутится размеренно и равнодушно, как колесо в Парке культуры, и хладнокровно, флегматично перемалывает все заблуждения, иллюзии и миражи. И все возвращается на круги своя… Но, увы, не на те, о которых мечталось.
И шум унылых голосов вокруг, наводящий тоску…
Роальд торопился устроить свою новую жизнь, волнуясь исключительно о себе. Умершая жена его интересовала, как ценный вклад в Сбербанке. Она там работала и очень много получала.
Вначале он рассчитывал на любовь, которую искал всю жизнь. Аня ему напоминала Катю… Но ситуация была совсем иной, чего он, психолог, учитывать не пожелал. Впрочем, любящий человек мало что может учитывать.
И он не подозревал, что Аня преследовала одну твердую, четкую цель — подчинить его себе. Раз уж ей не удалось с Юрием… Выяснилось, что в новом варианте это — плевое дело. Просто есть люди, которым покоряться приятно и необходимо по жизни, а есть такие, которыми надлежит руководить и управлять. Роальд принадлежал к последним и сам прекрасно это сознавал. Хотя вслух категорически все отрицал, провозглашая себя главой семьи. На деле ему нравилось только подчиняться — любое бремя ответственности казалось Алику невыносимым. Поэтому его заявления о том, что он не раб, Ане казались смешными. Роальд родился, чтобы подчиняться, и его бурный протест был лишь яркой инсценировкой, далекой от реальности.
Но именно она, Анюта, нужна Роальду отныне и всегда. И эту ее незаменимость как раз сейчас требуется железно подтвердить, жирно и ярко подчеркнуть, чтобы потом Роальд не сумел неожиданно взбрыкнуть и вывернуться из Аниных рук. Он должен стать несчастным и не слишком необходимым предметом домашнего обихода. И он им станет. Алик должен уразуметь, что только при Анюте он хоть что-то значит, а без нее — ничто. И он это поймет. Разберется, что именно она, и никто больше, — его капитальное вложение.
Аня понимала, как хорошо служить поддержкои и опорой тем, кого любишь. Она была в ответе за тех, кого содержала. Но неплохо, если бы и тебя время от времени поддерживал кто-то. Впрочем, это чересчур большая роскошь. Каждый дает лишь то, что у него есть. А все мужчины, которых она знала, имели не больше того, что требовалось им самим.
Она напрочь перестала интересоваться мнениями и мыслями мужа. Он стал ей абсолютно неинтересен.
Но Аня не догадывалась о другом, быть может, самом главном. Роальд стремился к тому положению, какого собиралась добиться Аня. Ей и стараться особо нечего. Он ждал, когда, наконец, его навсегда освободят от тягостного добывания денег для семьи. Жаждал свободной жизни, которую готов был радостно посвятить себе. Он мечтал поменяться с Аней ролями. Поэтому никакой битвы за смену приоритетов и лидеров в семье не намечалось. Все совершилось легко и безболезненно, как бархатная революция. Да, все-таки их брак вполне можно было назвать близким к расчетному. Очень близким. Выгодная связь…
В глубине души он ликовал. Сесть на шею жены — предел его мечтаний. Вот этого Аня по своей неопытности и наивности не учитывала. Она до сих пор плоховато знала мужа. Раньше он отлично умел скрывать свои желания под маской.
Но в семье никакие маски не проходят, их приходится сбрасывать поневоле. И они оба поняли свои ошибки…
Почему судьба заставила их встретиться второй раз? Зачем? И даже как-то позаботилась о них, наладила жизнь, правда взвалив основную тяжесть ноши лишь на одни плечи.
— Где-то я вычитал забавную мысль: среди людей есть головы, руки, ноги, мускулы, спины… — сказал ей как-то Роальд. — Я кто, как думаешь? А вот ты явно плечо.
Но быть плечом ей быстро надоело.
Он слушался Аню, подчинялся и вообще казался покорным, как жертвенный барашек перед закланием. Сначала она им забавлялась. Но это время быстро прошло… Едва он запил.
Его отчаяния Аня не понимала. Да Алик и не делился с ней сокровенным…
Тогда она жестко разделила бюджет" семьи на свой с детьми и Роальда и стала выдавать ему деньги только под строгую письменную отчетность. Он унижался еще сильнее, заискивающе докладывал, что нужно обязательно купить, сочинял докладные о покупках и ценах, но продолжал терпеть. Деваться ему было некуда. Но какая это семья, если два кошелька?!
Правда, их отношения уже нельзя было назвать семейными. Брак по расчету оказался весьма сомнительным, поскольку первоначальные расчеты вдруг с треском провалились, оказавшись на поверку весьма приблизительными и неточными. Вероятность ошибки в таких случаях слишком высока.
Семьи бывают разные, пыталась уговорить себя и внушить себе эту мысль Аня. И сама себя тот час опровергала с горечью: «Да нет, семьи все одинаковые… Точнее, созданные и задуманные по одному и тому же принципу» по одной схеме, где во главе угла муж, где есть дети и так далее… И я сама отлично все понимаю, но не хочу признаться».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Что думал по этому поводу сам Роальд, Аню абсолютно не интересовало. Он не имеет права думать и рассуждать о своей судьбе. Всю ответственность за его будущее взяла на себя Аня, единственная кормилица и поилица. Она одна имеет настоящее право решать и распоряжаться их совместной жизнью. Она одна — и никто больше.
Ничего не вышло. Роальд пил и опускался все больше, выклянчивая у Ани деньги. Из фирмы, где он работал, его убрали. Остался только Институт психологии, где платили смешную зарплату и не требовали ходить на службу каждый день. Поэтому у Роальда оказалось море свободного времени, которое ему особенно было некуда девать.
У него не осталось — или не было никогда? — ни чувства гордости, ни собственного достоинства, вообще ничего мужского. Аня смотрела на него с презрением.
Она видела, что Роальд начинает ее побаиваться. Это ей нравилось все больше. Сила и власть заманивали, зачаровывали, притягивали к себе, демонстрируя свои преимущества и привилегии. Аня уже откровенно забавлялась, наслаждалась своим могуществом, издевалась над мужем. А он, прекрасно чувствуя это, горбился, сутулился, становился меньше ростом и посматривал на жену с неизменной опаской.
И хвалился перед друзьями-психологами:
— Моя докторица зарабатывает — на пять семей хватит! Пашет с утра до ночи.
Она освоила гомеопатию и стала подрабатывать в частной клинике, куда ее устроил все тот же Анатолий.
Ане снова требовалось сломать и перекроить всю жизнь, но она пока была не готова к очередной перестройке и отложила ее на неопределенный срок. Так и жила.
Ноги горели, ныли, стонали, плакали к вечеру — сбитые, замученные, натруженные, как трубы городского водоснабжения. Она все чаще перекрашивалась и стриглась, пытаясь остановить бег времени и самой не засидеться на одном месте. Собственное лицо ее теперь радовало все реже. То синяки, то мешки под глазами, четкие моршинки на лбу, слегка обвисающий подбородок…
Колесо жизни крутится размеренно и равнодушно, как колесо в Парке культуры, и хладнокровно, флегматично перемалывает все заблуждения, иллюзии и миражи. И все возвращается на круги своя… Но, увы, не на те, о которых мечталось.
И шум унылых голосов вокруг, наводящий тоску…
Роальд торопился устроить свою новую жизнь, волнуясь исключительно о себе. Умершая жена его интересовала, как ценный вклад в Сбербанке. Она там работала и очень много получала.
Вначале он рассчитывал на любовь, которую искал всю жизнь. Аня ему напоминала Катю… Но ситуация была совсем иной, чего он, психолог, учитывать не пожелал. Впрочем, любящий человек мало что может учитывать.
И он не подозревал, что Аня преследовала одну твердую, четкую цель — подчинить его себе. Раз уж ей не удалось с Юрием… Выяснилось, что в новом варианте это — плевое дело. Просто есть люди, которым покоряться приятно и необходимо по жизни, а есть такие, которыми надлежит руководить и управлять. Роальд принадлежал к последним и сам прекрасно это сознавал. Хотя вслух категорически все отрицал, провозглашая себя главой семьи. На деле ему нравилось только подчиняться — любое бремя ответственности казалось Алику невыносимым. Поэтому его заявления о том, что он не раб, Ане казались смешными. Роальд родился, чтобы подчиняться, и его бурный протест был лишь яркой инсценировкой, далекой от реальности.
Но именно она, Анюта, нужна Роальду отныне и всегда. И эту ее незаменимость как раз сейчас требуется железно подтвердить, жирно и ярко подчеркнуть, чтобы потом Роальд не сумел неожиданно взбрыкнуть и вывернуться из Аниных рук. Он должен стать несчастным и не слишком необходимым предметом домашнего обихода. И он им станет. Алик должен уразуметь, что только при Анюте он хоть что-то значит, а без нее — ничто. И он это поймет. Разберется, что именно она, и никто больше, — его капитальное вложение.
Аня понимала, как хорошо служить поддержкои и опорой тем, кого любишь. Она была в ответе за тех, кого содержала. Но неплохо, если бы и тебя время от времени поддерживал кто-то. Впрочем, это чересчур большая роскошь. Каждый дает лишь то, что у него есть. А все мужчины, которых она знала, имели не больше того, что требовалось им самим.
Она напрочь перестала интересоваться мнениями и мыслями мужа. Он стал ей абсолютно неинтересен.
Но Аня не догадывалась о другом, быть может, самом главном. Роальд стремился к тому положению, какого собиралась добиться Аня. Ей и стараться особо нечего. Он ждал, когда, наконец, его навсегда освободят от тягостного добывания денег для семьи. Жаждал свободной жизни, которую готов был радостно посвятить себе. Он мечтал поменяться с Аней ролями. Поэтому никакой битвы за смену приоритетов и лидеров в семье не намечалось. Все совершилось легко и безболезненно, как бархатная революция. Да, все-таки их брак вполне можно было назвать близким к расчетному. Очень близким. Выгодная связь…
В глубине души он ликовал. Сесть на шею жены — предел его мечтаний. Вот этого Аня по своей неопытности и наивности не учитывала. Она до сих пор плоховато знала мужа. Раньше он отлично умел скрывать свои желания под маской.
Но в семье никакие маски не проходят, их приходится сбрасывать поневоле. И они оба поняли свои ошибки…
Почему судьба заставила их встретиться второй раз? Зачем? И даже как-то позаботилась о них, наладила жизнь, правда взвалив основную тяжесть ноши лишь на одни плечи.
— Где-то я вычитал забавную мысль: среди людей есть головы, руки, ноги, мускулы, спины… — сказал ей как-то Роальд. — Я кто, как думаешь? А вот ты явно плечо.
Но быть плечом ей быстро надоело.
Он слушался Аню, подчинялся и вообще казался покорным, как жертвенный барашек перед закланием. Сначала она им забавлялась. Но это время быстро прошло… Едва он запил.
Его отчаяния Аня не понимала. Да Алик и не делился с ней сокровенным…
Тогда она жестко разделила бюджет" семьи на свой с детьми и Роальда и стала выдавать ему деньги только под строгую письменную отчетность. Он унижался еще сильнее, заискивающе докладывал, что нужно обязательно купить, сочинял докладные о покупках и ценах, но продолжал терпеть. Деваться ему было некуда. Но какая это семья, если два кошелька?!
Правда, их отношения уже нельзя было назвать семейными. Брак по расчету оказался весьма сомнительным, поскольку первоначальные расчеты вдруг с треском провалились, оказавшись на поверку весьма приблизительными и неточными. Вероятность ошибки в таких случаях слишком высока.
Семьи бывают разные, пыталась уговорить себя и внушить себе эту мысль Аня. И сама себя тот час опровергала с горечью: «Да нет, семьи все одинаковые… Точнее, созданные и задуманные по одному и тому же принципу» по одной схеме, где во главе угла муж, где есть дети и так далее… И я сама отлично все понимаю, но не хочу признаться».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82