Но… вроде удержался, не дал… Вспомнил я, отчего шум был: он стал рассказы­вать анекдоты какие-то. И тут начал кричать «караул!». Из анекдота это, про бабу, которую насилуют.
– Вам кажется достоверным, что Миловидов пришел за кадушкой?
– А что?
– Весной кто же солит огурцы?
– А… почем я знаю… попросил…
– Видите ли, Горобец, то, что вы говорите, противо­речит и логике, и всем остальным показаниям.
– Да чего стоят их показания! Коли на то пошло, зачем меня Миловидов обозвал? Чтоб от себя подозрение отвести! Он сам первый казнокрад и есть!
– Вот как? – скептически усмехнулся Пал Палыч.
Нескладный сидел перед ним человек и защищался нескладно, неуклюже.
– А за что ж я от него каждый месяц пять червонцев имел? – в запале выкрикнул Горобец.
«Гм… Похоже, действительно имел. Интересно».
– И что вы должны были за эту сумму делать?
– Смеетесь, гражданин следователь. За такие деньги разве делают? Кто делает, тот вдесятеро имеет.
«Возражение резонное».
– Хорошо, чего вы не должны были делать?
– Ничего лишнего. Дальше склада не смотреть.
– Если вы обязались чего-то не замечать, то знаете, чего именно.
– Не задумывался, – явно соврал. – Ихняя каша, им и хлебать.
– Допустим, Миловидов платил, вы не задумывались. За что тогда ругали его почем зря? Говорят, с языка у вас не сходил.
Горобец помялся.
– Из-за денег… хотел больше…
– Так вот – ни за что?
– Всем вы верите, а мне – нет! – вскипел Горо­бец. – Алена-то, гляди, какая зараза, как она вас обо­шла! Глазами похлопает – и верите! Думаете, такая уж она простенькая, такая мягонькая? А если я скажу, что у ней хахаль есть?!
Опять он сделал ложный шаг. Пробудит мимолетное к себе доверие и тотчас сам его загасит.
– Ах, Горобец, Горобец. Чем это поможет? Ведь это вас Миловидов обвинил в хищениях, от вас люди слы­шали его крик, у вас нашли окровавленную рубашку… И раз уж зашла речь о хахале, вы, кажется, напропалую ухаживали за Миловидовой до ее замужества. Было?
Горобец отвернулся, покривился.
– Мало ль по ней парней сохло… пока не привезла своего курортника.

* * *
Зина уехала. Сразу быт приобрел холостяцкий харак­тер, хотя женщины продолжали пританцовывать вокруг Томина. Он сделался городской знаменитостью после об­наружения злосчастной сорочки.
– В жизни мне так задешево не доставалась слава, – посмеивался он. – Упиваюсь популярностью.
Иногда он куда-то пропадал в приступе сыскного рвения, но появляясь, отмалчивался: терпеть не мог рас­сказывать, что да как, если брал ложный след.
Намерение его поблаженствовать было изрядно подо­рвано историей Миловидова, но в остаточном виде все же проявлялось. Город и речные берега утопали в цвету­щей черемухе. Под ногами словно завивалась от ветра снежная пороша. С сумерек налаживали соревнования соловьи. Как тут не побродить без всякой цели? Потом себе не простишь.
Побывал он и в «как за границей» за оврагом. Впечат­ления срезюмировал коротко: «Бедные козы!» Некоторые барачные переселенцы взяли с собой живость и держали на балконах, так как «курятники и свинюшники» власти категорически запретили.
За вечерними чаепитиями, случалось, дурачился, ста­раясь развлечь Знаменского. Однажды притащил откуда-то дверную ручку и, приставив к брюкам пониже спины, потребовал немедленного определения: как называется?
– Старший инспектор Томин… с ручкой, – нашелся Знаменский.
– Короче и точнее!
Пал Палыч назвал короче.
– То-то же! – хохотал Томин. – Нечего стесняться русского языка.
Доложившись Скопину, Пал Палыч получил разре­шение назначить на фабрике ревизию, а сам с наличным составом горотдела включился в многодневный обыск у Горобца. Никто из здешних не обязан был ему помогать, но помогали на совесть, запуская собственные дела – и служебные и домашние.
Пал Палыч ждал хотя бы звонка от Зины, понимая, впрочем, что так скоро экспертиза результатов не даст, тем более Зина займется ей впервые.
Удивительный она все же человек, удивительный криминалист! Хороших экспертов немало, есть превос­ходные. Но как обычно бывает? Следователь ставит кон­кретную задачу – эксперт ее решает (в меру опыта, ума, интуиции). То есть следователь спрашивает, экс­перт отвечает.
Зина же всегда в гуще дела, всматривается в него снаружи и изнутри, анализирует, фантазирует – и по своей инициативе выискивает вопросы, ответ на которые развязывает самые тугие порой узлы. И сколько всего держит в голове! А если чего не знает, то мигом найдет, где или у кого узнать.
Надо зарубить себе на носу: не заставлять ее проделы­вать скучную работу. Раз она Зине скучна, значит, вооб­ще ненужная, пустая. У Зины обостренный нюх на глав­ное в ситуации, в загадке; на особо скрываемое. Не интересно ей было считать нити на квадратном сантимет­ре, и нечего было томить ее обществом Валетного… Валетный, между прочим, какой-то пугливый и перевопло­щенный. Мало бывая сейчас на фабрике, Пал Палыч видел его несколько раз, но тот избегал встречи.
Действительно, после того как Миловидова обруши­лась на него с подозрением, будто они с Горобцом прикончили ее Сергея, Валетный не мог преодолеть опас­ки перед следователем.
Зато с Зуриным он секретничал в эти дни чаще прежнего. И один из разговоров был до того волнующим, что даже Зурина проняло.
– Петр Иваныч, Митька-киномеханик смылся! – на­летел Валетный посреди фабричного двора.
– Кто сказал? – приостановился Зурин.
– Я знаю, раз говорю! Еще в пятницу! Понимаете? В четверг Сергей пропал – наутро Митька смылся! Будто бы по телеграмме: бабка при смерти. А кто ту телеграмму читал?
– Ну это еще…
– Не обошлось без него, Петр Иваныч, не обошлось! Недаром Алена на мои слова завелась с пол-оборота!
– Погоди. – Зурин поразмыслил. – Митька да Але­на, да Сашка Горобец. Чего выходит?
– Глубокая тайна, Петр Иваныч. Кроссворд!
– Ты, Илья, давай остынь. Помолчи. Я соображу.
Сообразив, Зурин оглянулся и сказал:
– Значит, так. Если практически – нам с тобой один шут, кто кого. Наша забота другая.
– А я бы на нее звоночек в милицию, – мстительно предложил Валетный. – Чужим тонким голосом.
– Чтоб те язык откусить! Зацепят Алену – первые без порток дойдем!
– Ладно, молчу. Но в принципе если бабам такое спускать…
– Зачем спускать? Дурья ты башка. Под этот козырь мы из нее душу вытрясем!
(К чести Томина заметим, что отъезд Митьки давно не был для него новостью. Особого значения Томин этому событию не придал, но все же выяснил, что ба­бушка киномеханика еле дышит, и он, естественно, останется до похорон и поминок.)

* * *
Приехала жена Горобца: курносенькая, щупленькая, робкая, с детски-бесхитростными повадками. И, сидя на краешке стула перед Знаменским, изумленным, трепет­ным полушепотом свела на нет добрую половину дурных отзывов о муже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18