Вместо этого общественное мнение Внутренней Европы поворачивает в ложную сторону, к целеустремленно конструируемому французской политической наукой понятию “безопасность” (surete). Исходя из этого, мы должны здесь более широко изложить развитие трудов, посвященных разработке пограничной обороны и рубежей обороны, ибо лишь на этой основе можно проводить опыты в современной истории. [с.206]
Исследуя ныне ценность укрепления искусственных границ — а этому, как нам кажется, учит история и ход мировой войны в Европе, — мы обнаруживаем в соответствии с более ясным пониманием того, чего хотели с политической точки зрения добиться от войны, что французско-русской стороной проблема была более четко продумана.
Укрепленный район (region fortifiee) как целое длительное время в сущности выполнял свою цель, задерживая силы наступающих во Франции и Польше, но почти нигде не являясь отдельным полем боя, малым заграждением, а также крупной защищенной горловиной коммуникаций (Verkehrskopf).
Ряд заградительных фортов от высот Зундгау до Мааса с Эпиналем, Тулем и Верденом позади по причине подготовленного ландшафта и населения все же приостановил — вопреки наполовину выполнявшемуся, но тем не менее признанному руководящим плану Шлиффена — слишком мощный удар левого фланга германской армии. Даже “trouee de Charmes” — известная и часто описываемая как стратегическая ловушка — смогла хитростью добиться, что VI [германская] армия была на волосок от бегства, для чего она и сооружалась, но, когда дело приняло серьезный оборот, в разгар кажущегося успеха, ее опасность была все-таки упущена из вида и недооценена. Однако и линия по реке Сан, — столь высмеянная Тойловом, — линия болот около реки Нарев с ее устаревшими заградительными позициями, итальянская полоса горных укреплений полностью, и притом не один раз, выполнили свою цель в качестве сооружений, способных сдержать наступление. Естественно, географический локальный колорит отдельных обороняемых пограничных пространств проявлялся по-разному, но известные общие характерные черты все же сохранились: например, трудность, возникшая повсюду при ведении военных операций из-за большого скопления населения, роста городов, “урбанизма”. Особенно отчетливо это показали Лилль, Лодзь, Лемберг (Львов), Варшава, Брюссель, Киев, Бухарест. Отныне Вена, расположенная в открытой котловине, Берлин со своей подвижной массой населения, с отстоящей от него на 90 км внешней пограничной обороной предрасположены к схожим переживаниям.
Фактом является и то, что степень разоружения Везера, единственного, еще сравнительно крупного немецкого водотока, который можно обозначить как “немецкую многоводную реку” (“Deutscher Strom”) , также недостаточно осознана немецким народом. Наши рельсопрокатные станы фактически принадлежат иностранцам, и использование их мощной структуры на военные цели скоро станет секретом полишинеля; для чужеземцев мы сооружаем и новые водные пути, о которых возвестили с таким шумом.
Ни один иностранец в Индии и Китае не осмелится сегодня потребовать больше самой малости того, что житель Пфальца молча переносит на немецкой земле; в праве на самоопределение [с.207] мы фактически опустились ниже уровня многих развивающихся муссонных стран; и Ханькоу, и Гонконг, и Кантон (Гуанчжоу), и Мукден (Шэньян) имеют совсем иную оборону морских или сухопутных границ, чем Гамбург, Мюнхен или Кёльн.
После такого беглого рассмотрения трансформации понятия “оборона границы” во Внутренней Европе в результате войны и популярного после нее, вначале не предусмотренного в этом объеме у противников коммуникационно-географического разоружения своего населения благодаря своеобразной заслуге своего внутриполитического большинства, кажется почти излишним бросить еще один взгляд, вдаваясь в подробности, на техническое осуществление и на уроки хода войны. И все-таки этот взгляд необходим и поучителен, например, принимая во внимание события в западной части Тихого океана, означающие, что в мире наступают возможные перемещения силы (Machtverlagerungen), которые смогли бы быстро освободить нас от известных оков в обороне границ, если мы решимся в этом участвовать. А для этого, разумеется, следовало бы предварительно знать самое необходимое.
Поддержание границы в боеспособном состоянии требует прежде всего тщательной, кропотливой работы всех в государстве во имя достижимой пограничной обороны, но без ревности ведомств, без столь вредного в прежней Германии принуждения для всех понимающих толк в военном деле, в общественном мнении внутри страны с воплями о тройном количестве того, что надо было требовать как минимальное от ограниченных еще и сегодня в буквальном смысле слова многовековым партикуляризмом народных представителей. Ведь это незнание меры, естественно, вызывает страх за границей. Излечение от этого недуга обусловливает воспитательно-техническую подготовку и возрождение чувства границы у всех, как, скажем, этому содействовали сочинение Тэно и школа Жильбера — Бонналя — Фоша — Ланглуа во Франции. Это важнее, чем игра в разного рода солдатики, замена недостающих боевых машин деревянными макетами, недостающих авиаэскадрилий россказнями о поражении вражеских самолетов сказочными, направляемыми сверху лучами. А для этого желательно воспитание с использованием особого природного блага — рек и горных преград, морских и болотных ландшафтов, как это доказали на деле в истории пограничных боев Летцен, а ранее Мантуя 18 , а также знание того, какое сдерживающее влияние оказывают на сношения индустриальные ландшафты, подобно тому как это выжал из невзрачного опыта пограничных сражений 1870 г. Верди (Verdy) в своей работе “Ereignisse in den Grenzbezirken” (“События в пограничных округах”) xxii .
Труд Зеессельберга, обобщающий скорее реальный опыт, чем процесс мышления, является первым шагом к этому. Здесь [с.208] многим нашим союзам и объединениям отечественных обществ следовало бы искать уроки, которые действительно могли бы послужить будущему; но это требует самоотверженной и спокойной и потому менее заметной работы, а не нелепых фантазий на местности, меняющих направление подобно флюгеру, что с военно-технической точки зрения имеет для обороны границы не больше практического значения, чем для географии драматические переживания в стиле описывающих путешествия книг Карла Мейя.
Психологическая ориентация всего народного духа на всесторонний характер проблемы обороны и защиты его жизненной формы — которая далеко выходит за рамки решений о линейных и оборонительных зонах, — чем мы пренебрегали перед войной больше, чем другие народы, из-за исключительно ведомственной способности и стремления к разладу, чтобы не сказать к казуистике (в чем добросовестно участвуют высшие школы с их недоброжелательной факультетской разобщенностью) и что открылось нам на войне как первое и наиважнейшее требование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161