По его обнаженной груди стекает пот, резиновые подтяжки крест-накрест пересекают живот. Попрощайся с Дерьмоградом, лейтенант, — говорит он. Ты вернулся живым в 1965 год. Я чувствую гнилостный запах собственных ран и засохшей мочи на своих штанах, пока под нами проносится карта наших передвижений за последние десять месяцев: сгоревшие дотла городишки, беззубые ухмылки траншей, где мы прижали их к стенке и поджарили, как цыплят, иззубренные края канавы, рисовые поля с воронками от разрывов, где они накрыли нас стеной огня с обоих флангов. Эй, лейтенант, не трогай руками, не надо, — говорит врач. Тебе что, руки связать? Там, в полевом госпитале, есть холодильник. Плазма. Кто-нибудь, держите ему руки, черт подери. Он ведь так повязку сорвет.
* * *
— Там у тебя компресс со льдом, — говорил врач — плотный седой мужчина в очках без оправы, защитного цвета брюках и футболке. — Так быстрее спадет опухоль. Похоже, ты хорошо спал после того укола, сильная, кстати, штука. Тебе что-нибудь снилось?
По тому, как снаружи на дубовые деревья падал солнечный свет, я понял, что уже за полдень. На лужайке перед больницей колыхалась на ветру лиловая глициния и цветущие ветви мирта. Над заливом Тек подняли подвесной мост, и я видел, как играют блики солнца на колесе маленького двухпалубного пароходика, катавшего туристов.
Во рту у меня было сухо, в уголки губ будто кто проволоку напихал.
— Пришлось наложить девять швов на затылке и шесть — возле рта. Придется на месяц-другой отказаться от соленых орешков, — улыбнулся он.
— Где Энни? — хрипло спросил я.
— Я отправил ее выпить кофе. Сейчас придет. И чернокожий тоже с ней. Здоровый такой парень. Сколько ему пришлось тебя нести?
— Пять сотен ярдов, до самой излучины. У меня там... все в порядке, док?
— Ничего серьезного, ни разрывов, ни переломов. Пару ночей не будешь доставать его из пижамных штанов, вот и все. Послушай, откуда у тебя шрамы на бедрах?
— На память о службе в полиции.
— Так я и думал. Похоже, там не один кусок металла.
— Иногда в аэропорту детектор срабатывает.
— Ночью побудешь здесь, а завтра мы отпустим тебя домой. С шерифом сейчас побеседуешь или отложим?
Поначалу я не замечал мужчину, сидевшего на стуле в углу. На нем была коричневая полицейская униформа, на коленях покоилась фуражка с лакированным козырьком, он почтительно кивнул мне. Пока его не уговорили занять место шерифа, он держал прачечную. Местные полицейские за двадцать лет сильно изменились. Я помню те времена, когда шериф носил синий костюм-тройку, из жилетного кармана у него свисала толстенная золотая цепь, а из кармана плаща торчал тяжелый револьвер. Ему не было дела ни до борделей на Рейлроуд-авеню, ни до игровых автоматов всего округа Иберия, он смотрел сквозь пальцы на то, как подростки из белых семей избивали черных сверстников субботними вечерами. При виде белокожей дамы на Главной улице он приподнимал свою стетсоновскую шляпу, а с пожилой негритянкой обращался так, словно перед ним было пустое место. А этот был председателем местной торговой ассоциации.
— Ты знаешь, кто были эти люди, Дейв? — спросил он. Черты его лица начинали расплываться, как у большинства людей его возраста, на щеках уже появилась сеточка красно-синих прожилок.
— Белого парня звали Эдди Китс. Ему принадлежит парочка баров в Новом Орлеане и Лафайете. Второй парень был чернокожим. Его имя Туут. — Я отпил из стакана, стоявшего на столике возле кровати. — Возможно, он с островов. Вы знаете кого-нибудь похожего?
— Нет.
— А самого Эдди Китса?
— Тоже нет. Но можно оформить ордер на его задержание.
— Я не видел его лица. Я не смогу опознать его.
— Не понимаю. Откуда тогда тебе известно, что это был он?
— Вчера он околачивался возле моего дома. Позвоните лафайетскому агенту Управления по борьбе с наркотиками, у него есть досье на этого Китса. Он вроде подручного Буббы Рока.
— Этого только не хватало.
— Послушайте, его же можно арестовать по подозрению. Ну, пришейте ему что-нибудь, ну, там, травка в кармане, хранение оружия, просроченная кредитная карточка, — придумайте что-нибудь, всегда есть за что зацепиться. — Я вновь отпил из стакана. Казалось, моя мошонка под компрессом стала размером с шар для боулинга.
— Я не знаю, что тут можно сделать. Это в компетенции лафайетского округа. Вроде как отправиться поохотиться на чужой территории. — Он мягко посмотрел на меня, будто надеялся, что я войду в его положение.
— Хотите, чтобы он вернулся? — спросил я. — А он вернется, если его не припугнуть как следует.
Он что-то записал в своем блокноте, сунул блокнот с карандашом в карман рубашки и предусмотрительно застегнул его.
— Ладно, я позвоню в управление и в окружную полицию Лафайета, а там посмотрим, — сказал он.
Потом он задал еще пару незначительных вопросов, попрощался и ушел. Я не ответил на его прощание.
А что я хотел? Я ведь и сам не был до конца уверен, что белым парнем был именно Эдди Китс. В Новом Орлеане полно людей ирландско-итальянского происхождения с акцентом, похожим на бруклинский. Я сам признал, что не смогу опознать его, да и о черномазом я знал лишь то, что его звали Туут и раз в месяц он спит в могиле. Что может знать о них бывший владелец прачечной, который одевается как разносчик пиццы, спрашивал я себя.
Однако черная мыслишка нет-нет да и всплывала из глубин моего подсознания, соблазнительная картинка того, как бы полицейские рассчитались с этим Кит-сом лет этак двадцать назад. К нему в бар заявилась бы парочка ребят в штатском (обычно они носили готовые костюмы, сидевшие на них как на корове седло), содрали бы со стены и утопили в сортире разрешение на торговлю спиртным, побили бы все стекла на его автомобиле полицейской дубинкой, приставили бы ко лбу револьвер с единственным холостым патроном в барабане и спустили курок.
Не то чтобы я одобрял подобные методы. Вовсе нет. И тем не менее соблазн был велик.
Явился Батист, пахнущий вином и рыбой. В руках у него были цветы (подозреваю, что он утащил их из вазы, стоявшей в холле), которые он поставил в бутылку из-под колы. Услышав, что чернокожий по имени Туут был тонтон-макутом, он спутал его с французским loup-garou — это нечто вроде злого духа-оборотня, в которого верили местные жители, и стал убеждать меня, что надо сходить к колдуну, чтобы найти его и насыпать ему в ноздри горсть земли с ведьминой могилы. Тут я увидел, что из заднего кармана его комбинезона торчит бутылка вина с обернутым бумагой горлышком, и он заерзал в кресле, чтобы я ничего не заметил; однако бутылка звонко стукнулась о ручку кресла и выдала сама себя. Он не знал, куда деться от стыда.
— Эй, приятель, с каких пор у тебя есть от меня секреты? — спросил я.
— Я не должен был пить, ведь мне надо смотреть за мисс Энни и за девочкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
* * *
— Там у тебя компресс со льдом, — говорил врач — плотный седой мужчина в очках без оправы, защитного цвета брюках и футболке. — Так быстрее спадет опухоль. Похоже, ты хорошо спал после того укола, сильная, кстати, штука. Тебе что-нибудь снилось?
По тому, как снаружи на дубовые деревья падал солнечный свет, я понял, что уже за полдень. На лужайке перед больницей колыхалась на ветру лиловая глициния и цветущие ветви мирта. Над заливом Тек подняли подвесной мост, и я видел, как играют блики солнца на колесе маленького двухпалубного пароходика, катавшего туристов.
Во рту у меня было сухо, в уголки губ будто кто проволоку напихал.
— Пришлось наложить девять швов на затылке и шесть — возле рта. Придется на месяц-другой отказаться от соленых орешков, — улыбнулся он.
— Где Энни? — хрипло спросил я.
— Я отправил ее выпить кофе. Сейчас придет. И чернокожий тоже с ней. Здоровый такой парень. Сколько ему пришлось тебя нести?
— Пять сотен ярдов, до самой излучины. У меня там... все в порядке, док?
— Ничего серьезного, ни разрывов, ни переломов. Пару ночей не будешь доставать его из пижамных штанов, вот и все. Послушай, откуда у тебя шрамы на бедрах?
— На память о службе в полиции.
— Так я и думал. Похоже, там не один кусок металла.
— Иногда в аэропорту детектор срабатывает.
— Ночью побудешь здесь, а завтра мы отпустим тебя домой. С шерифом сейчас побеседуешь или отложим?
Поначалу я не замечал мужчину, сидевшего на стуле в углу. На нем была коричневая полицейская униформа, на коленях покоилась фуражка с лакированным козырьком, он почтительно кивнул мне. Пока его не уговорили занять место шерифа, он держал прачечную. Местные полицейские за двадцать лет сильно изменились. Я помню те времена, когда шериф носил синий костюм-тройку, из жилетного кармана у него свисала толстенная золотая цепь, а из кармана плаща торчал тяжелый револьвер. Ему не было дела ни до борделей на Рейлроуд-авеню, ни до игровых автоматов всего округа Иберия, он смотрел сквозь пальцы на то, как подростки из белых семей избивали черных сверстников субботними вечерами. При виде белокожей дамы на Главной улице он приподнимал свою стетсоновскую шляпу, а с пожилой негритянкой обращался так, словно перед ним было пустое место. А этот был председателем местной торговой ассоциации.
— Ты знаешь, кто были эти люди, Дейв? — спросил он. Черты его лица начинали расплываться, как у большинства людей его возраста, на щеках уже появилась сеточка красно-синих прожилок.
— Белого парня звали Эдди Китс. Ему принадлежит парочка баров в Новом Орлеане и Лафайете. Второй парень был чернокожим. Его имя Туут. — Я отпил из стакана, стоявшего на столике возле кровати. — Возможно, он с островов. Вы знаете кого-нибудь похожего?
— Нет.
— А самого Эдди Китса?
— Тоже нет. Но можно оформить ордер на его задержание.
— Я не видел его лица. Я не смогу опознать его.
— Не понимаю. Откуда тогда тебе известно, что это был он?
— Вчера он околачивался возле моего дома. Позвоните лафайетскому агенту Управления по борьбе с наркотиками, у него есть досье на этого Китса. Он вроде подручного Буббы Рока.
— Этого только не хватало.
— Послушайте, его же можно арестовать по подозрению. Ну, пришейте ему что-нибудь, ну, там, травка в кармане, хранение оружия, просроченная кредитная карточка, — придумайте что-нибудь, всегда есть за что зацепиться. — Я вновь отпил из стакана. Казалось, моя мошонка под компрессом стала размером с шар для боулинга.
— Я не знаю, что тут можно сделать. Это в компетенции лафайетского округа. Вроде как отправиться поохотиться на чужой территории. — Он мягко посмотрел на меня, будто надеялся, что я войду в его положение.
— Хотите, чтобы он вернулся? — спросил я. — А он вернется, если его не припугнуть как следует.
Он что-то записал в своем блокноте, сунул блокнот с карандашом в карман рубашки и предусмотрительно застегнул его.
— Ладно, я позвоню в управление и в окружную полицию Лафайета, а там посмотрим, — сказал он.
Потом он задал еще пару незначительных вопросов, попрощался и ушел. Я не ответил на его прощание.
А что я хотел? Я ведь и сам не был до конца уверен, что белым парнем был именно Эдди Китс. В Новом Орлеане полно людей ирландско-итальянского происхождения с акцентом, похожим на бруклинский. Я сам признал, что не смогу опознать его, да и о черномазом я знал лишь то, что его звали Туут и раз в месяц он спит в могиле. Что может знать о них бывший владелец прачечной, который одевается как разносчик пиццы, спрашивал я себя.
Однако черная мыслишка нет-нет да и всплывала из глубин моего подсознания, соблазнительная картинка того, как бы полицейские рассчитались с этим Кит-сом лет этак двадцать назад. К нему в бар заявилась бы парочка ребят в штатском (обычно они носили готовые костюмы, сидевшие на них как на корове седло), содрали бы со стены и утопили в сортире разрешение на торговлю спиртным, побили бы все стекла на его автомобиле полицейской дубинкой, приставили бы ко лбу револьвер с единственным холостым патроном в барабане и спустили курок.
Не то чтобы я одобрял подобные методы. Вовсе нет. И тем не менее соблазн был велик.
Явился Батист, пахнущий вином и рыбой. В руках у него были цветы (подозреваю, что он утащил их из вазы, стоявшей в холле), которые он поставил в бутылку из-под колы. Услышав, что чернокожий по имени Туут был тонтон-макутом, он спутал его с французским loup-garou — это нечто вроде злого духа-оборотня, в которого верили местные жители, и стал убеждать меня, что надо сходить к колдуну, чтобы найти его и насыпать ему в ноздри горсть земли с ведьминой могилы. Тут я увидел, что из заднего кармана его комбинезона торчит бутылка вина с обернутым бумагой горлышком, и он заерзал в кресле, чтобы я ничего не заметил; однако бутылка звонко стукнулась о ручку кресла и выдала сама себя. Он не знал, куда деться от стыда.
— Эй, приятель, с каких пор у тебя есть от меня секреты? — спросил я.
— Я не должен был пить, ведь мне надо смотреть за мисс Энни и за девочкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71