Как и всегда, Николай был безупречным помощником, никак нельзя было на него жаловаться. Но насчет самостоятельной работы… Он умолял дать ему на пробу новое задание, торжественно обещал переломить себя. Вы думаете, он справился? Увы, к сожалению, характер так быстро не меняется. Я наблюдал за Николаем не вмешиваясь. Он встал рано поутру, великолепно очинил карандаши, изготовил чудесный шагомер, обстругал его и отшлифовал шкуркой. Потом принялся за карту, поднял рельеф, надписал название крупным шрифтом. Он опять начинал с легкого, приятного, даже придумывал ненужное, вместо того чтобы заниматься основным.
– А Маринов никогда не торопился приниматься за дело. Сначала посидит, подумает, а потом уже начинает описывать. Вот увидите, он похвалит меня, – оправдывался Николай.
Эти бесконечные упоминания о погибшем коробили не только Ирину, но и меня. Пришлось сообщить Николаю правду…
По-видимому, подавленный собственным падением, в душе Николай давно мечтал о возвращении. На следующий день, когда сгладилось первое впечатление от горестного известия, он спросил только:
– Зачем же мы сидим тут?
Левушка, тот воспринял иначе. На глаза у парня навернулись слезы. Он вытянулся, как будто стоял в почетном карауле, и срывающимся голосом произнес:
– Я буду таким, как Маринов.
Ох, как не хватало Маринова! Как трудно было разбираться без него двум таким неопытным геологам, как Ирина и я.
Да, мы записали его советы, мы поняли его метод, выучили правила. Но ведь есть разница между «выучили» и «выучились». Мы твердо помнили: «Глядя на местность, надо искать причины». Но одно дело искать, а другое – найти.
На Красном болоте базальтовая лава прорвала земную кору насквозь. По-моему, не могли там сохраниться резервуары… Но на втором параллельном разломе (назовем его Левушкиным) резервуары могли быть, а признаков нефти не было никаких. Почему? Я предположил, что тут не хватает водонепроницаемой крыши, пластов глины… Нефть, может быть, и была когда-нибудь в трещиноватых песчаниках, но выдохлась – вытекла, высохла, испарилась…
Ирина, однако, и слушать не хотела о таком объяснении.
– Нет, мы обязаны найти! – твердила она.
Маринов умел маневрировать, она не отступала ни на шаг.
Чтобы закончить картирование, пора было отправляться дальше – к истокам, а мы всё бродили по тайге, заглядывали под корни и раздвигали тину на каждой лужице, надеясь увидеть желанную радужную пленку – визитную карточку нефти.
Как раз в тот день, ничего не найдя, мы усталые возвращались с Николаем в лагерь. И вот, не доходя километров двух, мы услышали хруст веток и шаги.
Шаги! Голос! Здесь, в тайге, это событие редкостное. Наверное, кто-нибудь из наших. Но почему же он ищет нас? Случилось что-нибудь?
Конечно, это был один из наших – Тимофей. И, когда он приблизился, я увидел на лице его хитроватую улыбку, как будто он собирался рассказать одну из своих историй «с крючком».
– Однако история «с крючком», – так и сказал он и подал мне мятый конверт, побывавший во многих руках.
Наконец-то письмо из Югры!
«Усть-Лосьвинский район, деревня Ларькино. Геологической партии» – стояло на конверте. Буквы расплылись – вероятно, не раз на них попадали брызги или капли дождя. А почерк знакомый – строчки низкие и размашистые. Посмотрим, что внутри.
«Дорогие ребята! Наконец-то я могу послать вам подробнейший отчет о своих злоключениях в Югре. Фокин доставил меня прямо на конференцию, где был подготовлен разгром с проработкой…»
Что такое? Маринов сам пишет! Какой ужас! Давно нет на свете, а письма от него еще приходят. Когда же все это было написано? За несколько дней до гибели?
Даты нет. На первой странице о собрании. А на последней?
«Вы меня ждите в Ларькине, вверх не уходите. Условия здесь хорошие и отношение хорошее, но я жду не дождусь, когда меня отпустят. Уже ковыляю с палочкой по палате. И главный врач сказал, что трещина в кости срослась хорошо. Здорово я все-таки приложился на пороге!..»
«Приложился»! Разбился, но не убит… Трещина в кости срослась!
– Жив он! Жив наш Маринов! Он жив, Коля!..
Я хлопал по спине Тимофея. Тимофей хохотал, приседая от восторга. Николай глядел недоумевающими глазами, а поняв, пустился в пляс…
Вот и верь устной почте!.. А мы горевали, мучились, пытаясь продолжить дело Маринова. Впрочем, все это теперь не имеет значения. Главное – Маринов жив!
2
Нам пришлось ожидать еще долго – до конца августа. Таежный ас Фокин был занят на другой трассе. И Маринов проделал весь путь снова – до Усть-Лосьвы на пароходе, оттуда на буксире у лошади.
И вот наступил долгожданный час встречи. Мы все собрались у порога. Погода стояла уже осенняя, с пронзительной свежестью, и воздух был, как ключевая вода, прозрачный и жгуче-холодный. Ивовые кусты у реки подернулись золотом и багрянцем, но под бледно-голубым небом листва их не казалась пестрой. Я думаю, северные пейзажи нельзя писать яркими масляными красками, лучше сдержанной акварелью.
В середине дня, когда мы уже разожгли костер и развесили мокрую обувь на кольях (у огня сушить нельзя, обувь развалится через несколько дней), на длинном плесе показалась черточка. Наши! Вскоре можно было различить и буксир – лошадь, идущую по берегу, и пассажиров – Маринова и Тимофея, посланного ему навстречу.
Лошадь прибыла первой. Она подошла к костру вплотную и остановилась в самом дыму, энергично шлепая хвостом. Николай щепочкой смахнул с ее морды налившихся кровью комаров. Маринов перешел на корму, чтобы лодка не ткнулась в камни. Сильным ударом шеста Тимофей загнал шитик на берег. Плоское дно зашуршало по гальке, и все мы оказались вместе. Похудевший Маринов хлопал Глеба по плечу, пожимал руку Левушке, улыбался Ирине, а Тимофей с удовольствием показывал свою охотничью добычу – громадную семгу, убитую острогой, надетой на шест. Он рассказывал, что ночью ему приснилась мать-покойница, а это хорошая примета. И весь день он ждал, что случится что-нибудь приятное. И тут семга – не иначе мать подсобила.
Посыпались вопросы: «Ну как вы здесь?» – «А что с вами случилось? Как самочувствие?»
Отыскав глазами Ирину, Маринов спросил:
– Результаты есть?
Ирина уклонилась от ответа:
– И да и нет. Нам не все понятно.
– Нет, нам понятно, – возразил я. Я не люблю уклончивой вежливости. – Но то, что вы ожидали, не найдено.
– Ну и хорошо! – сказал Маринов. Он был настроен благодушно. – Давайте обедать. Потом разберемся.
Обед тянулся долго. Со дна чемоданов были извлечены заветные бутылки и консервные банки – шпроты, сгущенное молоко. Ирина сама варила суп, даже что-то изжарила без сковородки в котелке. Николай сказал, что она может быть шеф-поваром в «Метрополе». И все трое ребят заговорили о Москве, об Охотном ряде, Манежной площади, о саде у Кремлевской стены, где уже свыше ста лет студенты всех факультетов в последнюю минуту перечитывают лекции перед экзаменами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
– А Маринов никогда не торопился приниматься за дело. Сначала посидит, подумает, а потом уже начинает описывать. Вот увидите, он похвалит меня, – оправдывался Николай.
Эти бесконечные упоминания о погибшем коробили не только Ирину, но и меня. Пришлось сообщить Николаю правду…
По-видимому, подавленный собственным падением, в душе Николай давно мечтал о возвращении. На следующий день, когда сгладилось первое впечатление от горестного известия, он спросил только:
– Зачем же мы сидим тут?
Левушка, тот воспринял иначе. На глаза у парня навернулись слезы. Он вытянулся, как будто стоял в почетном карауле, и срывающимся голосом произнес:
– Я буду таким, как Маринов.
Ох, как не хватало Маринова! Как трудно было разбираться без него двум таким неопытным геологам, как Ирина и я.
Да, мы записали его советы, мы поняли его метод, выучили правила. Но ведь есть разница между «выучили» и «выучились». Мы твердо помнили: «Глядя на местность, надо искать причины». Но одно дело искать, а другое – найти.
На Красном болоте базальтовая лава прорвала земную кору насквозь. По-моему, не могли там сохраниться резервуары… Но на втором параллельном разломе (назовем его Левушкиным) резервуары могли быть, а признаков нефти не было никаких. Почему? Я предположил, что тут не хватает водонепроницаемой крыши, пластов глины… Нефть, может быть, и была когда-нибудь в трещиноватых песчаниках, но выдохлась – вытекла, высохла, испарилась…
Ирина, однако, и слушать не хотела о таком объяснении.
– Нет, мы обязаны найти! – твердила она.
Маринов умел маневрировать, она не отступала ни на шаг.
Чтобы закончить картирование, пора было отправляться дальше – к истокам, а мы всё бродили по тайге, заглядывали под корни и раздвигали тину на каждой лужице, надеясь увидеть желанную радужную пленку – визитную карточку нефти.
Как раз в тот день, ничего не найдя, мы усталые возвращались с Николаем в лагерь. И вот, не доходя километров двух, мы услышали хруст веток и шаги.
Шаги! Голос! Здесь, в тайге, это событие редкостное. Наверное, кто-нибудь из наших. Но почему же он ищет нас? Случилось что-нибудь?
Конечно, это был один из наших – Тимофей. И, когда он приблизился, я увидел на лице его хитроватую улыбку, как будто он собирался рассказать одну из своих историй «с крючком».
– Однако история «с крючком», – так и сказал он и подал мне мятый конверт, побывавший во многих руках.
Наконец-то письмо из Югры!
«Усть-Лосьвинский район, деревня Ларькино. Геологической партии» – стояло на конверте. Буквы расплылись – вероятно, не раз на них попадали брызги или капли дождя. А почерк знакомый – строчки низкие и размашистые. Посмотрим, что внутри.
«Дорогие ребята! Наконец-то я могу послать вам подробнейший отчет о своих злоключениях в Югре. Фокин доставил меня прямо на конференцию, где был подготовлен разгром с проработкой…»
Что такое? Маринов сам пишет! Какой ужас! Давно нет на свете, а письма от него еще приходят. Когда же все это было написано? За несколько дней до гибели?
Даты нет. На первой странице о собрании. А на последней?
«Вы меня ждите в Ларькине, вверх не уходите. Условия здесь хорошие и отношение хорошее, но я жду не дождусь, когда меня отпустят. Уже ковыляю с палочкой по палате. И главный врач сказал, что трещина в кости срослась хорошо. Здорово я все-таки приложился на пороге!..»
«Приложился»! Разбился, но не убит… Трещина в кости срослась!
– Жив он! Жив наш Маринов! Он жив, Коля!..
Я хлопал по спине Тимофея. Тимофей хохотал, приседая от восторга. Николай глядел недоумевающими глазами, а поняв, пустился в пляс…
Вот и верь устной почте!.. А мы горевали, мучились, пытаясь продолжить дело Маринова. Впрочем, все это теперь не имеет значения. Главное – Маринов жив!
2
Нам пришлось ожидать еще долго – до конца августа. Таежный ас Фокин был занят на другой трассе. И Маринов проделал весь путь снова – до Усть-Лосьвы на пароходе, оттуда на буксире у лошади.
И вот наступил долгожданный час встречи. Мы все собрались у порога. Погода стояла уже осенняя, с пронзительной свежестью, и воздух был, как ключевая вода, прозрачный и жгуче-холодный. Ивовые кусты у реки подернулись золотом и багрянцем, но под бледно-голубым небом листва их не казалась пестрой. Я думаю, северные пейзажи нельзя писать яркими масляными красками, лучше сдержанной акварелью.
В середине дня, когда мы уже разожгли костер и развесили мокрую обувь на кольях (у огня сушить нельзя, обувь развалится через несколько дней), на длинном плесе показалась черточка. Наши! Вскоре можно было различить и буксир – лошадь, идущую по берегу, и пассажиров – Маринова и Тимофея, посланного ему навстречу.
Лошадь прибыла первой. Она подошла к костру вплотную и остановилась в самом дыму, энергично шлепая хвостом. Николай щепочкой смахнул с ее морды налившихся кровью комаров. Маринов перешел на корму, чтобы лодка не ткнулась в камни. Сильным ударом шеста Тимофей загнал шитик на берег. Плоское дно зашуршало по гальке, и все мы оказались вместе. Похудевший Маринов хлопал Глеба по плечу, пожимал руку Левушке, улыбался Ирине, а Тимофей с удовольствием показывал свою охотничью добычу – громадную семгу, убитую острогой, надетой на шест. Он рассказывал, что ночью ему приснилась мать-покойница, а это хорошая примета. И весь день он ждал, что случится что-нибудь приятное. И тут семга – не иначе мать подсобила.
Посыпались вопросы: «Ну как вы здесь?» – «А что с вами случилось? Как самочувствие?»
Отыскав глазами Ирину, Маринов спросил:
– Результаты есть?
Ирина уклонилась от ответа:
– И да и нет. Нам не все понятно.
– Нет, нам понятно, – возразил я. Я не люблю уклончивой вежливости. – Но то, что вы ожидали, не найдено.
– Ну и хорошо! – сказал Маринов. Он был настроен благодушно. – Давайте обедать. Потом разберемся.
Обед тянулся долго. Со дна чемоданов были извлечены заветные бутылки и консервные банки – шпроты, сгущенное молоко. Ирина сама варила суп, даже что-то изжарила без сковородки в котелке. Николай сказал, что она может быть шеф-поваром в «Метрополе». И все трое ребят заговорили о Москве, об Охотном ряде, Манежной площади, о саде у Кремлевской стены, где уже свыше ста лет студенты всех факультетов в последнюю минуту перечитывают лекции перед экзаменами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69