На середине улицы мне приходит в голову, что сегодня я встретила больше соседей, чем обычно встречаю за месяц. Я уже начинаю считать себя одной из эксцентричных пожилых женщин, о которых судачат за спиной. Кажется, я становлюсь фантомом, Человеком-Невидимкой.
Упершись руками в бока, Виктор осматривает одно из деревьев на переднем дворе, и на его лице появляется озабоченное выражение.
— Здравствуйте, Виктор! — говорю я, и он, обернувшись, приветствует меня дружеской улыбкой.
— Город прислал мне письмо,. — сообщает хозяин дома. — Нам собираются заменить деревья на переднем дворе.
— Это зачем?
— Потому что они умирают, — странно взглянув на меня, отвечает Виктор.
Я смотрю на деревья — они действительно кажутся нездоровыми. Сейчас только конец августа, а на них уже нет листьев. Мне вспоминается прошлый год, когда их густая листва щедро затеняла передний двор. Но я не успеваю задуматься над этим, так как тут же вспоминаю, что мне нет до этого никакого дела.
— У них неглубокие корни, — говорит Виктор. — Они долго не живут.
— Это нормально? — скрывая свое безразличие, спрашиваю я.
— Для этой породы — да. Обычно такие деревья живут от пяти до пятнадцати лет. Вот, смотрите, те деревья дают хорошую тень.
Мне почему-то сразу вспоминается выражение «дает хороший нагоняй». Мэр дает хороший нагоняй. Дерево дает хорошую тень. Я начинаю смеяться и тут же замолкаю, когда Виктор снова как-то странно смотрит на меня.
— Как там Ричард и Эбби? — из вежливости спрашиваю я. Ричард — это его сын, тоже занятый в строительном бизнесе, они с женой живут в нескольких домах от меня. Пока Виктор не построил этот дом, Ричард жил во второй половине моего нынешнего дома.
— Прекрасно. — Виктор все еще глядит на облетевшее дерево. — Просто прекрасно. В январе у них должен родиться ребенок.
— Ребенок? — переспрашиваю я, и он подтверждает, что Эбби беременна.
— Это просто невероятно.
По каким-то непонятным причинам беременность Эбби меня поражает. Мне казалось, что я говорила с ней не далее как на прошлой неделе, и тогда ее живот определенно был плоским, как стол. На самом деле с тех пор прошло шесть или семь месяцев.
— Ну и ну! — удивленно говорю я, чувствуя легкое покалывание в сердце, как бывает всегда, когда мне сообщают, что у кого-то будет ребенок. — Это замечательно! Они хотят девочку или мальчика?
— У них будет мальчик. Эбби прошла тест, и доктор подтвердил это.
Значит, мальчик, думаю я. Это именно то, что нужно миру — еще один представитель сильного пола. Южный Дэвис наводнили мальчики. Мужчина и женщина, которые живут во второй половине моего дома, в прошлом месяце тоже родили мальчика. А где же девочки? И кому нужно так много мальчиков?
Поездку в Сакраменто я откладываю на самый крайний срок. Правда заключается в том, что я немного свихнулась со своим двухнедельным предупреждением. Выбираясь из узкого мирка, ограниченного городской чертой Дэвиса, я чувствую себя так, будто покидаю свое убежище и попадаю в иностранное государство. Подумать только, убежище! Я смеюсь. Моя жизнь в Дэвисе с М. отнюдь не безопасна, и тем не менее Сакраменто мне чужд — он олицетворяет ту жизнь, с которой я рассталась. Пересекая Тауэр-бридж, я чувствую себя блудной дочерью, возвращающейся домой после долгого отсутствия и обнаруживающей, что теперь она никому не нужна на родной земле. Этот город, как и мой прежний образ жизни, больше мне не принадлежит.
Квартира Яна располагается в центре города, и я проезжаю по бульвару Кэпитол-молл, а за позолоченным куполом Капитолия поворачиваю направо. Ян живет всего в нескольких кварталах отсюда, на тенистой улице, вдоль которой растут вязы. Я оставляю машину на обочине и направляюсь к его дому — увитому плющом коричневому оштукатуренному зданию. Тротуар потрескался от времени, и из-за этого жилище Яна не кажется мне слишком чужим.
Подойдя к двери, я звоню и жду, когда мне откроют. В свое время Ян дал мне ключ, но я никогда им не пользовалась. С его стороны это был символический жест — мы редко встречались у него дома, — но я знаю, он надеялся, что в результате наши судьбы еще больше переплетутся. Получилось, однако, совсем не так: с того дня, когда я узнала, что Ян трахал Фрэнни — и даже раньше, когда впервые переспала с М., — наши дороги стали расходиться. Мы видимся все реже и реже. Не было никакого драматического разрыва, просто отношения постепенно сходят на нет. Три дня между встречами превращаются в четыре, четыре — в пять и так далее. Что-то надломилось, между нами воцарилась какая-то неловкость, образовалась брешь, которую мы не в силах заделать. Ключ остается символом, но уже не символом надежды, скорее, он символизирует провал. С моей стороны было бы просто бесцеремонно сейчас им пользоваться.
Сквозь стеклянную панель я пытаюсь рассмотреть, что происходит за дверью. Вот Ян подходит к ней, светлые волосы всклокочены, на нем очки для чтения, в руке он сжимает какие-то бумаги. Когда он видит перед собой меня, на его лице на миг появляются удивление и раздражение, но он тут же прячет их за улыбкой. Слишком поздно. Я уже заметила его неудовольствие.
— Нора, — говорит Ян и нервно шелестит бумагами.
— Привет. Я просто была поблизости — вот и решила заехать.
— Поблизости, — повторяет он и слегка улыбается, так как мы оба знаем, что это неправда.
Он все еще не приглашает меня войти.
— Мне нужно было видеть тебя, — говорю я.
Ян отступает от двери и дает мне пройти. Из коридора я попадаю в гостиную. Квартира светлая и просторная, с вентиляторами на потолке и снежно-белыми стенами, которые Ян все еще не успел отделать. На одной стене висит репродукция гравюры Джорджии О’Киффи, изображающая коровий череп. В тот момент, когда я сажусь на кушетку, в комнату входит плотная седовласая женщина пятидесяти с небольшим лет, в руках у нее ведерко с хозяйственными принадлежностями: губками, щетками, желтыми резиновыми перчатками. Я заключаю, что это Пэт, уборщица, о которой Ян как-то упоминал.
— Я закончила, — громким, жизнерадостным голосом про износит она, затем, увидев меня, добавляет: — О, извините, не знала, что вы не один.
Ян представляет меня как свою подружку. После обмена любезностями женщина берет со стола чек, собирает свои принадлежности и уходит, пообещав прийти на следующей неделе. С ее уходом воцаряется неловкое молчание.
— Над чем ты сейчас работаешь? — Я кивком указываю на бумаги, которые он держит в руке.
— А, это? — с отсутствующим видом говорит Ян. — Да так, ерунда. Просто… — Он замолкает. Швырнув бумаги на кофейный столик, на котором уже лежат ножи и три нетронутых куска дерева, он садится напротив меня. — Зачем ты приехала?
Лицо Яна выражает такое беспокойство, что мне хочется разгладить его брови, но я этого не делаю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Упершись руками в бока, Виктор осматривает одно из деревьев на переднем дворе, и на его лице появляется озабоченное выражение.
— Здравствуйте, Виктор! — говорю я, и он, обернувшись, приветствует меня дружеской улыбкой.
— Город прислал мне письмо,. — сообщает хозяин дома. — Нам собираются заменить деревья на переднем дворе.
— Это зачем?
— Потому что они умирают, — странно взглянув на меня, отвечает Виктор.
Я смотрю на деревья — они действительно кажутся нездоровыми. Сейчас только конец августа, а на них уже нет листьев. Мне вспоминается прошлый год, когда их густая листва щедро затеняла передний двор. Но я не успеваю задуматься над этим, так как тут же вспоминаю, что мне нет до этого никакого дела.
— У них неглубокие корни, — говорит Виктор. — Они долго не живут.
— Это нормально? — скрывая свое безразличие, спрашиваю я.
— Для этой породы — да. Обычно такие деревья живут от пяти до пятнадцати лет. Вот, смотрите, те деревья дают хорошую тень.
Мне почему-то сразу вспоминается выражение «дает хороший нагоняй». Мэр дает хороший нагоняй. Дерево дает хорошую тень. Я начинаю смеяться и тут же замолкаю, когда Виктор снова как-то странно смотрит на меня.
— Как там Ричард и Эбби? — из вежливости спрашиваю я. Ричард — это его сын, тоже занятый в строительном бизнесе, они с женой живут в нескольких домах от меня. Пока Виктор не построил этот дом, Ричард жил во второй половине моего нынешнего дома.
— Прекрасно. — Виктор все еще глядит на облетевшее дерево. — Просто прекрасно. В январе у них должен родиться ребенок.
— Ребенок? — переспрашиваю я, и он подтверждает, что Эбби беременна.
— Это просто невероятно.
По каким-то непонятным причинам беременность Эбби меня поражает. Мне казалось, что я говорила с ней не далее как на прошлой неделе, и тогда ее живот определенно был плоским, как стол. На самом деле с тех пор прошло шесть или семь месяцев.
— Ну и ну! — удивленно говорю я, чувствуя легкое покалывание в сердце, как бывает всегда, когда мне сообщают, что у кого-то будет ребенок. — Это замечательно! Они хотят девочку или мальчика?
— У них будет мальчик. Эбби прошла тест, и доктор подтвердил это.
Значит, мальчик, думаю я. Это именно то, что нужно миру — еще один представитель сильного пола. Южный Дэвис наводнили мальчики. Мужчина и женщина, которые живут во второй половине моего дома, в прошлом месяце тоже родили мальчика. А где же девочки? И кому нужно так много мальчиков?
Поездку в Сакраменто я откладываю на самый крайний срок. Правда заключается в том, что я немного свихнулась со своим двухнедельным предупреждением. Выбираясь из узкого мирка, ограниченного городской чертой Дэвиса, я чувствую себя так, будто покидаю свое убежище и попадаю в иностранное государство. Подумать только, убежище! Я смеюсь. Моя жизнь в Дэвисе с М. отнюдь не безопасна, и тем не менее Сакраменто мне чужд — он олицетворяет ту жизнь, с которой я рассталась. Пересекая Тауэр-бридж, я чувствую себя блудной дочерью, возвращающейся домой после долгого отсутствия и обнаруживающей, что теперь она никому не нужна на родной земле. Этот город, как и мой прежний образ жизни, больше мне не принадлежит.
Квартира Яна располагается в центре города, и я проезжаю по бульвару Кэпитол-молл, а за позолоченным куполом Капитолия поворачиваю направо. Ян живет всего в нескольких кварталах отсюда, на тенистой улице, вдоль которой растут вязы. Я оставляю машину на обочине и направляюсь к его дому — увитому плющом коричневому оштукатуренному зданию. Тротуар потрескался от времени, и из-за этого жилище Яна не кажется мне слишком чужим.
Подойдя к двери, я звоню и жду, когда мне откроют. В свое время Ян дал мне ключ, но я никогда им не пользовалась. С его стороны это был символический жест — мы редко встречались у него дома, — но я знаю, он надеялся, что в результате наши судьбы еще больше переплетутся. Получилось, однако, совсем не так: с того дня, когда я узнала, что Ян трахал Фрэнни — и даже раньше, когда впервые переспала с М., — наши дороги стали расходиться. Мы видимся все реже и реже. Не было никакого драматического разрыва, просто отношения постепенно сходят на нет. Три дня между встречами превращаются в четыре, четыре — в пять и так далее. Что-то надломилось, между нами воцарилась какая-то неловкость, образовалась брешь, которую мы не в силах заделать. Ключ остается символом, но уже не символом надежды, скорее, он символизирует провал. С моей стороны было бы просто бесцеремонно сейчас им пользоваться.
Сквозь стеклянную панель я пытаюсь рассмотреть, что происходит за дверью. Вот Ян подходит к ней, светлые волосы всклокочены, на нем очки для чтения, в руке он сжимает какие-то бумаги. Когда он видит перед собой меня, на его лице на миг появляются удивление и раздражение, но он тут же прячет их за улыбкой. Слишком поздно. Я уже заметила его неудовольствие.
— Нора, — говорит Ян и нервно шелестит бумагами.
— Привет. Я просто была поблизости — вот и решила заехать.
— Поблизости, — повторяет он и слегка улыбается, так как мы оба знаем, что это неправда.
Он все еще не приглашает меня войти.
— Мне нужно было видеть тебя, — говорю я.
Ян отступает от двери и дает мне пройти. Из коридора я попадаю в гостиную. Квартира светлая и просторная, с вентиляторами на потолке и снежно-белыми стенами, которые Ян все еще не успел отделать. На одной стене висит репродукция гравюры Джорджии О’Киффи, изображающая коровий череп. В тот момент, когда я сажусь на кушетку, в комнату входит плотная седовласая женщина пятидесяти с небольшим лет, в руках у нее ведерко с хозяйственными принадлежностями: губками, щетками, желтыми резиновыми перчатками. Я заключаю, что это Пэт, уборщица, о которой Ян как-то упоминал.
— Я закончила, — громким, жизнерадостным голосом про износит она, затем, увидев меня, добавляет: — О, извините, не знала, что вы не один.
Ян представляет меня как свою подружку. После обмена любезностями женщина берет со стола чек, собирает свои принадлежности и уходит, пообещав прийти на следующей неделе. С ее уходом воцаряется неловкое молчание.
— Над чем ты сейчас работаешь? — Я кивком указываю на бумаги, которые он держит в руке.
— А, это? — с отсутствующим видом говорит Ян. — Да так, ерунда. Просто… — Он замолкает. Швырнув бумаги на кофейный столик, на котором уже лежат ножи и три нетронутых куска дерева, он садится напротив меня. — Зачем ты приехала?
Лицо Яна выражает такое беспокойство, что мне хочется разгладить его брови, но я этого не делаю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93