— Просто люблю слушать, как ты играешь, — говорю я. — Ты очень талантлив. Почему ты преподаешь, а не выступаешь с концертами? Ты ведь мог стать… — Я замолкаю, не в силах подобрать нужное слово.
— Виртуозом? — М., прищурившись, смотрит на меня. — Талант не всегда вознаграждается. — Помолчав, он добавляет: — Я хороший исполнитель, но не гениальный, так что виртуозом я никогда не был и не буду. Я знаю свои возможности и смирился с ними. Мои желания намного превосходят мой талант — только и всего.
Он нежно целует мое голое плечо.
— Хочу, чтобы ты кончила свою историю, — меняя тему, говорит он. — Ты обещала мне продолжение.
Он имеет в виду аборт. Я откидываюсь на спину и гляжу в потолок. М. кладет руку мне на живот и слегка поглаживает его, терпеливо ожидая, когда я начну.
— Вероятно, это тебя разочарует, тут особо нечего рассказывать.
М. не перебивает меня. Его прикосновения призваны не возбудить, а, наоборот, успокоить.
— Дело не в том, чтобы меня разочаровать или обрадовать, меня интересуешь ты. Мне хочется больше знать о тебе.
Вздыхая, я думаю о том, что сказать ему, а что скрыть.
— После аборта я пять лет хранила целомудрие — хотя никто об этом не знал. Моими любовниками были фантомы, созданные для того, чтобы дать мне возможность не отвечать ни на какие вопросы. Когда мне исполнилось двадцать три, я решила, что это ненормально. Из этих соображений я с кем-то переспала, а потом я переспала со множеством мужчин, которые тоже для меня ничего не значили. Это был только секс, и ни чего больше, что вполне соответствовало моему образу жизни. Я только начала работать в «Пчеле» и была страшно занята, так что могла позволить себе исключительно случайные связи.
Некоторое время я храню молчание, а потом продолжаю:
— Забавно, что одно маленькое событие может все изменить, иметь столь далеко идущие последствия. Решение, которое ты принимаешь подростком, не должно оказывать такое влияние на будущую жизнь. Надо, чтобы последствия имели столько-то баллов, как вопросы на экзамене. Тебе восемнадцать лет, и ты задумал что-то не так? — ладно, это решение будет влиять на твою жизнь только четыре года. Тебе двадцать восемь? — ну, ты на десять лет старше и должен соображать лучше: то же самое решение будет стоить тебе десяти лет. Сорок восемь? — теперь ты пропал; будешь мучиться до конца жизни.
Я думаю о Фрэнни, о том, как изменилась ее жизнь в день смерти Билли. Она чувствовала себя ответственной за смерть, которую была не в силах предотвратить, я — за ту, которая на мне; и обе мы после этого навсегда изменились.
— Аборт разрешил мои проблемы, — вздохнув, говорю я. — Я особенно не думала тогда ни об этом, ни о самом аборте, но когда прошло несколько лет, эта мысль уже не шла у меня из головы.
Щелкает выключатель, и кондиционер наполняет дом низким глухим бормотанием. В комнате внезапно становится холодно, и я натягиваю на себя одеяло. М. запускает под него руку, чтобы коснуться меня.
— Это был уже не эмбрион, — говорю я. — Три с полови ной месяца беременности, почти четыре — плод размером с мою ладонь, с ручками, ножками, глазами, носом, ртом, половыми органами, мозгом, сердцем, нервной системой. Это был человек, ребенок, и я, не особенно раздумывая, лишила его жизни.
Конечно, я за то, чтобы женщины имели право контролировать свое тело. У них должен быть выбор. Но все же, когда я лишила его жизни, это изменило меня навсегда; это меня ослабило. Не сразу — прежде чем последствия проявились, прошли годы, — но однажды я поняла, что совершила поступок, который невозможно исправить. Это иссушило мою душу. И хоть я не религиозна, но если бы была религиозной, то, наверное, это закрыло бы мне путь на небо. Один неосторожный поступок — и ты у Бога в черном списке.
М. не смеется над моей неудачной попыткой представить все в легкомысленном свете. Придвинувшись, он крепче прижимает меня к себе. Я хочу закончить свой рассказ — остался только один момент, хотя, возможно, самый важный, — но не могу. Словно почувствовав мое нежелание, он говорит:
— Осталось что-то еще?
— Да.
— Так расскажи.
— Нет.
М. не настаивает, чтобы я продолжала. Поцеловав меня в шею, он кладет голову мне на грудь. Его голос звучит непривычно глухо:
— Когда мы впервые встретились, ты ничего для меня не значила, и твоя твердая уверенность, что именно я убил Фрэнни, меня только забавляла. Я даже наслаждался той ролью, которую ты мне приписывала. Для меня это была игра. Но потом все изменилось. Ты стала мне очень дорога. Сначала я и не представлял, что могу полюбить тебя.
Я молча выслушиваю его признание. Эти слова, проглядывающая в его голосе нежность застают меня врасплох. Мои чувства к нему не столь определенны. Мы молча лежим, переплетясь в объятии, словно одно целое.
— Я собираюсь сообщить тебе нечто важное, — наконец говорит М.
— О Фрэнни? — Я чувствую серьезность его тона.
— Да, о ней.
— И что же? — Мое сердце начинает биться сильнее.
Отстранившись, М. приподнимается на локте и пристально смотрит на меня, его рука под одеялом слегка поигрывает пальцами на моем животе.
— Ян был знаком с Фрэнни. Он трахал ее.
— Что? — Я даже привстаю от неожиданности.
М. не отвечает, зная, что я прекрасно расслышала его слова.
— Ты врешь.
— Его так мучило чувство вины, что он признался в этом своему новому лучшему другу — «Филиппу Эллису».
— Я тебе не верю.
— Не верь, если хочешь, но это записано в ее дневнике, который ты читала; она встретилась с ним во время одной из ваших вечеринок. В дневнике она не упоминает Яна по имени — пишет только, что он репортер из «Пчелы» и что она переспала с ним той же ночью. На следующее утро он об этом сожалел, повел ее в кафе «Есть, чтобы думать» и сказал, что их свидание было ошибкой.
— Ты опять врешь! — взрываюсь я. — О человеке из «Пчелы» тебе стало известно из ее дневника. Это может быть кто угодно — ты просто пытаешься опорочить Яна, выдать его за другого.
— Я и сам поначалу не увидел связи, но Ян мне признался.
— Неправда. Он сказал бы мне об этом.
— Если действительно он ее убил, то вряд ли. — М. качает головой. — Сама посуди: ты едва его знаешь, но он вдруг чудесным образом появляется, когда Фрэнни уже мертва. Именно так этот человек возник в твоей жизни.
Вскочив с постели, я отправляюсь в кабинет, чтобы взять свою одежду. Меня душит бешенство, я не верю ни одному его слову.
М., все еще голый, следует за мной. Он смотрит, как я одеваюсь, прислонившись к дверной раме. Я надеваю белье, через голову натягиваю платье, застегиваю туфли.
— Раскрой глаза, Нора. Ты убеждена, что я виновен в гибели твоей сестры, и не видишь правды — или не хочешь ее видеть. Спроси Яна, где он был в тот день, когда убили Фрэнни.
— И спрошу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93