– Надо быть поосторожней, – прошептала итальянка. От нее пахло дюжиной разных духов, которыми она изо дня в день капала себе на руку, чтобы клиентки могли понюхать. Шон подумал, что он не возражает быть поосторожнее. Никколо прав. Он слишком много думает, так дело не пойдет.
– А вы будете со мной поосторожнее?
– Не будьте таким, – сказала она и мягко шлепнула его по здоровой щеке.
Мужчина на другой стороне улицы снова читал газету, но держал ее так, чтобы видеть поверх нее.
– Можно отсюда выйти через черный ход? – спросил Шон. Девушка с удивлением посмотрела на него. – Я должен вон тому человеку деньги, а отдавать не хочу. По крайней мере сегодня. – Он кивнул в сторону стеклянной двери, сквозь которую был виден «читатель». – Ну так как?
Она вздохнула, закончила гримировать его, оглядела свою работу, показала Шону в маленькое зеркальце результат.
– Думаю, что да. Но долги надо отдавать. Вам этого не говорили?
– Говорили, – сказал Шон. – И я отдам. Но можно пока этого не делать?
Она снова вздохнула, посмотрела, нет ли еще клиентов, провела Шона через матового стекла дверь за прилавком, потом через расфасовочную в маленький дворик. Сюда выходили задние стены больших домов.
– Идите по этому проходу и выйдете на Веррекер-стрит, – сказала итальянка.
Шон поймал ее руку.
– Если он зайдет к вам и спросит, куда я делся, скажите: давным-давно ушел через входную дверь. Вы обо мне ничего не знаете.
– Так оно и есть, – заметила итальянка.
Шон с деланной галантностью поднес к губам ее руку и поцеловал в ладонь. Когда он оглянулся в подворотне, она смотрела ему вслед. Сначала ему стало стыдно. А потом приятно. Ничего плохого не будет, если он напишет Никколо. Просто так – напомнит о себе.
Пройдя половину Веррекер-стрит, он поймал такси. За ним никто не следил. Шон расплатился с водителем у Ланкастер-гейт и доехал на метро до Пикадилли-сёркус. «Мидлэнд телевижн» помещалась в здании, похожем на ацтекский храм, недалеко от Сохо-сквер, в пяти минутах ходьбы от Пикадилли-сёркус. В просторном вестибюле стол дежурной напоминал плот посреди мраморного моря.
Крашеная блондинка с явно подтянутым лицом полностью завладела дежурной, пытаясь познакомить ее с почти двухметровой змеей, обвившей хозяйке шею наподобие шарфа.
– Влез прямо в ватер, у бедняжки один хвост торчит из клозета. Думала, никогда его оттуда не вытащу. Тото, дорогой, это был кошмар! Мамусина дорогуля чуть не утонул, ласковый мой! А этот сукин сын сантехник по телефону еще говорит: «Да спустите вы его!»
– Извините, – сказал Шон.
Змея по мамусиной груди сползла на стол, стала тереться о бювар. Вид у дежурной был крайне несчастный. Шон попытался объяснить ей, что ему нужно, но внимание ее приковала змея. Позолоченные бронзовые двери центрального лифта открылись – вышли пятеро молодых людей. Волосы их спутанными космами ниспадали на малиновые бархатные камзолы, которые, по мнению некоего гения с Карнейби-стрит, были сшиты по моде восемнадцатого века: широченные закругленные лацканы, огромные золотые пуговицы, широкие голубые ленты ордена Подвязки, пересекавшие кружевные жабо рубашек. Черные шелковые штаны до колен и туфли с золотыми пряжками дополняли впечатление – ни дать ни взять костюмы времен Регентства. Только жесткость двадцатого века, читавшаяся на лицах пятерки, не вязалась с их одеждой.
Девушки и молодые люди, ожидавшие проб и сидевшие на красной кожи диванах у дальней стены, с завистью взглянули на пятерку, зашептались.
– Очевидно, вам нужен мистер Вайнинг, – сказала Шону дежурная. Змея с края стола сползала ей на колени.
– Тото! – замурлыкала крашеная блондинка. – Мамуся будет ревновать. – Она оценивающе оглядывала Шона из-под морщинистых век. На ней была блузка из двух перекрещивающихся полотнищ, завязанных под грудью и обтягивавших ее как бандаж. Дама чуть приподняла плечо и наставила одну грудь на Шона, точно револьвер.
– Мистер Вайнинг? Тут к вам пришел… – Дежурная посмотрела на Шона.
– Инспектор Райен. – Он тут же пожалел, что не назвался по-другому, но грудь крашеной, ее змея и денди восемнадцатого века не позволили ему сосредоточиться. Из-за стеклянных дверей раздался женский визг: «Это «Они»!.. «Они»!»
– Подымитесь, пожалуйста, на пятый этаж, сэр. Мистер Вайнинг встретит вас у лифта.
Крашеная блондинка за хвост подтащила Тото к себе.
– Думаю, все из-за того, что он принимает ванну вместе со мной. Он считает, что любая вода – это ванна.
Лифт с мягким урчанием пошел вверх.
– Кто эти ребята в бархате? – спросил Шон, чтобы не молчать. Лифтер, сморщенный старик, похожий на черепаху, в темно-зеленом пальто, изумленно посмотрел на него:
– Это же «Они», поп-группа «Они». Их песня уже девять недель на первом месте в Англии. Конечно же, вы знаете эту группу. – Он говорил совсем как церковный служка, которого спросили о боге. – Пятый этаж, сэр.
Если Редвину пришлось работать с этой группой и с Тото, неудивительно, что он застрелился, подумал Шон.
Двери лифта раскрылись – его ждал молодой толстяк, присутствовавший на похоронах, он с улыбкой протягивал руку. Рука у него, наверно, липкая. Так и оказалось.
– Инспектор! Пойдемте в мой кабинет. По-моему, я видел вас вчера на похоронах! – Он провел Шона в большую прохладную комнату с пастельными стенами, где сидела секретарша, потом через следующую дверь они прошли в еще более просторную комнату: три голые светло-зеленые стены и одна черная, на которой висела оранжево-малиновая абстрактная картина. Мебель была низкая, черная и выглядела как надувная.
– Это моя берлога, – пояснил Вайнинг. Темные бегающие глазки казались чужими на его лице. Словно он был в маске, жирной, мучнисто-белой, потной, а в прорези ее смотрели глаза хорька – острые, маленькие, черные, они избегали встречи со взглядом Шона. – Садитесь, садитесь.
Шон опустился в кожаное кресло, словно в гондолу черного дирижабля, почувствовал, как оно выпустило воздух и приняло форму его тела. Вайнинг улыбнулся ему из-за металлического стола с крышкой, обтянутой черной кожей, дернул за шнур – жалюзи у него за спиной приоткрылось, в кабинет полился солнечный свет и превратил лицо Вайнинга в сгусток теней.
– Терпеть не могу темноты, – заявил он. – В нашем жутком климате так редко видишь солнце. – Его руки, похожие на маленьких толстых зверьков, поглаживали поверхность стола. – Чем могу вам служить? – Руки-зверьки заметались и застыли плашмя на столе, чего-то ожидая.
Шон хотел подвинуть свое кресло, но оно оказалось слишком тяжелым, да и сидел он слишком низко – найти точку опоры тут было невозможно. Солнце слепило его.
– Я бы хотел узнать, чем занимался Редвин перед смертью.
– Бедный Олаф, – произнесли тонкие, еле заметные губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55