Эта ювелирная работа займет несколько часов. Только после этого он сможет позволить себе вспомнить про свою молодую жену.
О том, что он будет делать с ядом дальше, Саймон пока не решил. Скорее всего, готовое зелье придется отдать в жадные руки Честного Ричарда, чтобы тот смог убить ребенка, сидевшего на королевском троне.
Этот ребенок не мог в глазах Саймона выглядеть безгрешным уже потому, что в нем текла кровь Плантагенетов, а отцом его был Джон Лекленд, худший король за всю историю Англии. Да и шанс умереть в самом ближайшем будущем у юного короля был очень велик — если Ричарду и не удастся отравить его, то найдутся другие, кто пожелает поскорее свети его в могилу.
И все же Саймон еще не принял окончательного решения. Сначала надо составить и проверить яд. Потом он хорошенько спрячет его от непрошеных гостей, которых посылает ему Ричард, и будет думать.
Оставшаяся девственницей в свою брачную ночь Элис уснула почти сразу. Было что-то странное, удивительное в том, что она так легко засыпала в его присутствии. Такое случается, особенно с очень впечатлительными людьми. Во сне исчезает страх.
Он снял с себя верхнюю накидку, оставшись в легкой рубашке. Закатал повыше рукава. Элис спала крепко, и Саймон не собирался будить ее.
Впереди у него долгая, ветреная и ненастная ночь.
Когда Саймон Наваррский повел ее сестру к выходу, Клер рванулась с места, готовая вцепиться в чародея и вырвать Элис у него из рук.
Порыв ее был безрассуден, хотя и понятен Томасу. Он перекрыл Клер дорогу своим мощным телом, потом схватил девушку под руку и силой потащил ее прочь, пользуясь тем, что Ричард был увлечен выступлением приглашенных на свадебный пир акробатов.
Клер вырывалась, но Томас лишь крепче обхватил ее за талию, прикрыл ей рот ладонью и вытащил из зала в пустынный полутемный коридор. Клер отчаянно пиналась своими остроносыми жесткими туфлями, и Томас, покорно принимая удары по ногам, беспокоился лишь о том, как бы она не попала повыше. Впрочем, Клер скорее всего не знала, какое место у мужчин наиболее уязвимо.
Сэр Томас ошибался. Клер прекрасно это знала. Она не переходила определенных границ по единственной причине: боялась, что гнев рыцаря окажется слишком сильным и он просто-напросто прибьет ее за такие штуки.
Сэр Томас терпел до тех пор, пока они с Клер не оказались во дворе замка, и только здесь он отнял от губ девушки свою ладонь. Клер немедленно разразилась пронзительным криком, на который тревожным ржанием откликнулась лошадь, стоявшая в конюшне. Томас мог биться об заклад, что знает, КАКАЯ именно кобылка ответила Клер.
— Ублюдок! — гневно выкрикнула Клер. — Пес проклятый! Этого я тебе никогда не прощу! Клянусь, я…
Не договорив, она рванулась прочь, но Томас успел перехватить ее и прижал Клер спиной к себе. Она неистово билась в его руках; ее пышные волосы то и дело задевали лицо Томаса, и он невольно вдыхал их запах — горьковатый, слегка мускусный, крепкий. Округлые маленькие ягодицы Клер были прижаты сейчас к бедрам Томаса, и он вдруг почувствовал свою оживающую плоть. Это было совершенно неожиданно. Он с удивлением обнаружил, что голос тела, плоти оказался сильнее, чем голос разума, подкрепленный постоянными молитвами.
— Вы ничего не можете изменить, — хрипло сказал Томас, пребывая в страхе перед собственным телом. — Он ее муж, они дали друг другу супружескую клятву. Никто не принуждал ее, она сама сделала свой выбор.
— Она поступила так из-за меня! — простонала Клер. — Она пошла за этого… за это чудовище ради моего спасения. Я не хочу, чтобы она приносила себя в жертву! Если не можете помочь мне, тогда хотя бы не мешайте. Я сама сумею спасти ее. Если не поторопиться, будет поздно!
— Она ушла всего несколько минут тому назад, — возразил Томас. — Они едва успели дойти до его комнаты.
— А что, если он начнет целовать ее прямо на лестнице?
Наступила странная тишина. Томас вспомнил о том, как он сам целовал однажды Клер, и случилось это именно на лестнице. Никто на свете не смог бы оторвать его тогда от этого занятия.
— Никто не вправе вмешиваться в отношения между мужем и женой, — сказал Томас, смутно вспоминая при этом свою веселую женушку Гвинет. — Она сделала свой выбор.
— Ради меня! — упрямо повторила Клер. Томас, чтобы не распаляться еще сильнее, повернул Клер лицом к себе.
— Не нужно считать, что весь мир вращается вокруг вас, леди Клер! — сказал он. — Если бы вы умели думать не только о себе, то давно бы поняли, что леди Элис хотела стать женой Саймона Наваррского, и вы здесь ни при чем.
— Это невозможно! — поразилась Клер. — О чем вы говорите?
Похоже, Томасу удалось хорошенько встряхнуть ее мозги.
— К счастью, не все женщины на земле тщеславны и глупы, — огрызнулся он.
Клер вдруг притихла. Томас знал, что такое затишье бывает перед сильной бурей.
— Та-ак, — протянула она. — Значит, все-таки не все женщины кажутся вам теперь недостойными внимания, хотя сама я, разумеется, не попадаю в их число.
— Я не считаю вас недостойной внимания.
— Но все же я — пустышка и дура, не так ли? — продолжала наступать Клер.
— Да, вы тщеславны и глупы, — запальчиво воскликнул Томас, — потому что глупо полагать, будто в ваших силах изменить или отменить то, что происходит сейчас в комнате Саймона Наваррского! Как вы не поймете, что не нужно мешать вашей сестре? Она вышла замуж добровольно, а вовсе не ради вашего спасения. Это все ваши домыслы, глупость и тщеславие. Оставьте сестру в покое, Клер.
Он впервые назвал ее по имени, но Клер, казалось, этого даже не заметила. На глазах ее блеснули слезы, и Томас почувствовал себя виноватым. Его тянуло к ней с неистовой силой, и причиной тому его собственное обезумевшее от любви сердце.
Клер смотрела в лицо Томаса с надеждой и отчаянием, а он, глядя на нее, думал о том, что его любовь к Гвинет, — точнее, то, что он принимал за любовь, — была всего лишь мальчишеской похотью. Ричард обещал земли и золото тому, кто женится на Гвинет. А она прельщала своим роскошным телом и готовностью поделиться всеми тайнами любви — освященной, разумеется, законным браком.
Это осталось в прошлом, но жизнь еще не кончена. Как хотелось бы Томасу уехать отсюда куда-нибудь далеко-далеко, туда, где ему всегда будут светить эти прекрасные зеленые глаза. Эти глаза не знали бы слез, Томас не позволил бы им плакать никогда — разве только от радости.
Налетел порыв ветра, распушил волосы Клер, взметнул их вверх и помчался дальше, предвещая ненастье. Небо озарилось вспышкой далекой молнии, и в воздухе сразу запахло дождем.
— Позвольте мне проводить вас в вашу комнату, леди Клер. Там с вами будет ваша служанка, а сам я устроюсь возле вашей двери. Вы проведете ночь в полной безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
О том, что он будет делать с ядом дальше, Саймон пока не решил. Скорее всего, готовое зелье придется отдать в жадные руки Честного Ричарда, чтобы тот смог убить ребенка, сидевшего на королевском троне.
Этот ребенок не мог в глазах Саймона выглядеть безгрешным уже потому, что в нем текла кровь Плантагенетов, а отцом его был Джон Лекленд, худший король за всю историю Англии. Да и шанс умереть в самом ближайшем будущем у юного короля был очень велик — если Ричарду и не удастся отравить его, то найдутся другие, кто пожелает поскорее свети его в могилу.
И все же Саймон еще не принял окончательного решения. Сначала надо составить и проверить яд. Потом он хорошенько спрячет его от непрошеных гостей, которых посылает ему Ричард, и будет думать.
Оставшаяся девственницей в свою брачную ночь Элис уснула почти сразу. Было что-то странное, удивительное в том, что она так легко засыпала в его присутствии. Такое случается, особенно с очень впечатлительными людьми. Во сне исчезает страх.
Он снял с себя верхнюю накидку, оставшись в легкой рубашке. Закатал повыше рукава. Элис спала крепко, и Саймон не собирался будить ее.
Впереди у него долгая, ветреная и ненастная ночь.
Когда Саймон Наваррский повел ее сестру к выходу, Клер рванулась с места, готовая вцепиться в чародея и вырвать Элис у него из рук.
Порыв ее был безрассуден, хотя и понятен Томасу. Он перекрыл Клер дорогу своим мощным телом, потом схватил девушку под руку и силой потащил ее прочь, пользуясь тем, что Ричард был увлечен выступлением приглашенных на свадебный пир акробатов.
Клер вырывалась, но Томас лишь крепче обхватил ее за талию, прикрыл ей рот ладонью и вытащил из зала в пустынный полутемный коридор. Клер отчаянно пиналась своими остроносыми жесткими туфлями, и Томас, покорно принимая удары по ногам, беспокоился лишь о том, как бы она не попала повыше. Впрочем, Клер скорее всего не знала, какое место у мужчин наиболее уязвимо.
Сэр Томас ошибался. Клер прекрасно это знала. Она не переходила определенных границ по единственной причине: боялась, что гнев рыцаря окажется слишком сильным и он просто-напросто прибьет ее за такие штуки.
Сэр Томас терпел до тех пор, пока они с Клер не оказались во дворе замка, и только здесь он отнял от губ девушки свою ладонь. Клер немедленно разразилась пронзительным криком, на который тревожным ржанием откликнулась лошадь, стоявшая в конюшне. Томас мог биться об заклад, что знает, КАКАЯ именно кобылка ответила Клер.
— Ублюдок! — гневно выкрикнула Клер. — Пес проклятый! Этого я тебе никогда не прощу! Клянусь, я…
Не договорив, она рванулась прочь, но Томас успел перехватить ее и прижал Клер спиной к себе. Она неистово билась в его руках; ее пышные волосы то и дело задевали лицо Томаса, и он невольно вдыхал их запах — горьковатый, слегка мускусный, крепкий. Округлые маленькие ягодицы Клер были прижаты сейчас к бедрам Томаса, и он вдруг почувствовал свою оживающую плоть. Это было совершенно неожиданно. Он с удивлением обнаружил, что голос тела, плоти оказался сильнее, чем голос разума, подкрепленный постоянными молитвами.
— Вы ничего не можете изменить, — хрипло сказал Томас, пребывая в страхе перед собственным телом. — Он ее муж, они дали друг другу супружескую клятву. Никто не принуждал ее, она сама сделала свой выбор.
— Она поступила так из-за меня! — простонала Клер. — Она пошла за этого… за это чудовище ради моего спасения. Я не хочу, чтобы она приносила себя в жертву! Если не можете помочь мне, тогда хотя бы не мешайте. Я сама сумею спасти ее. Если не поторопиться, будет поздно!
— Она ушла всего несколько минут тому назад, — возразил Томас. — Они едва успели дойти до его комнаты.
— А что, если он начнет целовать ее прямо на лестнице?
Наступила странная тишина. Томас вспомнил о том, как он сам целовал однажды Клер, и случилось это именно на лестнице. Никто на свете не смог бы оторвать его тогда от этого занятия.
— Никто не вправе вмешиваться в отношения между мужем и женой, — сказал Томас, смутно вспоминая при этом свою веселую женушку Гвинет. — Она сделала свой выбор.
— Ради меня! — упрямо повторила Клер. Томас, чтобы не распаляться еще сильнее, повернул Клер лицом к себе.
— Не нужно считать, что весь мир вращается вокруг вас, леди Клер! — сказал он. — Если бы вы умели думать не только о себе, то давно бы поняли, что леди Элис хотела стать женой Саймона Наваррского, и вы здесь ни при чем.
— Это невозможно! — поразилась Клер. — О чем вы говорите?
Похоже, Томасу удалось хорошенько встряхнуть ее мозги.
— К счастью, не все женщины на земле тщеславны и глупы, — огрызнулся он.
Клер вдруг притихла. Томас знал, что такое затишье бывает перед сильной бурей.
— Та-ак, — протянула она. — Значит, все-таки не все женщины кажутся вам теперь недостойными внимания, хотя сама я, разумеется, не попадаю в их число.
— Я не считаю вас недостойной внимания.
— Но все же я — пустышка и дура, не так ли? — продолжала наступать Клер.
— Да, вы тщеславны и глупы, — запальчиво воскликнул Томас, — потому что глупо полагать, будто в ваших силах изменить или отменить то, что происходит сейчас в комнате Саймона Наваррского! Как вы не поймете, что не нужно мешать вашей сестре? Она вышла замуж добровольно, а вовсе не ради вашего спасения. Это все ваши домыслы, глупость и тщеславие. Оставьте сестру в покое, Клер.
Он впервые назвал ее по имени, но Клер, казалось, этого даже не заметила. На глазах ее блеснули слезы, и Томас почувствовал себя виноватым. Его тянуло к ней с неистовой силой, и причиной тому его собственное обезумевшее от любви сердце.
Клер смотрела в лицо Томаса с надеждой и отчаянием, а он, глядя на нее, думал о том, что его любовь к Гвинет, — точнее, то, что он принимал за любовь, — была всего лишь мальчишеской похотью. Ричард обещал земли и золото тому, кто женится на Гвинет. А она прельщала своим роскошным телом и готовностью поделиться всеми тайнами любви — освященной, разумеется, законным браком.
Это осталось в прошлом, но жизнь еще не кончена. Как хотелось бы Томасу уехать отсюда куда-нибудь далеко-далеко, туда, где ему всегда будут светить эти прекрасные зеленые глаза. Эти глаза не знали бы слез, Томас не позволил бы им плакать никогда — разве только от радости.
Налетел порыв ветра, распушил волосы Клер, взметнул их вверх и помчался дальше, предвещая ненастье. Небо озарилось вспышкой далекой молнии, и в воздухе сразу запахло дождем.
— Позвольте мне проводить вас в вашу комнату, леди Клер. Там с вами будет ваша служанка, а сам я устроюсь возле вашей двери. Вы проведете ночь в полной безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83