ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

[с.264]
В 1925 г. Советское правительство приняло решение (в рамках сотрудничества с Гоминьданом) об учреждении в Москве Университета имени Сунь Ятсена. Это учебное заведение готовило прежде всего кадры политических работников-революционеров. Отбор будущих слушателей всецело доверялся китайской стороне. На открытии Университета в ноябре 1925 г. выступил Троцкий, проявлявший интерес к китайской революции как практической попытке осуществления “перманентной революции”. Первым ректором Университета был К. Радек, читавший там лекции по истории китайской революции Известно, что осенью 1926 г. перед слушателями выступали Троцкий и Сталин, между которыми возникла дискуссия о характере китайской революции. По Троцкому, на повестке дня в Китае стояла социалистическая революция, по Сталину — буржуазная. Исходя из разных посылок, ораторы формулировали исходные принципы. Троцкий считал необходимым разрыв с Гоминьданом, Сталин — сотрудничество с ним. Университет функционировал до 1930 г. [с.264]
ГЛАВА II
ПАН-АЗИЯ — ЕВРАЗИЯ — ПАН-ЕВРОПА
Прочитавший этот заголовок может по праву возразить: ведь пространственно-исторический анализ возможности осуществления панидей на реальной почве должен в сущности принимать во внимание традицию изображения пяти привычных частей Света, тем более что она последнее время оспаривается Банзе, Обетом, политической сектой евразийцев и др.
Фактически уже с 1900 г. мы находим первую в государственно-правовом смысле консолидированную часть Света — Австралию, первую претворенную в жизнь континентальную панидею лишь в этой пятой части Света, следовательно, вне рамок так называемого Старого Света, равно как и первую организованную на основе международного права пан-Америку. Однако так называемому Старому Свету до сих пор не удалось прийти к схожим устойчивым объединениям, и прежде всего потому, что от его оспариваемых переходных ландшафтов по окраине восточной части романского Средиземноморья исходит пространственно-политическая борьба панидей, бросающая из прошлого свои тени на нынешние возможности образований. Эти тени падают сюда от первых схваток между сухопутной (континентальной) и морской (океанской или, вернее, талассийской) панидеями, а именно от первого паназиатского рывка (Anlauf) к Персидской мировой империи и от первой хотя еще и не панъевропейской, но все же панэллинской оборонительной борьбы, которая затем в противодействии идее господства на море некоей восточно-средиземноморской державы переросла в блеск походов Александра Македонского и расцвет эллинизма, затем мировой Римской империи с сильной эллинистической основой.
При этом мы — вопреки нашему собственному убеждению — были несколько щедры с обозначениями “мировая империя”, “часть Света”, потому что не у нас, а у большинства европейцев все еще преобладает и поныне устаревшее, ложное понятие так называемой европоцентристской всемирной истории, ограничивающейся в сущности лишь историей Средиземноморья, тогда как следовало бы видеть и обозревать мир, взятый в целом. В таком случае масштаб панидей древности — несмотря на их принципиальное значение и влияние вплоть до сегодняшнего дня — существенно уменьшается. Но это принципиальное значение создания некоей первой теории панидей, как и влияние на наше время, все же имеет своим истоком их первое столкновение в регионе переходного ландшафта между Азией и Европой — персидские войны . Именно в его ходе возникли — подобно судьбоносному слогу “пан” для обозначения народного [с.265] духа и земного пространства — первые основные понятия, связанные с осуществлением панидей, складыванием самоуправных (eigenwilligen) государственно-политических образований — от свободного государства типа греческого полиса до действующих на основе международного права союзов, консолидации гетерогенных культурных кругов (как шумеро-месопотамский, египетский, индо-серийский , иранский) в монархические пространственные образования с общим коммуникационным и государственным правом, как в Персидской мировой империи. Пусть останется ей поэтому гордое название первой мировой империи, ибо она первая соединила друг с другом три главных исторических народных ядра человечества — европейское, индийское и восточно-азиатское, хотя и лишь путем контактов с окраинными землями и преходящим включением окраинных ландшафтов.
По сути дела некоторые основные процессы, еще и сегодня создающие главную трудность для оправданного разделения или для более глубокой связи на пути движения идей — пан-Азия — Евразия — пан-Европа, обнаруживаются уже в фундаменте Персидской империи и ее культурного круга: не преодолимые ее динамикой и статикой, взорвавшие в конце концов ее союз силы. Когда позже эллинизм выступил в рамках этой великой империи в роли преемника власти и (согласно “Законам пространственного роста государств” Ратцеля) должен был на ее почве обосноваться и ей уподобиться, тогда панэллинскому Зевсу пришлось не лучше, чем ранее великому монарху Ирана. Античная техника коммуникаций была недостаточной для устойчивого закрепления огромных пространств, и гений Александра Македонского распылился, — найдя, разумеется позже, причудливое историческое возрождение в идеях ислама о власти и в македонском вопросе. Правда, его македонцы имели мало общего с их нынешними славяно-болгарскими наследниками в центральном балканском ландшафте . И тем не менее эти последние живут в отблеске первого, довольно-таки бренного соединения Ату и Эреба в некоей евро-азиатской панидее, так что ее полемическое произведение “La Macedonie” (“Македония”) воспринимается с большим благоговением, чем его обычно проявляют балканские меньшинства. Здесь первый луч света падает на призрачное вторичное появление кажущихся мертвыми панидей в современной истории и — в хвалебных песнях (Kant).
Но обольстительный блеск образа самого великого македонца (который еще и сегодня обеспечивает македонскому вопросу большее международно-политическое внимание, чем то, каким, например, пользуется украинский, несмотря на огромное различие между обоими, учитывая численность и силу [соответствующих народов], кроется обоснованно в том, что в своем крайне преходящем пространственном творении Александр Македонский соединил то, что пространственный инстинкт его времени признавал несовместимым на длительный срок с техническими средствами античности: центральный ландшафт обширной степи [с.266] и периферийное восточно-средиземноморское побережье и островной мир эллинов — две разноустремленные пространственные стихии, и что он устрашил третью пространственную стихию — властителем которой не стали ни центральный Иран, ни периферийная Средиземноморская империя и от которой для обоих позже пришла гибель из-за гениального заблуждения на двух окраинах — на Дунае и Яаксарте , — так что эта стихия, а именно зона сармато-скифских невосприимчивых к образованию и порядку странствующих бродяг, не повредила его ставшей эфемерной панидее!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161